Сергей Лукьяненко за всем этим как-то не просматривается.
Особенно если учесть, что по российскому закону об авторском
праве юридическое лицо не может быть владельцем авторских прав
на художественный текст. Ну, положим, на алматынских номадов это
не распространяется, но московские паны-то...
Хотя, что я ною? Вон "Флокс" в "Многоруком..." вообще
постеснялся поставить копирайт на текст - и свой, и автора.
Наверное, чтобы Логинов не умер от застенчивости. Владелец
авторских прав - это звучит для некоторых, видимо, слишком
гордо.
Ладно. Теперь о литературе. Пришла пора!
Ну, о "Рыцарях Сорока Островов" я распространяться не буду -
этот роман уже выходил, а на каждое переиздание не нарадуешься.
Но вот "Принцесса стоит смерти" и "Планета, которой нет",
напечатанные в этом сборнике впервые, подробного разговора
вполне заслуживают. Во-первых, это классическая "космическая
опера" - и по форме, и по содержанию. Во-вторых, это первая
УДАЧНАЯ отечественная космическая опера после "Чакры Кентавра"
Ларионовой. Мазохистски пытаюсь вспомнить что-то еще - из той же
оперы - но безуспешно. "Люди как боги" сильны гамильтоновским
размахом, но слишком уж нравоучительны - местами. Эпопеи
Головачева были бы похожи на оперы, если бы у героев хоть можно
было арии отличить одну от другой... Впрочем, тут я придираюсь,
наверное...
"Принцесса стоит смерти" начинается не по жанру чернушно
(главный герой - крутой мэн, держит понт в районе), но затем
перемещается на чужую планету (у вас есть проблемы с
перемещением героев на другие планеты? - у Лукьяненко - нет) и
уже вследствие этого факта становится рыцарем без страха и
упрека. Полторы страницы на освоение "плоскостного меча", две
страницы на введение в курс дела - и айда освобождать принцессу.
Для этого надо завалить одного крутого кента, который не по делу
хорошо машется. С первого раза это не получается. Герой вынужден
вернуться назад по сюжету (в компьютерных игрушках это
называется "load saved game") и переиграть кента так, чтобы тот
не смог слишком выделываться...
(Я совершенно не боюсь пересказывать сюжет - он вполне
стандартен для "опер" и автор почти не старается засекретить
следующие его повороты. Кайф проистекает от того, как этот сюжет
написан. Лукьяненко умеет писать легко и напористо, так, что и
читать его тексты удивительно легко. И крепость в его прозе как
раз такая, чтобы все это читалось, как пилось...)
...Дальше начинается разнообразное мочилово и постепенно герой
начинает держать понт на всей территории планеты. Абзац.
Впрочем, принцесса оказалась изрядной занудой и потребовала,
чтобы наш герой открыл свою родную планету. А то неудобно ей
замуж выходить за варвара из неизвестно откуда.
Весь второй роман ("Планета, которой нет") герой воюет с теми,
кто хочет открыть Землю раньше него. Конкуренты просто и без
затей собираются нашу планету заминировать и рвануть. Все это,
конечно, из глубоко философских соображений. Герой этого,
естественно, не хочет - из соображений вполне сентиментальных.
Мочилово приобретает совершенно разнузданный массовый характер,
но Земля все одно заминирована, счетчик уже щелкает, а карманы
пусты и спасать Родину нечем.
Но чтоб мы да не спасли! Х-ха! Поднатужились и...
В общем, все в кайф.
Совершенно иного уровня разговора заслуживают опубликованные в
сборнике рассказы. Я впервые прочитал "Мой папа - антибиотик" и
был поражен. Рассказ, по тону откровенно подростковый,
отрабатывает тему "солдат цивилизации" - людей, которые берут на
себя грязную и кровавую работу, необходимую для блага
государства/общества/цивилизации - как это благо понимают
"выше". Аналогичную тему поднимал Владимир Покровский в
"Парикмахерских ребятах", но Покровского интересовала прежде
всего этика и психология самих этих людей, а Лукьяненко
углубляется в более абстрактные этические вопросы - например,
может ли социум считаться этичным, если он прибегает (хотя бы и
вынужденно) к таким средствам. И тема возмездия... К
умозрительной социальной этике я давно неравнодушен, равно как и
к вопросу применимости ее теоретических достижений к практике.
Рассказ "Л" - значит люди" посвящен актуальной, кажется, навеки,
теме ксенофобии. Человек для выполнения задания на другой
планете с агрессивной средой трансформируется в наиболее
приспособленное для существования в этой среде тело. Экипаж
тамошней станции демонстрирует свою нетолерантность к его новой
форме и кое-кто из планетологов даже предпринимает попытку
уничтожить его. Лукьяненко несколько отстраненно, но весьма
убедительно демонстрирует, что внешняя форма имеет для
современного человека большее значение, чем содержание:
ксенофобия здесь возникает не по отношению к представителям
негуманоидной расы, но из-за того, что форму тела изменил один
из людей Земли... Планетологи это вполне сознают, но подсознание
любое отклонение от обыденного воспринимает как опасность - и
стремится защититься. А лучший способ обороны...
"Поезд в Теплый Край", "Дорогу на Веллесберг" и "Фугу в мундире"
я читал в журнальных публикациях прежде и могу лишь
констатировать, что Лукьяненко на протяжении последних пяти лет
работал ровно, принципиальных провалов у него не было, но и
очевидного творческого роста после "Рыцарей Сорока Островов" я
тоже не заметил. Рост профессионализма - да, безусловно. Но
профессионализм - это еще не все.
Из обычной стилистики у Лукьяненко выделяется только "Поезд..."
- достаточно жесткая новелла, наполовину символическая,
наполовину притчевая. Единственная у Лукьяненко вещь, которая
сопоставима со стилем "четвертой волны" и ясно показывает, что
все достижения предшественников Сергеем вполне освоены. С другой
стороны, он не слишком-то стремится применять эти достижения на
практике - чему я могу только порадоваться... Не потому,
конечно, что меня чем-то не устраивает "четвертая волна" -
напротив,- но потому, что теперь можно и должно рассматривать
эту волну лишь как одну из предшествующих, и достижения ее - это
фундамент для новых достижений, но не фигуры, венчающие высокие
шпили российской фантастики.
------------------------------------------------------------------
Точка опоры
------------------------------------------------------------------
Сергей ПЕРЕСЛЕГИН
ДОСПЕХИ ДЛЯ СТРАНСТВУЮЩИХ ДУШ
-----------------------------------------------
Настоящий материал написан как предисловие к трилогии
Сергея Лукьяненко "Лорд с планеты Земля",
который планирует выпустить издательство "Аргус" (Москва).
Материал публикуется с любезного разрешения редактора серии
"Хронос" Олега Пули.
----------------------------------------------
(C) С.Переслегин, 1995.
Восточной стороне не доверяйся,
Там великаны хищные живут
И душами питаются людскими;
Там десять солнц всплывают в небесах
И расплавляют руды и каменья,
Но люди там привычны ко всему...
Цай Юань. "Призывание души".
1. Размышления о развлекательной литературе
и ее роли в истории XX столетия.
В цикле А.Азимова "Основание" шесть книг. Первая - собственно
"Основание", написанная еще во время Второй Мировой Войны, была
гимном человеческому разуму. В том же смысле, что и
"Таинственный Остров". Распадающийся мир Галактической Империи,
столетия войн и варварства впереди - и один человек. Ученый.
Психоисторик. Хари Селдон. Элегантный План, позволяющий
минимальными усилиями возродить Цивилизацию. План, исходящий
только из наиболее общих закономерностей природы и общества.
Железная рука, протянувшаяся через пространство и время. Во
второй книге цикла молодой талантливый генерал Империи пытается
противопоставить Плану себя. Личность. Случайность. И погибает.
Никто не может противостоять силе Закона. (Написано в 1945 г.)
Но время (Время Реальности - время Отражения "Земля", в котором
жил писатель А. Азимов и живем мы с вами, Время, понимаемое, как
мера изменений в мире) идет. И появляется Мул, случайность,
мутант, который не был и не мог быть предусмотрен Хари Селдоном,
жрецом и повелителем силы Порядка. И оказывается, что гордое
"Первое Основание" - лишь ширма, за которой управляют историей
мира люди - психологи и психоисторики. Ораторы. Сеятели.
Отрешенные. Управители Порядком. Игроки. (Написано в 1948-1953
гг.)
А потом и психоисторики становятся тенями, лишь предполагающими,
что от их деятельности что-то зависит. Истинным творцом истории
выступает Р.Дэниэл, сверхробот и сверхчеловек, созданный
случайно. Случайность порождает закономерность. Порядок Плана
Селдона - лишь мимолетная картинка в калейдоскопе хаоса.
(Написано в 1983-1988 гг.) Круг замкнулся. От веры во всесильную
закономерность, олицетворенную наукой, человечество пришло к
вере во всесильную случайность магии. И осталось несвободным.
[1]
Марксисты считали искусство вторичным по отношению к жизни.
Кажется, это называлось "теорией отражения". Поэты и художники
считали жизнь вторичной по отношению к искусству - что-то вроде
симпатической магии. Думается, никого не обидит компромисс:
жизнь и творчество взаимно воздействуют друг на друга. Картины и
книги, и другие информобъекты - кванты, которыми передается
информация. Из будущего в прошлое. Из одной вселенной в другую.
Мир меняется, поглотив квант или излучив его.
Почему-то принято считать, что сильное воздействие оказывают
только великие книги. Что-нибудь ранга Библии или на крайней
случай "Улисса". Однако, поставим простой вопрос: на сколько
читателей "Трех мушкетеров" приходится один читатель "Замка"? А
среди детей и подростков в возрасте до 17 лет (то есть, наиболее
пассионарной части населения)? Это к вопросу о степени влияния.
Кончался XIX век, в развитых странах население поголовно было
обучено грамоте. У всех, даже у самых бедных появился досуг. И
люди стали читать. Не только Шекспира и Достоевского, но и,
например, детективы.
Был капитализм, и рукопись была товаром. Она должна была
заставлять себя читать. "За столом сидел человек, а рядом лежала
его отрезанная голова..." Уже интересно. Поскольку интересно
все, что страшно. Инстинкт выживания и инстинкт продолжения
рода. Смерть и любовь. Как мог бы объяснить З.Фрейд (если бы он
уже создал к этому времени психоанализ) о сексе и об убийствах
читать будут все.
Однако же, в мире господствовала Англия, а в Англии -
викторианская этика, стройная, прогрессивная и ханжеская: ни о
какой "Анжелике" и речи идти не могло. И писатели создавали
детективы.
Человек привыкает ко всему. Когда в первый раз описывается
кухонный нож, вонзенный в сердце несчастного, это может сойти за
"зверское убийство" и потребовать вмешательства Грегсона,
Лестрейда и самого Холмса. Но, прочитав такое в десятый раз,
читатель зевнет. Уже не страшно. Значит, надо придумать что-то
другое.
Нет таких кошмаров, которые нельзя было бы извлечь из
подсознания. И начинают описываться все более замысловатые
убийства, все более страшные пытки и издевательства... Хайд у
Стивенсона был воплощением абсолютного зла. Он убил (в припадке
беспричинной ярости) пожилого джентльмена и наступил на лежащего
на земле ребенка. Наступил! Стивенсону и в голову прийти не
могло, чтобы его дьявол мог ребенка убить. Тогда это было за
пределами сознания. В Id.
Но писатели - потому и творческие люди, что пропасть между
сознанием и подсознанием у них минимальна. И все больше
"кошмаров Фредди" просачивалось сквозь тонкий слой цензуры и
оставался в пестрых книжках в мягкой обложке. Книжках для толпы.
А потом, когда пришла Война, оказалось, что люди, представители
многократно воспетого социалистами "вооруженного народа" могут
представить себе (и, следовательно, выполнить, поскольку война
была тотальной, и для победы годилось все, что мог изобрести
разум) гораздо больше жестокостей и зверств, чем это казалось
возможным викторианской этике, верящей в прогресс человечества,
