разговаривали о пережитых приключениях и размышляли о будущем, строили
планы бегства и надеялись, что Тасор будет отсутствовать недолго. Они
говорили о многом: о Гасторе, Гелиуме, Птарсе, и наконец разговор напомнил
Таре о Гатоле.
- Ты служил там? - спросила она.
- Да, - ответил Гохан.
- Я вспомнила Гохана, джеда Гатола, во дворце моего отца, - сказала
она. - За день до того, как буря унесла меня из Гелиума, я вместе с ним
была на приеме во дворце моего отца, это был самонадеянный нахал, богато
украшенный платиной и бриллиантами. Никогда в жизни я не видела таких
великолепных украшений, как на нем; наверное, великолепие всего Барсума
сосредоточено при дворе Гатола. Но я не могла себе представить, как этот
разукрашенный джед извлекает свой драгоценный меч в смертельной схватке.
Мне казалось, что джед Гатола, несмотря на все свои богатства, плохой
боец.
В полутьме комнаты Тара не заметила, как исказилось лицо ее
собеседника.
- Ты впоследствии не думала о джеде Гатола? - спросил Туран.
- Ни тогда, ни сейчас, - ответила она со смехом. - Как было бы задето
его самолюбие, если бы он узнал, что бедный пантан завоевал большее
уважение Тары из Гелиума. - И она положила руку ему на колено.
Он схватил пальцы ее руки и прижал их к губам.
- О Тара! - воскликнул он. - Не думаешь ли ты, что я сделан из камня?
Одной рукой он обхватил девушку за плечи и привлек к себе ее
податливое тело.
- Пусть первый предок простит мою слабость! - воскликнула она и,
обхватив руками его шею, прижалась к его губам. Надолго застыли они так в
первом поцелуе, а затем она мягко отстранила его.
- Я люблю тебя, Туран, - полурыдала она. - Я так тебя люблю!
Единственное мое оправдание в том, что теперь я знаю: я никогда не любила
Джор Кантоса. И если ты действительно любишь меня, Туран, как говоришь, ты
защитишь меня от большего бесчестья, ведь я как глина в твоих руках.
Он вновь прижал ее к себе, затем внезапно отстранил и принялся шагать
взад и вперед по комнате, как бы пытаясь подчинить непокорное желание,
поднимающееся из глубины его души... Как торжественный гимн звучали у него
в мозгу и сердце ее слова: "Я люблю тебя, Туран! Я так люблю тебя!" И это
произошло так внезапно. Он думал, что она испытывает к нему лишь
благодарность за верность, и вот все преграды рухнули, она больше не
принцесса, наоборот... Но тут его размышления были прерваны звуками,
донесшимися из-за запертой двери. Не производя ни малейшего шума, он
подошел к ней и прислушался - откуда-то издалека доносился лязг металла -
несомненный признак приближения вооруженных людей.
Несколько мгновений Гохан внимательно прислушивался, прижавшись к
двери, пока у него не осталось никаких сомнений в том, что в эту часть
дворца могут прийти лишь с единственной целью - в поисках Тары и его
самого. Это заставило его искать немедленный выход. В комнате, где они
находились, было еще несколько дверей, и их следовало проверить в поисках
более безопасного убежища. Подойдя к Таре, он рассказал ей о своих
подозрениях и повел к одной из дверей, которая оказалась незапертой. За
ней была полуосвещенная комната, на пороге которой они остановились в
замешательстве и быстро отступили назад: четыре воина, сидевших вокруг
доски джэтана.
То, что их приход остался незамеченным, Гохан объяснил увлеченностью
этих четырех игрой. Осторожно прикрыв дверь, беглецы молча двинулись к
следующей, но она была закрыта. Оставалась еще одна дверь, и они быстро
направились к ней, так как отряд приближался к их убежищу. Но, к их
досаде, и эта дверь оказалась запертой.
Они оказались теперь в сложном положении: если воины знали, где они
скрываются, то беглецы погибли. Вновь Гохан повел Тару к двери, за которой
сидели игроки в джэтан. Выхватив меч, он ждал, прислушиваясь. Звуки шагов
доносились теперь отчетливо, отряд приближался и скоро будет здесь. За
дверью всего четыре воина, к тому же не ожидающих нападения.
Оставался только один выход, и Гохан распахнул дверь в соседнюю
комнату, держа Тару за руку. Четверо игроков по-прежнему не замечали их
присутствия. Один из них сделал или собирался сделать ход, так как его
пальцы застыли над фигурой, стоящей на доске. Остальные трое ждали хода.
Еще мгновение Гохан смотрел на игроков, сидевших в забытых и запрещенных
покоях дворца, потом слабая улыбка понимания тронула его черты.
- Идем! - сказал он Таре. - Их нечего бояться. Они сидят здесь более
пяти тысячелетий. Это работа какого-то древнего таксидермиста.
Подойдя ближе, они увидели, что эти фигуры покрыты толстым слоем
пыли, но кожа их так хорошо сохранилась, как и на недавно приготовленных
И-Госом чучелах... Потом они услышали, как отворилась дверь в комнату,
которую они только что оставили, и поняли, что преследователи близко. В
противоположной стороне была дверь, ведущая в коридор, который оканчивался
другой комнатой. В центре располагался богато украшенный спальный помост.
Помещение, подобно всем остальным, было слабо освещено, время притушило
свет радиевых ламп и покрыло их пылью. Можно было разглядеть множество
богатых одежд, украшений. Они заметили нечто похожее на фигуру человека,
лежавшую наполовину на полу, в наполовину - на постели. Другого входа,
кроме того, которым они вошли, не было видно, хотя они понимали, что под
занавесами могут скрываться другие двери.
Гохан, чье любопытство было возбуждено легендами, окружавшими эту
часть дворца, подошел к помосту, чтобы осмотреть фигуру, очевидно упавшую
с него. Он увидел сморщенный, ссохшийся труп мужчины, лежавшего на спине с
вытянутыми и широко расставленными пальцами. Одна нога у него была
подогнута, а вторая запуталась в мехах и шелках постели. После пяти
тысячелетий его высохшее лицо и безглазые орбиты выражали такой ужас, что
Гохан понял, - что перед ним тело короля О-Мая.
Вдруг Тара, стоявшая рядом, схватила воина за руку и указала в
дальний угол комнаты. Гохан взглянул туда и почувствовал, как волосы
встают дыбом. Обхватив левой рукой девушку, правой он вытащил меч и стоял
так между нею и занавесами, на которые смотрел. Потом медленно попятился,
так как в этой угрюмой и заброшенной комнате, в которую уже пять тысяч лет
не ступала нога человека и ни одно дыхание не колебало воздух, тяжелые
занавеси в углу двигались. Но двигались они не как от сквозняка, если
только тут мог быть сквозняк. Они внезапно выпячивались, будто кто-то
пытался пробиться сквозь них. Гохан пятился к противоположному углу, пока
они не прижались спинами к висевшим там занавескам, и тут они услышали
приближение преследователей. Тогда Гохан протолкнул Тару за занавеси,
последовал за ней сам, и, задернув их, оставил лишь небольшую щель, через
которую мог наблюдать за комнатой и дверью.
Между шторами и стеной было пространство примерно в три фута, и так
по всей комнате. Так обычно устроены все спальни богатых и влиятельных
людей на Барсуме. У такого устройства несколько целей. Здесь дежурит
охрана, будучи в комнате своего хозяина и в то же время оставаясь
невидимой. Здесь скрывались потайные выходы из комнаты. Наконец, здесь
можно спрятаться от убийц и других недругов, ворвавшихся в комнату.
Трое вождей и дюжина воинов без труда шли по следам беглецов,
оставленным на пыльном полу. Тем не менее посещение этой части дворца
потребовало от них большой храбрости, и теперь, когда они находились в
покоях самого О-Мая, их нервы были на пределе - еще один поворот, и они не
выдержат; все люди Манатора были суеверными. Войдя в комнату, они медленно
продвигались вперед с обнаженными мечами. Казалось, ни один из них не
хотел возглавить отряд. Двенадцать воинов, трусливо, держались позади, а
трое вождей, подгоняемые страхом перед О-Таром и гордостью, подбадривая
друг друга, медленно вошли во вторую полутемную комнату.
Идя по следам Гохана и Тары, они подошли к каждой двери, но только
одна поддалась их усилиям: осторожно открыв ее, они увидели четырех
игроков за доскою джетана. Мгновение - и они были готовы обратиться в
паническое бегство, так как знали, что в этих покоях можно встретить
только духов мертвых. Но вновь собрав все свое мужество, они миновали
группу игроков и по узкому коридору прошли в спальню короля О-Мая. Они не
знали, что это за ужасная комната прямо перед ними, и прошли туда. У входа
они остановились, пока их глаза привыкли к тусклому свету. Вдруг один из
них указал пальцем на фигуру, лежавшую на полу с одной ногой на постели.
- Смотрите! - крикнул он. - Это тело О-Мая! Предки предков! Мы в
проклятой комнате!
Одновременно из-за занавески в углу раздался глухой стон,
сопровождаемый пронзительным воплем; занавески зашевелились и стали
вытягиваться перед их глазами.
Все как один, вошедшие повернулись и побежали к дверям. В узком
проходе они теснились, отталкивая друг друга, крича от ужаса и стараясь
как можно быстрее убежать. Они отбросили мечи и цеплялись друг за друга.
Некоторые упали, другие топтали их. Наконец, предводительствуемые самым
быстрым, они пробежали две соседние комнаты и оказались в пустом коридоре.
Они не останавливались до тех пор, пока, бледные и дрожащие, не оказались
в пиршественном зале О-Тара. При виде их воины, оставшиеся в зале,
вскочили с обнаженными мечами, думая, что за тремя вождями гонится
множество врагов. Но никто не последовал за теми в зал. Трое вождей стояли
перед О-Таром со склоненными головами и дрожащими коленями.
- Ну? - потребовал ответа джеддак. - Что случилось? Говорите!
- О-Тар! - воскликнул один из них, овладев наконец своим голосом. -
Разве мы трое уступали в сражении или поединке? Разве наши мечи не были
всегда обнажены для защиты твоей безопасности и чести?
- Но ведь я не отрицаю этого!
- Слушай тогда, о джеддак, и рассуди со снисходительностью. Мы вошли
в проклятые помещения и не дрогнули. Наконец мы оказались в ужасной
комнате, куда уже пять тысяч лет не заглядывал глаз человека, и тут мы
увидели лицо мертвого О-Мая, лежащего так, как его нашли. Мы прошли в эту
ужасную комнату и были готовы идти дальше. Вдруг раздался ужасный стон, и
занавеси задвигались в этом мертвом воздухе. О-Тар, это было выше
человеческих сил. Мы бросили мечи и дрались друг с другом, чтобы выбраться
первыми. С печалью, но без стыда я рассказываю тебе это, ибо нет человека
в Манаторе, который не сделал бы то же самое. Если они не корфалы, они уже
мертвы в комнате О-Мая и их нужно там оставить... Я не вернусь в это
проклятое место, даже если меня там ждут доспехи джеддака и пол-Барсума
впридачу. Я сказал.
О-Тар сдвинул нахмуренные брови.
- Неужели все мои вожди трусы? - спросил он презрительно.
Один из тех, кто оставался в зале, встал и повернул свое хмурое лицо
к О-Тару.
- Джеддак знает, - сказал он, - что в Манаторе джеддак всегда был
самым храбрым из воинов. Я пойду туда, куда поведет мой джеддак. Но он не
имеет права называть меня трусом, если посылает туда, куда не идет сам. Я
сказал.
Когда он сел, наступила мертвая тишина.
Все поняли, что говоривший сделал вызов храбрости О-Тара, джеддака
Манатора, и ждали его ответа. У всех была одна и та же мысль: О-Тар должен
повести их в комнату О-Мая, иначе он проявит трусость, а на троне Манатора
не должен сидеть трус.
Но О-Тар колебался, он смотрел в лица тех, кто окружал его в
пиршественном зале - но на лицах безжалостных воинов видел лишь угрюмые
усмешки. Ни следа снисходительности не было на этих лицах. Но друг его
