выуживает старый ржавый шестизарядник и тут я задаю деру через весь
Линкольн-Парк, а вокруг только пули рассекают. Он же успел троих пида-
ров вздернуть, пока его менты не повязали. Я в смысле, что Линчеватель
свою кликуху правильно заслужил...
"Замечал когда-нибудь, сколько выражение передается от голубых к
зэкам? Типа "ломись", как бы давая понять, что вы с ним в одной теле-
ге?
""Впендюрь ей!"
""Ломи Дурцефала, он уже вон пассажира готовит!"
"Что-то Бобер слишком быстро письку на него раскатал."
"Как Сапожник (он это погоняло заработал разводя фетишистов в обув-
ных магазинах) говорит: "Дай лоху конского возбудителя, и он еще за
добавкой приползет". А когда Сапожник видит лоха, он неровно дышать
начинает. Харя у него вспухает вся, и губы лиловеют, как у эскимоса в
жару. Затем он медленно так, не спеша, надвигается на этого лоха, про-
щупывает его, пальпирует пальчиками гнилой эктоплазмы.
"У Бажбана подкупающая внешность маленького мальчика, ребенок
сквозь него прямо просвечивает синей неонкой. Зашел такой прямо с об-
ложки Сэтердей Ивнинг Пост вместе с кучкой других остолопов и заформа-
линился в мусоре. Лохи у него никогда не гундят а Жоржики на цырлах
иглу за ним таскают. Как-то Синюшный Мальчонка начал съезжать, и нару-
жу такое выползло, что даже санитара со скорой бы вырвало. Бажбан под
конец включается, начинает бегать по пустым кафетериям и станциям мет-
ро и вопить: "Вернись, пацан!! Вернись!!" и кидается вслед за ним пря-
мо в Ист-Ривер, под воду сквозь презера и апельсиновые шкурки, сквозь
мозаику плавающих газет, в саму молчаливую черную жижу, к гангстерам,
закатанным в бетон, и к пистолетам, расплющенным так, чтобы избежать
пронырливых пальчиков любопытствующих экспертов по баллистике."
А фрукт мой думает себе: "Вот это тип!! То-то расскажу о нем парням
в Кларке." Он коллекционирует народные характеры, замереть готов, если
Джо Гулд ему чайку покажет. Поэтому вешаю я ему на уши, типа крутой, и
сбиваю стрелку, продать немного "плана", как он его называет, думая
про себя: "Загоню-ка я придурку кошачьей мяты." (Примечание: Кошачья
мята пахнет как марихуана, когда горит. Часто втуляется неосторожным
или неопытным.)
"Ну ладно," сказал я, постукивая пальцем себе по запястью, "долг
зовет. Как сказал один судья другому: "Будь справедлив, а если не мо-
жешь, то суди от фонаря"."
Залетаю я в кафетерий, а там Билл Гэйнз съежился в паленом пальту-
гане в углу, будто полупарализованный банкир в 1910 году, и Старина
Барт, потасканный и неприметный, ломает фунтовый кекс грязными пальца-
ми, лоснящимися от пластилина.
У меня на окраине были клиенты, о которых заботился Билл, да и Барт
знал нескольких реликтов еще со времен гаяновых раскурок, призрачных
дворников, серых как пепел, привратников-привидений, выметающих пыль-
ные вестибюли медленной старческой рукой, кашляя и сплевывая поминутно
в предрассветном отходняке, вышедших на пенсию барыг-астматиков в те-
атральных отелях, Пантопонную Розу, пожилую мадам из Пеории, стоичес-
ких официантов-китайцев, по которым никогда не видно, есть у них дол-
бата или нет. Барт выискивал их, прогуливаясь своей старой торчковой
походкой, терпеливо, осторожно и медленно, ронял им в обескровленные
ладони несколько часов тепла.
Однажды прикола ради я сходил с ним на один такой обход. Знаете,
как старики уже теряют всякий стыд по части еды, и когда смотришь на
них, тошнит? Со старыми торчками точно так же насчет мусора. Они лепе-
чут и повизгивают при виде его. Слюна висит у них с подбородков, в жи-
воте урчит и все нутро у них скрежещет в перистальтике, пока они лиз-
нуть собираются, растворяя пристойную кожу своего тела, так и ждешь,
что в любой момент сейчас огромный пузырь протоплазмы вырвется из них
на поверхность и всосет в себя мусор. Отвратительное зрелище в натуре.
"Что ж, мои мальчишечки тоже такими когда-нибудь станут," подумал я
философски. "Странная штука жизнь, а?"
И вот, значит, обратно в центр, к станции Шеридан-Сквер, на тот
случай если душман еще рыщет по подсобкам.
Я говорил, что это ненадолго. Я знал, что они там свои макли плетут
и злую ментовскую порчу наводят, подкидывая мне моргалки в Ливенворте.
"Бесполезно его на иглу подсаживать, Майк."
Я слышал, что они замели Чапина на колесах. Этот старый евнух обес-
хуевший просто сидел в подвале участка, пичкая его сериками денно и
нощно, год за годом. А когда Чапин кинулся в петлю в Коннектикуте,
этого старого акуса находят со свернутой шеей.
"С лестницы упал," говорят. Знаете эту вечную ментовскую баланду.
Мусор весь окружен чарами и табу, заговорами и амулетами. Я мог
отыскать своего связного в Мехико как по радару. "Не на этой улице, на
следующей, направо... теперь налево. Теперь опять направо," а вот и
он, беззубое старушечье лицо и вымаранные глаза.
Я знаю, что этот старый сбытчик ходит везде и мычит себе под нос
песенку, и все, мимо кого он проходит, подхватывают. Он так сер и
призрачен, что они его не замечают и думают, что песенка у них сама в
мозгах мычится. Так клиенты и подсаживаются на Улыбки, или на Я Наст-
роен Любить, или на Говорят, Мы Слишком Молоды, Чтобы Ходить Вместе
Долго, или на то, что у него сегодня в программе. Иногда можно уви-
деть, к примеру, полсотни крысячьего вида пыжиков, до визга оприходо-
ванных, бегущих гурьбой за парнишкой с губной гармошкой, и сидит Чувак
на плетеном стульчике, хлеб лебедям кидает, жирный травестит прогули-
вает свою афганскую борзую по Восточным Пятидесятым, старый алкаш ссыт
на Эль столбо, радикал из студентов-еврейчиков раздает листовки на Ва-
шингтон-Сквер, садовник стрижет кусты, дезинсектор, рекламный фрукт в
Недике, что запанибрата с продавцом. Всемирная сеть торчков, настроен-
ная на пуповину протухшей молофьи, перетягивающаяся в меблирашках,
дрожащая в предутренних ломках. (Старые Медвежатники сосут черный дым
в подсобке Китайской прачечной, а Меланхоличная Малышка подыхает от
передоза временем или отвыкши дышать в долбате.) В Йемене, Париже, Но-
вом Орлеане, Мехико и Стамбуле - дрожа под отбойными молотками и паро-
выми экскаваторами, по-торчковому визгливо драконя друг друга на чем
свет стоит, никто из нас ничего подобного прежде не слыхал, а Чувак
высунулся из проезжающего парового катка, и я грюкнулся в ведерко гуд-
рона. (Примечание: Стамбул сейчас сносят и отстраивают заново, особен-
но ветхие торчковые кварталы. В Стамбуле больше героиновых героев, чем
в Нью-Йорке.) Живые и мертвые, в тоске или откидоне, подсевшие или
спрыгнувшие, или подсевшие снова, заходят они на лучик мусора, а Связ-
ник жует Чоп-Суи на Долорес-Стрит, пеленг Мехико, макая пальцами фун-
товый кекс в кафетерии самообслуживания, загнанный сюда с толкучки с
цепи сорвавшейся сворой Людей. (Примечание: Люди на новорлеанском жар-
гоне значит душманы.)
Старый Китаец зачерпывает речной воды в ржавую консервную банку и
промывает сифилис тяги, плотный и черный как шлак. (Примечание: Сифи-
лис тяги - это пепел скуренного опия.)
Ладно, у душманов остались моя ложка с пипеткой, и я знаю, что они
выходят на мою частоту по наводке этого слепого стукача, известного
под именем Вилли-Диск. У Вилли круглый рот, похожий на диск, обрамлен-
ный чувствительной, постоянно встающей черной волосней. Он ослеп, ши-
ряясь в глазное яблоко, нос и нчбо у него изъедены от вдыхания гарри-
ка, а тело - сплошная зарубцевавшаяся масса, тердая и сухая как дере-
во. Говно жрать он может теперь только этим своим ртом, иногда тот по-
качивается на конце длинной трубки эктоплазмы, нащупывающей эту нес-
лышную частоту мусора. Он идет за мной по следу через весь город в но-
мера, из которых я уже выехал, и душманы наезжают на каких-то новоб-
рачных из Сиу-Фоллз.
"Ладно, Ли!! Выходи из-за занавески! Мы знаем, что ты там" - и тот-
час выдергивают у парня член.
И вот Вилли припекает, и ты всегда слышишь в темноте его (он функ-
ционирует только в темноте) скулеж и чувствуешь ужасающую настырность
этого слепого, ищущего рта. Когда они уже подтягиваются кого-то брать,
Вилли совершенно выходит из-под контроля и ртом проедает дырку прямо в
двери. Если менты не успеют утихомирить его разрядником для скота, он
готов высосать все соки из каждого наркоши, которого вложил.
И я сам знал, и все остальные знали, что они спустили на меня Дис-
ка. И если мои пацаны-клиенты когда-нибудь расколются в суде: "Он зас-
тавлял меня совершать всякие ужасные половые акты в обмен на мусор," -
я могу навсегда расцеловаться с топталовкой.
Поэтому мы затариваемся гарриком, покупаем подержанный студебеккер
и отчаливаем на Запад.
Линчеватель закосил под шизу, одержимого бесами:
"Я стоял вне себя, пытаясь остановить призрачными пальцами эти по-
вешения.... Я дух, желающий того же, чего хотят все духи - тела - пос-
ле того как Долгое Время перемещался по ничем не пахнущим переулкам
пространства где никакой жизни нет только бесцветная никакого запаха
смерти.... Никто не в состоянии дышать и чуять ее запах сквозь розовые
спирали хрящей окаймленных кристальными соплями, говном времени и
плотскими фильтрами черной крови как кружевом."
Он стоял там в продолговатой тени зала суда, все лицо изодрано буд-
то изломанная пленка похотями и голодами личиночных органов копошащих-
ся в предполагаемой эктоплазменной плоти мусорного оттяга (десять дней
на инее во время Первого Слушания) плоти блекнущей при первом молчали-
вом касании мусора.
Я видел как это произошло. Десять фунтов скинуто за десять минут
стоя со шприцем в одной руке поддерживая штаны другой, его отрекшаяся
плоть пылает холодным желтым нимбом, именно там в нью-йоркском гости-
ничном номере... ночная тумбочка замусорена конфетными коробками,
окурками сигарет, каскадом сыплющихся из трех пепельниц, мозаика бес-
сонных ночей и внезапных приступов голода у торчка в тасках лелеющего
свою младенческую плоть....
Линчевателя судит Федеральный Суд по обвинению в самосуде Линча и
он оказывается в Федеральном Дурдоме специально приспособленном к со-
держанию духов: точное, прозаичное воздействие объектов... умываль-
ник... дверь... параша... решетки... вот они... вот оно... все связи
обрезаны... снаружи ничего... Мертвый Тупик... И Мертвый Тупик в каж-
дом лице...
Физические перемены сначала были медленны, затем поскакали вперед
черными толчками, проваливаясь сквозь его вялую ткань, смывая челове-
ческие черты... В его месте вечной тьмы рот и глаза - это один орган
бросающийся щелкая прозрачными зубами... но ни один орган не постоянен
в том что касается либо его функции либо его положения... половые ор-
ганы дают побеги где угодно... задние проходы открываются, испражняют-
ся и закрываются снова... весь организм целиком изменяет цвет и кон-
систенцию за какие-то доли секунды....
Бажбан - угроза обществу из-за своих приступов, как он их называет.
К нему подступал Лох Внутри а это шарманка которую никто не может ос-
тановить; под Филькой он выскакивает из машины отмазать нас у блондин-
ки и легавым одного взгляда на его рожу хватило чтобы замести всех
нас.
Семьдесят два часа и пятеро клементов в кумаре с нами в стойле. Те-
перь не желая разлатывать свою заначку перед этими голодными чушпана-
ми, приходится поманеврировать и дать сламу на фараона прежде чем от-
тырить себе отдельную морилу.
Запасливые торчки, иначе белочки, хранят курки против любого шмона.
Ширяясь всякий раз, несколько капель я намеренно роняю в жилетный кар-
машек, подкладка вся уже заскорузла от ширева. Пластиковая пипетка
хранилась у меня в башмаке, английская булавка вколота в ремень. Знае-
те, как описывают эти прибамбасы с пипеткой и булавкой: "Она схватила
безопасную булавку, всю ржавую от запекшейся крови, выдолбила здоро-
венную дырку у себя в ноге, как бы раззявившуюся непристойным, гноя-
