являющегося аналогом компьютера, от программ предыдущего дня. Возможно, в
результате простой эволюции эта необходимость у людей отпала, хотя
двадцать пять тысяч лет казались слишком коротким сроком для такой сильной
перемены.
Каков бы ни был ответ, он не мог спасти от скуки, которой Квант, как
будто, совершенно не был подвержен. Очевидно он располагал обширными
внутренними ресурсами, накопленными за многие века, с помощью которых
развлекал себя на протяжении бесконечных дней и ночей; как бы то ни было,
Мартелс доступа к ним не имел. Мартелс, как мог, скрывал этот факт, так
как ему казалось все более важным поддерживать впечатление Кванта, что
Мартелс может читать некоторые из его мыслей; несмотря на свое явное
могущество и накопленные знания Квант, похоже, не подозревал, до какой
степени непроницаем барьер между их сознаниями.
Квант также не позволял Мартелсу говорить, за исключением случаев,
когда они были одни, да и тогда, практически, тоже. Он, по-видимому, был
абсолютно нелюбопытен, или поглощен своими мыслями, или то и другое
вместе; а между визитами просителей проходили месяцы. То немногое новое,
что Мартелсу удалось выяснить в промежутках между редкими появлениями
коричневых дикарей, в основном носило отрицательный характер и не имело
практической пользы.
Он был беспомощен, и беспомощен абсолютно. Очень часто он ловил себя
на мысли, что ему почти хочется, чтобы этот безумный кошмар закончился
смертельным ударом его незащищенной головы об антенну радиотелескопа,
наподобие того жуткого рассказа, который Амброуз Бирс написал о
происшествии на мосту Аул-Крик.
Но временами появлялись просители, и во время этих визитов Мартелс
слушал и кое-что узнавал. Еще более редко на Кванта находили неожиданные
резкие приступы болтливости, которые давали гораздо больше информации,
хотя и разочаровывающей. Во время одного из таких приступов Мартелсу вдруг
было разрешено задать вопрос:
- Что за дело привело сюда того первого просителя, которого я видел -
того, что хотел узнать обряд защиты? Ты действительно собирался дать ему
какой-нибудь вздор?
- Собирался. И это не был бы вздор, - сказал Квант. - Это был бы
совершенно конструктивный комплекс схем и танцев. В свое время он вернется
за ним.
- Но как все это может действовать?
- Между любыми двумя событиями во вселенной, которые топологически
идентичны, существует естественное притяжение или отталкивание, что может
быть выражено в схематической форме. Эта взаимосвязь динамична, и поэтому
подвержена воздействию; возникает ли притяжение или же отталкивание,
зависит целиком от действий. В этом назначение танцев.
- Но это же магия - просто суеверие!
- Напротив, - возразил Квант. - Это закон природы, успешно
применявшийся на практике в течение многих веков, прежде чем были
сформулированы лежащие за ним принципы. Туземцы отлично это понимают, хотя
не смогли бы описать это в тех же терминах, что я. Это просто практическая
часть их жизни. Неужели ты думаешь, что они продолжали бы обращаться ко
мне, если бы мои советы не давали пользы? Они варвары, но отнюдь не
безумцы.
А в другом подобном случае Мартелс спросил:
- Похоже, ты разделяешь веру туземцев, что после смерти действительно
есть жизнь. Почему?
- Тому есть свидетельства; туземцы имеют регулярную и надежную связь
со своими недавними предками. Хотя у меня в этой области нет личного
опыта, но существует также и серьезное теоретическое обоснование этому.
- И в чем же оно заключается? - спросил Мартелс.
- Это тот же принцип, что позволяет нам обоим находится в одном и том
же мозгу. Личность является полустабильным электромагнитным полем; чтобы
сохранить свою целостность, ей требуется дополнительный вычислительный
аппарат мозга, а также источник энергии в виде тела или той оболочки, в
которой живем мы, чтобы поддерживать ее в состоянии отрицательной
энтропии. После того, как это поле высвобождается в результате смерти, оно
полностью теряет способность к расчетам и становится подверженным
естественной потере энтропии. Следовательно, медленно, но неизбежно оно
распадается.
- Но почему у тебя нет в этой области личного опыта? Я думал, что
первоначально...
- Это открытие, - произнес Квант голосом, вдруг ставшим отстраненным
- сделано сравнительно недавно. Такая связь возможна лишь по прямой
наследственной линии, а мои доноры - кто бы они ни были - рассеялись за
многие века до того, как стало известно о самой подобной возможности.
- Кстати, сколько тебе лет? - поинтересовался Мартелс. Но Квант
больше не проронил ни слова.
Однако, этот разговор все же дал Мартелсу чуть большее понимание
характеров туземцев, а вместе с другими отрывочными сведениями, и смутное
представление об истории. Различные ссылки на "Возрождения" позволили ему
догадаться, что со времени его эпохи цивилизация четырежды уничтожалась и
возникала вновь, каждый раз сильно изменившейся и все менее
жизнеспособной. Второе Возрождение, судя по всему, было уничтожено
всемирным обледенением; и Третье Возрождение неизбежно приняло форму
жестко организованной высокоэнергетической культуры на базе небольшой
популяции.
Однако теперь вся Земля за исключением полюсов находилась на пике
тропической фазы. Некоторые технические достижения Третьего Возрождения
еще были представлены здесь в музее, в котором Мартелс был двойным
пленником, кое-что по-прежнему в целости, а многое не настолько пришло в
упадок, чтобы не подлежало ремонту в умелых руках. Но туземцы Четвертого
Возрождения не имели необходимости в этих машинах. Они уже не только не
понимали их назначения, но и не считали нужным понимать или сохранять их.
То, что еда сравнительно просто добывалась собирательством или охотой,
сделало машины ненужными для них - а то, каким представало в их преданиях
Третье Возрождение, вдобавок еще вызывало к машинам неприязнь. Безмятежная
экономика, свойственная жителям джунглей, вполне устраивала их.
Но имелась и еще одна причина. Их взгляды кардинально изменились, что
могло быть связано лишь с открытием реального существования духов предков.
Образ жизни стал мистическим, обрядовым и в глубоком смысле аскетичным -
то есть, ориентированным на смерть, вернее, на загробную жизнь. Это также
объясняло двойственность их отношения к Кванту. Они уважали глубину его
знаний, даже благоговели перед ней, и обращались к нему время от времени
за разрешением проблем, выходящих далеко за пределы их понимания -
настолько далеко, что перевешивали их яростное чувство индивидуальности;
однако о поклонении Кванту не могло быть и речи. Они могли чувствовать
лишь жалость по отношению к личности, не имеющей связи со своими предками,
даже не разу ни испытавшей такого контакта, и явно обреченной на
отсутствие собственной загробной жизни.
Конечно, кое-кому из них приходило в голову, что даже очень прочная
мозговая оболочка не сможет устоять против какой-нибудь действительно
сильной катастрофы, например, рождения вулкана прямо под музеем; но Квант
находился там всегда, насколько свидетельствовали предания, практически
вечно, а их собственные жизни были коротки. Смерть Кванта не лежала в
пределах ближайшего будущего, о котором они привыкли думать.
Однако большая часть разговоров Кванта несла куда меньше информации.
Казалось, он почти все время находится в состоянии дзен-буддиста,
познавшего суть вещей и в то же время презирающего ее. Многие из его
ответов просителям состояли из одиночных отрывочных фраз, не имевших, на
первый взгляд, ни малейшей связи с заданным вопросом. Иногда же он отвечал
чем-то вроде притчи, большая длина которой не делала ее ни на йоту более
понятной. Например:
- Бессмертный Квант, некоторые предки говорят, что нам следует
расчистить часть джунглей и начать сеять. Другие говорят, что мы должны
по-прежнему довольствоваться тем, что собираем. Как нам разрешить это
противоречие?
- Когда Квант был человеком, двенадцать учеников собрались на краю
скалы, чтобы послушать его речь. Он спросил у них, что они хотят услышать
от него такого, чего не могут услышать из собственных уст. Все заговорили
сразу, так что отдельных ответов нельзя было разобрать. Квант сказал: "Для
одного тела у вас слишком много голов", и столкнул одиннадцать из них со
скалы.
К стыду Мартелса, в подобных ситуациях туземцы, похоже, всегда сразу
понимали, что имеет в виду Квант, и уходили, удовлетворенные ответом. В
данном конкретном случае, впрочем, Мартелсу удалось выдвинуть догадку:
- Наверно, в этих условиях невозможно оживить сельское хозяйство?
- Нет, - сказал Квант. - Но о каких именно условиях ты говоришь?
- Ни о каких, я ничего о них не знаю. Вообще-то, сельское хозяйство в
лесных сообществах в мое время было довольно обычным делом. Мне почему-то
показалось, что ты это имел в виду.
Квант больше ничего не сказал, но Мартелс ощутил, хотя и смутно, его
беспокойство. Еще один иллюзорный кирпич в здание убежденности Кванта, что
он не полностью может хранить свои мысли в тайне от Мартелса.
Конечно, Квант по содержанию и фразеологии большинства вопросов
Мартелса почти сразу сделал вывод, что Мартелс представляет из себя
довольно примитивного ученого, и более того, что Мартелс не в состоянии
достаточно глубоко проникнуть внутрь запаса научных знаний самого Кванта.
Казалось, Квант иногда испытывал какое-то извращенное удовольствие,
отвечая на вопросы Мартелса в этой области с явной прямотой, и в то же
время пользуясь самыми бесполезными терминами:
- Квант, ты все повторяешь, что никогда не умрешь. Исключая, конечно,
несчастные случаи. Но ведь источник энергии для этой мозговой оболочки
должен иметь период полураспада, и каким бы долгим он ни был,
к_о_г_д_а_-_н_и_б_у_д_ь_ его выход упадет ниже минимально необходимого
уровня.
- Это не радиоактивный источник, и у него нет периода полураспада. Он
происходит из Пустоты, дающей начало - в терминах сферической
тригонометрии - внутренней вселенной.
- Я не понимаю этих терминов. Или ты подразумеваешь, что она служит
источником непрерывного творения мира? Разве доказано, что творение еще
продолжается?
Эта фраза, в свою очередь, оказалась непонятной Кванту, и впервые он
проявил достаточно любопытства, чтобы выслушать объяснения Мартелса по
поводу теории "стабильного состояния" Фреда Хойла.
- Нет, это чушь, - сказал Квант, выслушав. - Творение одновременно
уникально и циклично. Источник внутренней вселенной находится где-то в
другом месте и необъясним, иначе, как в терминах всеобщей взаимности -
психологии единого волнового цикла.
- Единого волнового цикла? Он что, только один?
- Только один, хотя имеет тысячу аспектов.
- И он мыслит? - изумился Мартелс.
- Нет, он не мыслит. Но он обладает волей и ведет себя
соответственным образом. Пойми его волю, и ты станешь его повелителем.
- Но тогда откуда берется эта энергия?
- Первоначально из медитации. Впоследствии она не исчезает.
- Нет, я имею в виду, как эта машина...
Молчание.
Мартелс узнавал все больше, но это знание, на первый взгляд, ничего
ему не давало. Затем, в один из годов, какой-то проситель задал еще один
вопрос про Птиц; и когда Мартелс потом со всей невинностью
полюбопытствовал: - Между прочим, что такое эти Птицы? - ненависть и
отчаяние, молнией ударившие из сознания Кванта в его собственное, в одно
мгновение дали Мартелсу знать, что он, наконец, коснулся чего-то
