масса урана-235 и получено, по словам самого академика, ее весьма прав-
доподобное, но из-за приближенного знания ядерных констант неточное зна-
чение...
Небезынтересны, как мне кажется, и рассуждения Юлия Борисовича о том,
что запрет на разглашение самого факта получения подобной информации был
суров. И уж кому-кому, а нашим "атомным" разведчикам должно быть особен-
но ясно, почему советские физики не обсуждали эту тему.
Я не собираюсь вступать в полемику ни с академиком Харитоном, ни с
кем-либо другим. Но поговорить на эту тему стоит. Ведь так и не сказано
главное - о роли моего отца в создании ядерного оружия. К тому же он
умолчал о некоторых деталях своей биографии...
Из официальных источников:
Юлий Харитон. Академик. Трижды Герой Социалистического Труда, лауреат
Ленинской и нескольких Государственных премий.
Родился в 1904 году в Петербурге. Окончил Ленинградский политехничес-
кий институт. С 1921 года работал в Ленинградском физико-техническом
институте под руководством академика Н. Н. Семенова. В 1926-1928 годах
был командирован в Кавендишскую лабораторию Э. Резерфорда (Великобрита-
ния), где получил степень доктора философии. С 1931-го - в Институте хи-
мической физики АН СССР, других научно-исследовательских учреждениях. В
1939-1941 годах совместно с Я. Б. Зельдовичем впервые осуществил расчет
цепной реакции деления урана. Основатель и глава новой школы в теории
взрывчатых веществ.
Более 45 лет академик Ю. Б. Харитон возглавлял Российский федеральный
ядерный центр - ВНИИ экспериментальной физики - знаменитый Арзамас-16. В
возрасте 88 лет ушел с официальной должности и стал почетным научным ру-
ководителем важнейшего научно-исследовательского центра России.
Один из "отцов" советской атомной бомбы. До недавнего времени жил и
работал в условиях строжайшей секретности, никогда не выступают в откры-
той печати. Впервые публично заявил о своем участии в реализации атомно-
го проекта в декабре 1992 года.
В свое время Юлия Борисовича дважды пытались отстранить от работ,
связанных с созданием ядерного оружия, и даже обвиняли в шпионаже. Были
люди, которые с самого начала не хотели, чтобы Харитон занимался научной
деятельностью. Главный аргумент, который использовали его противники,
был такой - Харитон работал в Англии, а следовательно, верить такому че-
ловеку нельзя. А Юлий Борисович действительно работал в Кавендишской ла-
боратории у Э. Резерфорда. По тем временам "компромат" достаточно серь-
езный...
Так вот, к этим работам Харитон был допущен по настоянию моего отца.
Я понимаю, почему Юлий Борисович об этом не вспоминает и, поверьте, ни-
каких претензий к нему не имею. Он замалчивает этот факт по той же при-
чине, почему не говорят всю правду и остальные. Я это понимаю...
К счастью, тогда все обошлось, и академик Харитон продолжил работу. А
спустя несколько лет, отец к тому времени уже не имел и косвенного отно-
шения к органам безопасности, его вызвал Сталин:
- Это материалы на Харитона... Убеждают меня, что английский шпион...
Что скажешь?
Не берусь точно утверждать, кто именно возглавлял тогда госбезопас-
ность - Абакумов или Игнатьев, - но "дело" было состряпано в этом ве-
домстве. Материалы на Харитона были собраны и представлены Сталину. А
коль ядерный проект курировал отец, Сталин вызвал его.
Отец хорошо помнил предыдущие попытки "убрать" Харитона и не особенно
удивился, что вновь зашел разговор о работе академика на английскую раз-
ведку.
- Все люди, которые работают над этим проектом, - сказал отец, -
отобраны лично мною. Я готов отвечать за действия каждого из них. Не за
симпатии и антипатии к советскому строю, а за действия. Эти люди работа-
ют и будут честно работать над проектом, который нам поручен.
Разговор происходил в кабинете Сталина, дело на академика Харитона
лежало на столе Иосифа Виссарионовича, и можно только догадываться, что
там было написано.
- А насчет Харитона могу сказать следующее, - доложил отец. - Человек
это абсолютно честный, абсолютно преданный тому делу, над которым рабо-
тает, и на подлость, уверен, никогда не пойдет. Отец изложил свое мнение
в письменной форме и отдал бумагу Сталину. Иосиф Виссарионович положил
ее в сейф:
- Вот и хорошо, будешь отвечать, если что...
- Я головой отвечаю за весь проект, а не только за Харитона, - отве-
тил отец.
Бумага, написанная отцом, так и осталась у Сталина, а Харитон благо-
получно дожил до наших дней, плодотворно проработав в науке многие деся-
тилетия.
Таких случаев, кстати, было немало, когда ученым предъявлялись вздор-
ные обвинения. Одних подозревали в шпионаже, других во вредительстве. И
точно так же, как в случае с академиком Юлием Борисовичем Харитоном, мо-
ему отцу приходилось в письменной форме гарантировать их лояльность.
Были случаи и посерьезней, скажем, в 1939-1940 годах, когда отец был
наркомом внутренних дел. Точно так же ему удалось тогда "вытащить" мно-
гих военных, специалистов. Разумеется, ни в чем эти люди не были винов-
ны, но те же Ворошилов, Жданов всячески препятствовали их освобождению,
потому что сами были повинны в массовых репрессиях.
В 1936-1938 годах в результате повальных арестов страна, по сути, ли-
шилась цвета технической интеллигенции. Туполев, Мясищев, Петляков, Ко-
ролев, Томашевич, один из заместителей Поликарпова... Десятки и десятки
людей. А вместе с ними и их ближайшие помощники. Фактически в этот пери-
од была парализована техническая элита, занятая разработкой военной тех-
ники. Аресты охватили самолетчиков, специалистов по двигателям, танкост-
роителей. Пострадали и те, кто впоследствии участвовал в реализации
ядерного, ракетного проектов. Кто отправлял этих людей в тюрьмы и лаге-
ря, я уже говорил. Да и они сами хорошо об этом знали...
Когда отец стал наркомом внутренних дел, ему, вполне понятно, потре-
бовалось какое-то время, чтобы изменить ситуацию. Нелепо было бы утверж-
дать, что до прихода в НКВД он не знал, что творится в стране. Знал, ко-
нечно. Знал и понимал, к чему все это ведет. Обстановка была такая, что
были обезглавлены целые научные направления.
Конечно, проще всего сказать сегодня, что тут же следовало выпустить
всех репрессированных и тем самым восстановить и попранную справедли-
вость, и решить возникшие проблемы. К сожалению, даже нарком такой
властью не обладал. Лучше бы было вообще не подвергать людей арестам, но
коль так случилось до его прихода на должность главы НКВД, отец начал в
меру сил поправлять дело. И тут же столкнулся с колоссальным сопротивле-
нием партийной бюрократии.
Скажем, Туполева, как ни стремился, освободить он сразу не смог. Уда-
лось это лишь тогда, когда Туполев закончил один из проектов самолета.
Был такой самолет Ту-2. И только потом, через Сталина, хотя партийная
верхушка и мешала всячески этому, Туполева удалось освободить. Мало то-
го, конструктор и его помощники тогда же получили высокие награды, воин-
ские звания. Туполев получил генеральское звание, к примеру, а через ка-
кое-то время за второй самолет - звание Героя Социалистического Труда.
Коль мы уже заговорили о советских ученых, конструкторах, работавших
в оборонных отраслях, давайте проследим судьбу того же Туполева. Пример-
но такими же трагическими были и судьбы многих других ныне широко из-
вестных людей.
Так называемое "Дело Туполева" от начала до конца было выдумано. Отец
это понял. Но было признание самого осужденного. Какими способами в
тридцать седьмом получали такие признания, известно...
Когда мой отец впервые вызвал его на беседу, был потрясен. Туполев
находился в тяжелейшем физическом и психическом состоянии.
- Я был буквально ошеломлен тем, что говорил Лаврентий Павлович, -
рассказывал мне уже позднее сам Туполев. - Откажитесь, сказал, от своего
признания Вас ведь заставили это подписать...
И Туполев отказался. Нужны ли еще какие-то комментарии?
По его же словам, он просто не поверил новому наркому и расценил все
это как очередную провокацию НКВД. Он уже отчаялся ждать, что кто-то
когда-то хотя бы попытается разобраться в его судьбе. Три месяца Туполев
упорно настаивал на том, что он понес заслуженное наказание за свои
преступления. Окончательно, рассказывал мне, поверил отцу лишь тогда,
когда услышал:
- Ну, хорошо, ну, не признавайтесь, что вы честный человек... Назови-
те мне лишь тех людей, которые нужны вам для работы, и скажите, что вам
еще нужно.
По приказу отца собрали всех ведущих его сотрудников, осужденных, как
и сам Туполев, по таким же вздорным обвинениям, и создали более-менее
приличные условия для работы. Жили эти люди в общежитии, хотя и под ох-
раной, а работали с теми специалистами, которым удалось, к счастью, из-
бежать репрессий.
Моего отца нередко обвиняют в создании таких "шарашек"... Но он мог
лишь добиваться освобождения этих людей, но отменять решения судов не
мог. Проходило какое-то время, пока разбирались и принимали решение об
освобождении. Чтобы как-то облегчить участь ученых, оказавшихся в лаге-
рях, их и собирали в такие "шарашки".
Ни в коей мере не собираюсь опровергать воспоминания людей, которые
там работали после лагерей. Допускаю, что рядовые исполнители многого не
знали. Наверняка они искренни в своих рассказах о пережитом. Как и те
люди, которые с тридцать шестого, тридцать седьмого, тридцать восьмого
годов находились в тюрьме. Они знали фамилию нового наркома, не больше.
А позднее, уже в пятидесятые, был создан тот образ Берия, о котором мы
говорили...
Туполев, Королев, Мясищев, Минц, многие другие люди, ставшие жертвами
репрессий, рассказывали мне о роли моего отца в освобождении советских
ученых - и ядерщиков, и авиаконструкторов, и всех остальных - и тогда, и
до моего ареста, и позднее, когда отца уже давно не было в живых. Какая
нужда была этим людям что-то приукрашивать?
Они считали, что их спас мой отец. Двурушничать передо мной в той
обстановке им не было никакого смысла. Напротив, их заставляли давать
показания на отца...
Они были благодарны отцу за то, что он "вытащил" их из тюрем и лаге-
рей, добился того, что им были созданы условия для работы, а затем и
полного освобождения всех этих людей.
Я уже говорил, что в СССР аресты не проводились по инициативе ЧК-ОГ-
ПУ-НКВД-НКГБ-МГБ... Речь в данном случае лишь о крупных фигурах типа Ту-
полева, Королева, Мясищева, ученых-ядерщиков и других. Жертвами репрес-
сий они становились только по инициативе или с санкции Орготдела ЦК.
По-другому не бывало. Мы говорили о массовых арестах военных. Тухачевс-
кий, Блюхер, Якир... Только с санкции этих людей, а главное, Ворошилова
можно было арестовать того или иного военного. Многие из тех, кто стано-
вился соучастником преступлений против честных людей, впоследствии сами
попали под каток репрессий.
Так было и с учеными. Возьмите любое "дело" тех лет. В каждом непре-
менно найдете визу наркома, другого ответственного работника. Скажем,
если ученый был из Наркомата авиационной промышленности, резолюцию нак-
ладывал нарком этой отрасли. Знаю, что единственным человеком, не зави-
зировавшим своей подписью ни один подобный документ, был Серго Орджони-
кидзе, чего не могу сказать о многих из тех, кого мы сегодня считаем не-
винными жертвами. Как ни горько, но даже Сергей Миронович Киров, если уж
быть до конца объективным, давал согласия на аресты того или иного дея-
теля. Этот человек никогда не был сторонником репрессий, но что было, то
было...
Почему он так иногда поступал, разговор особый. А вот Орджоникидзе не
оставил после себя ни одного такого документа. В архивах наверняка долж-
ны сохраниться другие документы, где он категорически возражает против
арестов. Пусть эти специалисты не любят Советскую власть, говорил Серго
