от лагеря, один выстрел будет означать неудачу, а три -- удачу, в то время
как два выстрела означали бы, что они не нашли ни д'Арно, ни его черных
похитителей.
Их встретили печально-торжественно, и не много слов было произнесено,
пока мертвые и раненые, заботливо размещенные на шлюпках, не были тихо
отвезены на крейсер.
Клейтон, изнуренный пятидневной трудной ходьбой по джунглям я двумя
схватками с черными, вошел в хижину, чтобы съесть что-нибудь и отдохнуть на
сравнительно удобной постели из трав.
У дверей стояла Джэн Портер.
-- Бедный лейтенант! -- сказала она. -- Нашли ли вы хоть след его?
-- Мы опоздали, мисс Портер, -- ответил он печально.
-- Говорите мне все! Что с ним случилось?
-- Не могу, мисс Портер! Это слишком ужасно.
-- Неужели они пытали его? -- прошептала она.
-- Мы не знаем, что они делали с ним перед тем, как убили его, --
ответил Клейтон с выражением жалости на измученном лице, делая ударение на
"перед тем".
-- "Перед тем'', как они убили его? Что вы хотите сказать? Они не? ...
Они не? ... -- Она подумала о том, что Клейтон сказал о вероятных отношениях
лесного человека с этим племенем, и не могла произнести ужасного слова.
-- Да, мисс Портер, они -- каннибалы, -- сказал он почти с горечью,
потому что и ему пришла в голову мысль о лесном человеке, и страшная
беспричинная ревность, испытанная им два дня тому назад, снова охватила его.
И тогда с внезапной грубостью, столь же чуждой Клейтону, как вежливая
предупредительность чужда обезьяне, -- он сгоряча сказал:
-- Когда ваш лесной бог ушел от вас, он, наверное, торопился на пир.
Об этих словах Клейтон пожалел еще раньше, чем договорил их, хотя и не
знал, как жестоко они уязвили девушку. Его раскаяние откосилось к тому
безосновательному вероломству, которое он проявил по отношению к человеку,
спасшему жизнь каждому из них и ни разу не причинившему никому из них вреда.
Девушка гордо вскинула голову.
-- На ваше утверждение мог бы быть один подходящий ответ, м-р Клейтон,
-- сказала ока ледяным тоном, -- и я жалею, что я не мужчина, чтобы дать вам
такой ответ. -- Она быстро повернулась к ушла в хижину.
Клейтон был медлителен, как истый англичанин, так что девушка успела
скрыться из глаз прежде, чем он успел сообразить, какой ответ дал бы
мужчина.
-- Честное слово, -- сказал он грустно, -- она назвала меня лгуном! И
мне сдается, что я заслужил это, -- добавил он задумчиво. -- Клейтон, мой
милый, я знаю, что вы утомлены и издерганы, но это не причина быть ослом.
Идите-ка лучше спать!
Но прежде чем лечь, он тихонько позвал Джэн Портер из-за парусиновой
перегородки, потому что желал извиниться. Однако с таким же успехом он мог
бы обратиться и к сфинксу! Тогда он написал записочку на клочке бумаги и
просунул ее под перегородку.
Джэн Портер увидела бумажку, притворилась, что не заметила ее, потому
что была очень рассержена, обижена и оскорблена; но -- она была женщиной и
потому скоро как бы случайно подняла ее и прочла:
Дорогая мисс Портер, у меня не было никакого основания сказать то, что
я сказал. Единственное мое извинение -- что, должно быть, нервы мои
расшатались окончательно; впрочем, это вовсе не извинение! Пожалуйста,
постарайтесь думать, что я этого не говорил совсем. Мне очень стыдно. Я
никак не хотел обидеть вас, -- вас менее, чем кого бы то ни было на свете!
Скажите, что вы прощаете меня.
Ваш Сесиль Клейтон.
-- Нет, он думал так, иначе он никогда бы этого не сказал, --
рассуждала девушка; -- но это не может быть правдой, и, я знаю, что это
неправда!
Одно выражение в записке испугало ее: "Я никак не хотел обидеть вас, --
вас менее, чем кого бы то ни было на свете!"
Еще неделю тому назад это выражение наполнило бы ее радостью, теперь --
оно угнетало ее.
Она жалела, что познакомилась с Клейтоном. Она жалела, что встретилась
с лесным богом, -- нет, этому она была рада. А тут еще та, другая записка,
которую она нашла в траве перед хижиной после своего возвращения из
джунглей, любовная записка, подписанная Тарзаном из племени обезьян.
Кто бы мог быть этот новый поклонник? Что, если это еще один из диких
обитателей страшного леса, который может сделать все, что угодно для
обладания ею?
-- Эсмеральда! Проснитесь! -- крикнула она. -- Как вы раздражаете меня
тем, что можете спокойно спать, зная, что кругом горе!
-- Габерелле! -- завопила Эсмеральда, приняв сидячее положение. -- Что
тут опять? Гиппосорог? Где он, мисс Джэн?
-- Вздор, Эсмеральда, никого тут нет. Ложитесь опять! Вы достаточно
противны, когда спите, но еще несносней, когда проснетесь!
-- Деточка вы моя сладкая, да что с вами, мое сокровище? Вы сегодня
будто не в себе, -- сказала служанка.
-- Ах, Эсмеральда, я сегодня вечером совсем гадкая. Не обращайте вы на
меня внимания -- это будет самое лучшее с вашей стороны.
-- Хорошо, сахарная моя, ложитесь-ка вы лучше всего спать. Ваши нервы
издерганы. Со всеми этими рассказами массы Филандера о ринотамах каких-то
людоедских гениях оно и не удивительно!
Джэн Портер засмеялась, подошла к кровати Эсмеральды и, поцеловав щеку
преданной негритянки, пожелала ей спокойной ночи.
XXIII
БРАТСТВО
Когда д'Арно пришел в сознание, он оказался лежащим на постели из
мягких лопухов и трав в шалаше, построенном из веток в виде маленького Л.
В отверстие шалаша открывался вид на луг, покрытый зеленым дерном, за
которым довольно близко подымалась плотная стена кустарников и деревьев.
Он был весь разбит и очень слаб. Когда сознание полностью вернулось к
нему, он почувствовал острую боль многих жестоких ран и тупую боль в каждой
кости, в каждом мускуле тела -- последствия ужасных побоев, перенесенных им.
Даже повернуть голову -- и это вызывало в нем такое безумное страдание,
что он долго пролежал неподвижно, закрыв глаза.
Он пытался по частям воссоздать подробности того, что с ним случилось
до той минуты, когда он потерял сознание, чтобы найти объяснение своего
теперешнего положения; старался понять, среди друзей ли он, или среди
врагов.
Наконец, ему вспомнилась вся ужасающая сцена у столба и странная белая
фигура, в объятиях которой он впал в бессознательное состояние.
Д'Арно не знал, какая участь ожидает его. Он не видел и не слышал
кругом никаких признаков жизни.
Беспрестанный гул джунглей -- шорох листьев, жужжание насекомых, голоса
птиц и обезьянок, -- казалось, смешались в баюкающее ласковое мурлыкание.
Казалось, будто он лежит в стороне, далеко от мириады жизней, звуки которых
долетают до него только как смутный отголосок.
Наконец, он впал в спокойный сон и проснулся уже после полудня.
Опять испытал он странное чувство полнейшей растерянности, которое
отметило и его первое пробуждение; но теперь он скоро припомнил недавнее
прошлое и, взглянув через отверстие шалаша, увидел фигуру человека, сидящего
на корточках.
К нему была обращена широкая мускулистая спина, и хотя она была сильно
загорелой, д'Арно увидел, что это спина белого человека, и он возблагодарил
судьбу.
Француз тихо окликнул Тарзана. Он обернулся и, встав, направился к
шалашу. Его лицо было прекрасно -- самое прекрасное, -- подумал д'Арно, --
какое он когда либо видел в жизни.
Нагнувшись, он вполз в шалаш к раненому офицеру и дотронулся холодной
рукой до его лба. Д'Арно заговорил с ним по-французски, но человек только
покачал головой с некоторой грустью, как показалось французу.
Тогда д'Арно попробовал говорить по-английски, но человек снова покачал
головой. Итальянский, испанский и немецкий языки привели к тому же
результату. Д'Арно знал несколько слов по-норвежски, по-русски и по-гречески
и имел поверхностное представление о наречии одного из негритянских племен
западного побережья-- человек отверг их все.
Осмотрев раны д'Арно, незнакомец вышел из шалаша и исчез. Через полчаса
он вернулся с каким-то плодом, вроде тыквы, наполненным водой.
Д'Арно жадно напился, но ел немного. Его удивляло, что у него не было
лихорадки. Опять попытался он говорить со своей странной сиделкой, но его
попытка оказалась опять безрезультатной.
Внезапно человек вышел из шалаша и через несколько минут вернулся с
куском коры и, -- о, чудо из чудес, -- с графитным карандашом! Усевшись на
корточки рядом с д'Арно, он несколько минут писал на гладкой внутренней
поверхности коры; затем передал ее французу. Д'Арно был изумлен, увидев
написанную четкими печатными буквами записку по-английски:
-- Я, Тарзан из племени обезьян. Кто вы? Можете вы читать на этом
языке?
Д'Арно схватил карандаш и приостановился. Этот странный человек писал
по-английски. Очевидно, он -- англичанин!
-- Да, -- сказал д'Арно, -- я читаю по-английски. Я и говорю на этом
языке. Значит, мы можем говорить с вами! Прежде всего позвольте мне
поблагодарить вас за все, что вы для меня сделали.
Человек только покачал головой и снова указал на карандаш и кору.
-- Mon Dieu! -- воскликнул д'Арно. -- Если вы англичанин, почему же вы
не можете говорить по-английски?
И у него блеснула мысль: человек вероятно немой, возможно даже --
глухонемой.
Итак д'Арно написал на коре по-английски:
-- Я, Поль д'Арно, лейтенант французского флота. Благодарю вас за все,
что вы для меня сделали. Вы мне спасли жизнь, и все, что мне принадлежит --
все ваше! Но разрешите ли спросить: как человек, который пишет по-английски,
не говорит на этом языке?
Ответ Тарзана привел д'Арно в полное изумление:
-- Я говорю только на языке моего племени -- больших обезьян, которыми
правил Керчак. Говорю немножко на языке слона Тантора и льва Нумы и понимаю
также языки прочих народов джунглей. С человеческом существом я никогда не
говорил, исключая одного раза с Джэн Портер и то знаками. Это первый раз,
что я говорю с другим из моей породы путем переписки.
Д'Арно был поражен. Казалось невероятным, чтобы на земле существовал
взрослый человек, который никогда не говорил с другим человеком, и казалось
еще более нелепым, чтобы такой человек мог писать и читать! Он снова
взглянул на послание Тарзана: "исключая одного раза с Джэн Портер". Это была
американская девушка, унесенная в джунгли гориллой.
Внезапный свет начал брезжить в голове д'Арно: -- так вот она
"горилла!". Он схватил карандаш и написал:
-- Где Джэн Портер?
И Тарзан подписал внизу:
Она вернулась к родным, в хижину Тарзана из племени обезьян.
-- Значит она жива? Где же она была? Что случилось с ней?
-- Она жива. Теркоз взял ее себе в жены, но Тарзан отнял ее у Теркоза и
убил его раньше, чем он успел повредить ей. Никто в джунглях не может
вступить в бой с Тарзаном и остаться живым. Я, Тарзан, из племени обезьян,
могучий боец!
Д'Арно написал:
-- Я рад, что она в безопасности. Мне больно писать. Я отдохну немного.
И Тарзан ответил:
-- Отдохните! Когда поправитесь, я отнесу вас к вашим. Много дней
пролежал д'Арно на своей постели из мягких папоротников. На второй день
началась лихорадка, и д'Арно думал, что это означает заражение, и был
уверен, что он умрет.
Ему пришла одна мысль в голову. Он удивился, как раньше не подумал об
этом?
Он позвал Тарзана и знаками показал, что хочет писать. А когда Тарзан
принес кору и карандаш, д'Арно написал следующее:
-- Не можете ли вы сходить к моим и привести их сюда? Я напишу записку,
и они пойдут за вами.
Тарзан покачал головой и, взяв кору, ответил:
--Я подумал об этом в первый же день, но не смел. Большие обезьяны
