-- Дело не в том, что у него нет способностей, -- говорил он. -- Если
бы это было так, я все-таки надеялся бы на успех, потому что мог бы
направить всю свою энергию на преодоление его тупости. Но досаднее всего,
что он исключительно умный мальчик. В выполненных им заданиях я не могу
найти ни одной ошибки. Меня глубоко огорчает то, что он совершенно не
проявляет интереса к своим занятиям. К заданным урокам он относится, как к
тяжелому труду, который надо окончить возможно скорее. Вряд ли вспоминает он
когда-нибудь то, что учил в часы занятий. Его интересуют только разные
приключения и геройские подвиги да некоторые повести из жизни животных и
дикарей. Звери особенно занимают его: он готов целыми часами вчитываться в
записки какого-нибудь исследователя Африки, и были случаи, когда я заставал
его ночью, в постели, за чтением книги Карла Хагенбека о зверях и дикарях.
Мать мальчика нервно топнула ногой по предкаминному коврику.
-- И вы, конечно, запретили ему это? Краска выступила на бледном лице
мистера Мура. Мистер Мур бормотал в замешательстве:
-- Я... я... пробовал взять у него книгу... но, знаете, у вашего сына
такие мускулы... Он слишком силен для своих лет.
-- Он не дал вам отобрать у него книгу? -- спросила мать.
-- Да, -- признался учитель, --он удержал ее силой. Вообще он мальчик
добрый и в этом случае был вполне корректен. Но... он превратил нашу
маленькую стычку в игру: он убеждал меня, что он -- горилла, а я --
шимпанзе, и что я хочу отнять у него добычу. С диким рычанием, какого я еще
никогда не слыхал, он налетел на меня и, подняв меня в воздух у себя над
головой, швырнул к себе на постель. После этого он сделал вид, будто душит
меня, а затем вскочил на мое простертое тело и издал страшный, пронзительный
крик, причем объяснил, что так кричат обезьяны самцы, когда торжествуют
победу. Закончил он тем, что понес меня к двери, выставил за порог и заперся
в своей комнате на ключ...
Несколько минут царило молчание. Наконец, мать мальчика сказала
серьезно:
-- Вы должны, мистер Мур, сделать все возможное, чтобы прекратить эти
выходки, потому что мой Джек...
Но она не докончила фразы, так как в это мгновение за окном раздался
громкий протяжный крик: "Хо-о-гоп!"
И дама, и учитель вскочили со своих кресел.
Комната была на втором этаже; перед домом стояло высокое дерево, ветви
которого свешивались к самым окнам: среди его листвы сидел тот, о ком сейчас
шел разговор, высокий, хорошо сложенный, красивый мальчик. Он с изумительной
легкостью балансировал на сгибавшейся под его тяжестью ветке. Увидев в окно
испуганные лица, он радостно вскрикнул.
Мать и воспитатель кинулись к окну, но едва они сделали несколько
шагов, мальчик проворно прыгнул с дерева в комнату.
-- Дикарь из Борнео приехал в Лондон! -- воскликнул он звонким голосом
и пустился исполнять военный танец вокруг встревоженной матери и
шокированного учителя. Затем он обхватил ее шею руками и поцеловал в обе
щеки.
-- О мама! -- кричал он. -- Вилли Гримсби видел вчера в мюзик-холле
удивительную ученую обезьяну. Она делает все, что угодно: ездит на
велосипеде, ест ножом и вилкой, считает до десяти и умеет делать еще
много-много чудесных вещей! Можно мне пойти посмотреть на нее? О мама,
умоляю тебя, мамочка, пусти меня...
Нежно похлопав ребенка по щеке, мать отрицательно покачала головой. --
Нет, Джек, -- сказала она, -- ты знаешь, я не одобряю подобных зрелищ.
-- Я не понимаю, почему ты мне не позволяешь, мама, -- отозвался
обиженный мальчик. -- Всем другим мальчикам позволяют, они часто ходят в
зоологический сад, а меня ты даже туда не пускаешь. Можно подумать, что я --
девочка, или... или... трусишка, маменькин сыночек, который боится даже
запертых в клетку зверей...
-- Ах, папа! -- воскликнул он, обращаясь к высокому сероглазому
мужчине, который как раз в эту минуту появился в дверях. -- Папа, папа,
неужели мне нельзя туда пойти?
-- Куда, мой мальчик? -- спросил отец.
-- Он хочет пойти в мюзик-холл, где показывают ученую обезьяну, --
пояснила мать, делая отцу предостерегающие знаки.
-- Какую обезьяну? Вероятно, Аякса?
Мальчик кивнул головой.
-- Я понимаю твое желание, сынок, -- сказал отец улыбаясь. -- Я и сам
не прочь посмотреть этого удивительного зверя. Говорят, эта обезьяна делает
чудеса. Рост у нее тоже необыкновенный: обычно человекообразные бывают
гораздо ниже и меньше... Пойдем-ка все мы посмотреть Аякса! Что ты на это
скажешь? -- обратился он к жене, но та энергично закачала головой и,
повернувшись к мистеру Муру, напомнила ему, что Джеку пора идти заниматься.
Когда ученик и учитель вышли, она быстрыми шагами подошла к мужу.
-- Джон, надо принять какие-нибудь меры, чтобы отбить, наконец, у Джека
охоту мечтать о хищных зверях и девственных лесах. Боюсь, что эти
наклонности унаследованы им от тебя. Ты ведь по себе знаешь, как силен
бывает этот зов дикой природы и какое требуется напряжение душевных сил,
чтобы воспротивиться ему! Сколько пришлось тебе вынести борьбы, чтобы
подавить в себе эту безумную, эту болезненную жажду -- снова окунуться в
жизнь джунглей, где ты провел свое детство! И кому же, как не тебе, знать,
какая ужасная судьба грозит Джеку, если он поддастся этому влечению к дикой
природе!
-- Мне думается, ты сгущаешь краски, милая Джэн, -- возразил ее муж. --
Такие чувства, как любовь к первобытным лесам, едва ли подчиняются закону
наследственности. Я считаю, что под влиянием материнских страхов ты слишком
стесняешь свободу Джека. Любовь к природе и к животным присуща каждому
здоровому нормальному мальчику, и кто бы в его возрасте не захотел
посмотреть эту дрессированную обезьяну? Ведь из того, что Джеку хочется
видеть Аякса, отнюдь не следует, что, когда он подрастет, он решит взять
себе в жены гориллу. Не надо же огорчаться, моя дорогая, и не будем лишать
нашего мальчика его удовольствий.
И Джон Клейтон, лорд Грейсток, обнял жену за талию, добродушно
засмеялся и, нагнувшись, поцеловал ее. Потом он сказал более серьезным
тоном:
-- А жаль, милая Джэн, что ты никогда не рассказывала Джеку моих
приключений в джунглях и мне тоже не позволяла открыть ему эту тайну. Мне
кажется, ты делаешь большую ошибку: если бы я рассказал нашему мальчику, как
тяжело жилось Тарзану из обезьяньего племени в первобытных лесах Африки, я
думаю, это уничтожило бы в нем всякое желание испытать подобную жизнь; ведь
она кажется мальчикам такой привлекательной и сказочно-прекрасной только
потому, что они не знают ее. Я должен открыть Джеку глаза на то, какова эта
жизнь на самом деле, и она раз и навсегда потеряет для него всякую прелесть.
Но леди Грейсток лишь покачала головой. Муж не раз убеждал ее
рассказать мальчику историю Тарзана, но она не могла с ним согласиться.
-- Нет, нет, Джон, -- говорила она. -- Я никогда не позволю, чтобы мы
сами прививали мальчику те мысли и чувства, от которых хотим его избавить.
Вечером они опять заговорили о том же, но на этот раз вопрос был поднят
самим Джеком. Мальчик читал книжку, свернувшись клубочком в большом кресле;
вдруг поднял голову и обратился к отцу.
-- Ну что же, папа, -- спросил он, прямо подходя к делу, -- ты пустишь
меня посмотреть Аякса?
-- Мама не разрешает, -- ответил отец.
-- А ты?
-- Это неважно! -- уклончиво ответил лорд Грейсток. -- Достаточно того,
что мама не позволяет.
Мальчик задумался и несколько минут сидел молча.
-- А я все-таки увижу Аякса, -- сказал он вдруг решительно. -- Я ничем
не хуже Вилли Гримсби и других мальчиков, которые ходят смотреть обезьяну.
Обезьяна ничего им не сделала, не тронет и меня. Я мог давно уйти без
спроса, но не хотел. А теперь я заранее предупреждаю тебя, что Аякса я
все-таки увижу.
Ничего вызывающего или непочтительного не было в тоне этих слов.
Мальчик спокойно констатировал положение вещей. Отец с трудом сдерживал
улыбку: ему не хотелось показать сыну, что он восхищается его мужеством.
-- Твоя откровенность мне нравится, Джек, -- сказал он. -- Я тоже буду
откровенен: если ты без позволения уйдешь смотреть Аякса, я накажу тебя; я
никогда не применял к тебе телесного наказания, но если ты ослушаешься
матери, я буду вынужден применить его.
-- Хорошо, папа, -- ответил мальчик, а затем прибавил, -- я сам приду к
тебе за наказанием, папа, как только вернусь от Аякса.
Мистер Мур занимал комнату рядом с комнатой своего юного воспитанника.
Каждый вечер перед тем, как Джек ложился спать, мистер Мур заходил к нему. В
этот вечер наставнику Джека предстояло исполнить еще одну важную
обязанность: как раз перед этим, на семейном совете, отец и мать мальчика
настоятельно просили его приложить все усилия, чтобы отвлечь Джека от мысли
о посещении Аякса.
Когда в половине девятого мистер Мур отворил дверь в комнату мальчика,
он увидел, что будущий лорд Грейсток в пальто и в шапке собирается перелезть
через окно своей спальни на улицу; это его совсем не удивило, но он все-таки
заволновался.
Мистер Мур поспешно вбежал в комнату. Впрочем, торопиться ему было
незачем, потому что чуть только Джек услышал шум и понял, что его побег
обнаружен, он спрыгнул с подоконника обратно в комнату. Казалось, он решил
отказаться от своего намерения.
-- Куда вы собрались бежать? -- запыхавшись, спросил мистер Мур.
-- Я хочу посмотреть Аякса, -- спокойно ответил мальчик.
-- Вы меня весьма изумляете, -- вскричал мистер Мур, но через минуту он
был изумлен несравненно более, потому что Джек, подойдя к нему вплотную,
неожиданно схватил его за пояс, поднял с земли и бросил лицом вниз на
кровать, после чего уткнул его голову в мягкую, глубокую подушку.
-- Ни звука, -- предупредил победитель, -- если вам дорога жизнь!
Мистер Мур отчаянно сопротивлялся, но все его усилия были тщетны.
Передал ли сыну Тарзан из обезьяньего племени свою любовь к дикой природе
джунглей или не передал, во всяком случае, его сын унаследовал ту
изумительную физическую силу, какой в его возрасте обладал отец. Джек
справлялся со своим учителем с такой легкостью, как будто это был комок
глины. Склонившись над мистером Муром, он разорвал простыню на полосы и
связал его руки за спиной: затем он перевернул его на спину, набил ему в рот
тряпок и обвязал лоскутом простыни, закрепив узлом на затылке жертвы.
Связывая таким образом учителя, Джек шепотом давал объяснения:
-- Я -- Вайя, вождь Вайев, а ты -- Мохаммед Дуби, арабский шейх; ты
убиваешь всегда моих подданных и похищаешь мою слоновую кость.
При этом Джек энергично подтягивал вверх связанные вместе лодыжки
мистера Мура, чтобы прикрутить их к связанным кистям его рук.
-- Ага, негодный! Наконец-то ты в моей власти! Я ухожу теперь, но я еще
вернусь! -- И сын Тарзана промчался по комнате, вскочил на окно, с окна --
на карниз и спустился по водосточной трубе на улицу. Наконец-то он был на
свободе!
Мистер Мур бился и катался по кровати. Он был уверен, что задохнется,
если помощь не подоспеет вовремя. В безумном страхе он скатился с кровати на
пол. Боль и сотрясение вернули ему способность спокойно рассуждать. Он лежал
не двигаясь и старался найти выход из своего плачевного положения. Наконец,
он вспомнил, что комната, в которой сидели лорд и леди Грейсток, когда он
покинул их, находится как раз под комнатой Джека. Он полагал, что с тех пор,
как он отправился наверх к Джеку, прошло довольно много времени: минуты,
