человек-обезьяна. Но какой-то дух удальства заставил его подойти ближе к
пантере; Тарзан словно желал убедиться, способен ли зверь на проявление
черной неблагодарности по отношению к своему спасителю.
Когда человек приблизился, Шита осторожно и молчаливо отошла в сторону;
Тарзан не остановился; он прошел мимо пантеры, едва не коснувшись ее влажной
морды, а затем, не оборачиваясь, зашагал и дальше. Пантера одну минуту
смотрела ему вслед, как будто о чем-то раздумывая, а затем медленно
поплелась за ним, как собака, идущая по следам своего хозяина.
Шагая по лесу, Тарзан слышал, что пантера следит за ним, но не мог
решить, с дружескими ли намерениями, или с враждебными. Он представлял себе,
что пантера не хочет упустить лакомого куска и выслеживает добычу, чтобы
наброситься на нее, как только почувствует в себе силы. Но вскоре он
убедился, что это предположение неверно.
Уже смеркалось. Тарзан почувствовал голод. Он спрятался в густых ветвях
дерева, держа наготове аркан. Шиты он не видел нигде поблизости:
по-видимому, она спряталась в зарослях, когда увидела, что он остановился.
Тарзану не пришлось долго ждать; через полчаса петля затянулась на шее
проходившей под деревом лани; он быстро принялся сдирать шкуру с помощью
своего ножа, а затем, вспомнив о своем четвероногом спутнике, решил
подозвать его, чтобы разделить с ним трапезу. Он принялся мурлыкать так же,
как он это делал утром, когда хотел успокоить опасения зверя, но немного
громче и внушительнее.
Он не раз слышал, что именно подобное мурлыканье издают пантеры,
охотящиеся парами, когда одна из них поймает добычу и хочет подозвать свою
подругу. В ответ на призыв Тарзана раздался треск в кустах и из зарослей
показалось гибкое золотистое туловище странного спутника Тарзана.
Заметив убитую лань, пантера на минуту остановилась, раздувая ноздри и
втягивая аппетитный запах свежей крови; затем, издав пронзительный визг, она
побежала рысцой на зов человека, и оба, расположившись рядом на траве,
принялись насыщаться свежим мясом.
После совместного ужина Шита совсем привыкла к человеку и следовала за
ним по пятам.
Несколько дней бродила эта странная пара в джунглях. Когда одному из
них удавалось поймать добычу, он подзывал другого, чтобы разделить ее с ним;
охотясь таким образом, они доставляли себе обильную пищу.
Однажды после удачной охоты новые друзья расположились под деревом и
закусывали мясом вепря; острый запах крови привлек внимание льва Нумы.
Неслышно подкравшись, он внезапно выскочил из чащи переплетающихся лиан и с
яростным ревом бросился вперед, чтобы, пользуясь правом царя зверей,
отогнать своих слабых подданных от вкусной добычи. Увидев раздраженного
льва, Шита прыгнула в кусты, а Тарзан проворно вскарабкался на дерево. Нума
медленно принялся раздирать когтями добычу и проглатывать ее огромными
кусками; а в это время человек-обезьяна устроился на ветке, свешивавшейся
над пирующим львом, и спокойно разворачивал свой аркан.
Выбрав момент, он ловко накинул петлю на шею Нумы. Затем, затянув ее
резким движением, поднял барахтавшегося льва кверху так, что только задние
ноги животного касались земли. В то же время он не переставал звать Шиту.
Быстро прикрутив веревку к крепкому суку, он спрыгнул на землю и со
своим ножом набросился на пойманного льва с одной стороны, в то время, как
прибежавшая на зов пантера кинулась на него с другой.
Пантера рвала и терзала Нуму, а человек-обезьяна несколько раз всаживал
ему в бок каменный нож, и раньше, чем владыка зверей мог своими могучими
клыками перегрызть веревку, тело его повисло беспомощно и неподвижно на
суку.
И тогда победный клич человека-обезьяны слился с торжествующим ревом
пантеры в один могучий крик, громовыми раскатами пронесшийся по джунглям.
Когда последнее эхо этого крика замирало в воздухе, к берегам
необитаемого острова причаливали на длинной пироге два десятка чернокожих.
V
МУГАМБИ
Исследовав береговую полосу острова и обойдя его вдоль и поперек во
время своих многочисленных экскурсий в глубь девственного леса, Тарзан
окончательно убедился в том, что он был единственным человеческим существом
на острове.
Нигде не нашел он ни малейшего признака хотя бы временного пребывания
человека; впрочем, он не мог бы с уверенностью сказать, что никогда
человеческая нога здесь не ступала, так как знал, как быстро роскошная
тропическая растительность сглаживает всякие человеческие следы, но он
убедился в том, что на этом острове никогда не существовало постоянных
человеческих поселений.
На следующий день после столкновения с Нумой Тарзан, сопутствуемый
по-прежнему Шитой, повстречался с племенем Акута. При виде пантеры обезьяны
обратились в паническое бегство, и Тарзану стоило больших трудов их
успокоить и созвать обратно.
Ему пришло в голову произвести опыт: примирить этих наследственных
врагов. Тарзан хватался за все, чем можно было убить время и отвлечься от
мрачных мыслей.
Уговорить обезьян заключить мир с Шитой и не нападать на нее оказалось,
к его радости, делом нетрудным, несмотря на недостаток слов на обезьяньем
языке. Но утвердить в мозгу злобной и ограниченной Шиты, что она должна
охотиться вместе с обезьянами, а не на обезьян, было задачей почти
непосильной даже для человека-обезьяны.
Среди прочего оружия у Тарзана была длинная толстая дубина. Обвив свой
аркан вокруг шеи пантеры, он с помощью этой дубинки старался вдолбить в
сознание ворчливой громадной кошки, что она не должна нападать на громадных
косматых обезьян. Обезьяны, видя аркан на шее у своего врага, расхрабрились
и подошли поближе и с удивлением смотрели на невиданное зрелище.
Обезьянам показалось необъяснимым, почему пантера Шита не набрасывалась
на белую обезьяну. Но все объяснялось просто: когда пантера огрызалась и
рычала, Тарзан ударял ее по носу, внушая таким образом страх и уважение к
дубинке.
Труднее было объяснить привязанность, которую пантера питала к
человеку-обезьяне. Вероятно, что-то подсознательное в этом примитивном
разуме, подкрепленное к тому же еще вновь возникшей привычкой, заставляло ее
подчиняться своему спасителю. К этому, конечно, присоединялась сила
человеческого духа, имеющего всегда такое сильное влияние на существа
низшего порядка. В результате все это складывалось в могущественный фактор,
который доставил Тарзану господство над Шитой, как доставлял и раньше
влияние на всех зверей джунглей, с которыми ему приходилось сталкиваться.
Настойчиво продолжая свой эксперимент, Тарзан добился в конце концов
того, что человек, пантера и обезьяны бродили бок о бок по диким джунглям,
охотясь сообща за добычей и деля ее между собой; эта разношерстная компания
представляла собою как бы первобытную коммуну. И кто мог бы узнать в главном
члене этой страшной коммуны светского джентльмена, который только несколько
месяцев тому назад был желанным гостем всех модных лондонских салонов и
клубов?
Иногда члены коммуны отделялись на некоторое время друг от друга, чтобы
следовать свойственным каждому из них желаниям. Так однажды Тарзан
отправился бродить по берегу моря и прилег на песке погреться на солнышке.
Он уже задремал, убаюканный мелодичными звуками прибоя, как вдруг из-за
невысокой горки ближнего леса показалась чья-то черная голова.
Пара глаз с удивлением смотрела на гигантскую фигуру белого человека,
раскинувшегося в лучах жаркого тропического солнца. Затем голова обернулась
назад, делая знаки кому-то, стоявшему позади. Через минуту уже две пары глаз
наблюдали за человеком-обезьяной; затем появились новые головы, еще и еще...
Наконец, на фоне неба появилось около двадцати фигур, которые начали
красться к спящему, пригнувшись к земле; это были чернокожие огромного
роста; тела их были ярко разрисованы, а лица изрезаны татуировкой, что
придавало им чрезвычайно свирепый вид; странные головные уборы,
металлические украшения на руках и ногах и в носах и длинные копья дополняли
воинственный вид негров.
Лица черных воинов были обращены к ветру, так что их запах не доносился
до Тарзана. Лежа к ним спиной, он не мог видеть, как они перебрались через
гребень мыса и затем бесшумно поползли по густой траве к песчаному берегу,
где он дремал.
Душевные муки, испытанные Тарзаном, несколько ослабили его обычную
бдительность; дикари были уже совсем близко от него, когда он инстинктивно
почувствовал опасность и проснулся.
Увидев, что белый их заметил, негры разом поднялись во весь рост и с
поднятыми копьями бросились на свою добычу, издавая пронзительные боевые
крики.
Тарзан мгновенно вышел из оцепенения; он вскочил на ноги и, схватив
дубинку, принялся отражать неожиданное нападение. Первые ловкие удары
сразили ближайших врагов; окруженный со всех сторон, Тарзан продолжал
отбиваться, нанося удары направо и налево с такой яростью и силой, что сразу
выбил из строя человек семь и внес панику в ряды остальных.
Дикари немного отступили, стали о чем-то совещаться; человек-обезьяна
стоял неподвижно, скрестив руки на груди и, улыбаясь, смотрел на них. Через
минуту нападавшие выстроились полукругом и начали новую атаку. Тарзан
почувствовал, что положение становится серьезным: теперь дикари были
раздражены и мало-помалу приводили себя в исступление; они все быстрее и
быстрее кружились вокруг человека-обезьяны в фантастической боевой пляске,
потрясая тяжелыми копьями, издавая дикий протяжный вой и высоко подпрыгивая
вверх.
Внезапная мысль осенила Тарзана; до сих пор он молчаливо и спокойно
стоял в центре дикой пляски, непрерывно поворачиваясь, чтобы оставаться
лицом к лицу с нападавшими. Он испустил вдруг пронзительный крик, который
покрыл весь оглушительный боевой шум чернокожих; как пригвожденные к месту,
дикари остановились и с недоумением посмотрели друг на друга. Этот звериный
крик, до такой степени страшный, что кровь невольно похолодела у них в
жилах, не мог исходить из человеческого горла!
Немного оправившись от испуга, дикари принялись снова за своеобразное
наступление и уже занесли было копья, чтобы броситься на врага, но внезапный
шум в джунглях позади них снова остановил их. Оглянувшись, они увидели
картину, от одного вида которой застыла бы кровь и у более храбрых воинов,
чем воины племени Вагамби.
Из чащи джунглей выпорхнула громадная пантера с оскаленной мордой и
горящими глазами; за ней следовали десятка два больших косматых обезьян.
Пантера быстро и бесшумно скользила, пригнувшись к траве, обезьяны бежали
вприпрыжку на согнутых ногах, размахивая длинными руками и ударяя себя в
грудь с глухим, злобным ворчаньем.
Звери Тарзана явились на его зов.
Раньше, чем чернокожие успели оправиться от испуга, странная орда
набросилась на них с одной стороны, а Тарзан с другой. Дикари с отчаянием
защищались, и их копья поразили немало обезьян; но никакая человеческая сила
не могла противостоять свирепому натиску зверей, опьяненных запахом свежей
крови.
Страшные зубы и цепкие когти Шиты рвали и терзали черные тела; могучие
клыки обезьян впивались в шейные артерии, а Тарзан из обезьяньего племени
носился в гуще сражения, как бог войны, подбодряя и поощряя свое звериное
воинство и поражая врагов длинным каменным ножом.
Схватка длилась недолго; чернокожие в паническом ужасе бросились в
бегство, стараясь унести свои жизни; но из двадцати человек лишь одному
удалось избежать зубов разъяренных зверей.
