И вот эта преступная шайка собралась на заседание своего трибунала с
целью найти доказательства нашей вины в сем убийстве. Дело было нелегкое.
При Павле евреи бежали из столицы, ибо были лишены им элементарных средств к
существованию, а с 1800 года моя матушка стала в нем экономически
заинтересована. До самой смерти она с удовольствием вспоминала, как
аккуратно Павел платил долги (за освобождение Константина).
Смерть Павла привела к тому, что Александр отказался платить по счетам,
обЦяснив, что деньги пошли на похороны убиенного им отца и его собственную
коронацию. Матушке сии удовольствия обошлись в три миллиона рублей серебром.
(Сей хитростью Александр сам себя наказал, - перед самой войной с
Францией оставшись без наших кредитов.)
Александровский трибунал так и не смог найти ни одного фактического
доказательства причастности хоть кого-то из нас к этому преступлению. Люди,
размахивавшие табакерками, за шесть лет до того были бойкими юнцами,
нагадившими на наши вещи в Колледже. Такая у мальчиков случилась забавная
эволюция. Бывают странные сближенья.
Тогда на свет Божий извлекли очередную фигуру из павловского
паноптикума. Сей субЦект именовался - то ли Агафоном, то ли Акакием, но его
покровители были люди "мистические" и возникло "имя со значением" - Авель.
(Догадайтесь с трех раз, кого готовили на роль Каинов.)
Впервые сей цветок всплыл в павловской проруби в начале 1795 года с
поразительным предсказанием о скорой кончине Государыни. Мне в ту пору было
одиннадцать лет, но и я мог бы сделать такое же предсказание с тем же самым
успехом. Бабушка к той поре перенесла два удара с последующими параличами на
правую сторону тела и один инфаркт. Смерти ее ждали со дня на день и о
грядущей смене царствования рассуждали все - кому только не лень.
Господин Авель отличился в своем провидении ото всех остальных в одном
пункте, - он обЦявил, что Государыня умрет от яда, который ей поднесут жиды
и указал на Карла Эйлера. С того дня инок вещал в лучших дворцах русской
столицы. Каждое его слово ловили, как откровение, надеясь хоть так опорочить
мою матушку. (Эти наивцы так и не поняли, что бабушка больше млела не от
племянницы, но паровиков, штуцеров и гульденов.)
Дело дошло до того, что с подачи Павла разыгралось целое дело врачей и
евреям с той поры было запрещено заниматься в России врачебной практикой. (К
примеру, Боткины по сей день не смеют именоваться врачами, но пишут себя --
"из купечества". Судьба.)
Второе предсказание Авеля логически вытекло из первого. Он напророчил,
что и Павла убьют жиды! Если учесть ту атмосферу истерии, которая все годы
правления Павла царила при его дворе, эти слова упали на унавоженную почву и
Павел с той поры лично копался в родословных своих министров, выискивая
преступную кровь.
Правда, руки на него наложили не жиды, а - ровно наоборот, ну да не в
том суть! Составили заседание следственной комиссии, вызвали туда сего
Авеля, а от обвиняемых пригласили мою матушку.
Сперва, по матушкиным словам, она не знала куда пришла - в балаган, или
дурдом. В залу ввели крохотного старичка самого мерзкого вида и
"доморощенных запахов". Государь представил ему всех присутствующих, а когда
речь дошла до моей матушки, она, прежде чем Государь успел представить ее,
сама представилась следующим образом:
- "Я родная тетушка Его Величества. Я приехала из Пруссии. Мы весьма
наслышаны о Ваших талантах и ждем Вас, не дождемся. Я так переживаю за
судьбу моего Сашки, - не прогоняйте меня, прошу Вас!" - у всех вытянулись
лица, но никто не посмел опровергнуть сих слов, - ибо все они были -
чистейшая правда! (Оцените сами.)
Пророк же расплылся от удовольствия. То, что перед ним стоит внучка
Эйлера и урожденной Гзелль, - ему и в голову не пришло. (Я уже говорил, что
у меня, моей сестры и нашей матушки внешность -- "истинных арийцев".)
Так этот дикий мужичок, обдав матушку запахом кислых лаптей, дозволил
ей поцеловать ему руку с такими словами:
- "Не волнуйся, дочка, я спасу тебя и твоего племянника от этого
фараонова племени. У меня глаз на жидов острый - ни один не укроется!" -
матушка тут же покрыла руку пророка горячими поцелуями, а тот был настолько
польщен ее вниманием, что и не заметил, как вдруг побледнели лица членов
следственной комиссии, а по лицу Государя пошли багровые пятна.
Стало быть -- "от глаз Пророка не укрыться жиду"? Как же!
Тут матушка, наконец, отпустила мужичка на волю и потребовала от него
порции новых пророчеств. Ну, и - понеслась душа в рай...
Тут было и о всемирном жидовском заговоре, и о том, как жиды пьют кровь
христианских младенцев, и о том, как они поклялись убить несчастного Павла
и... убили (!) его. Все это было известно со времен царя Гороха и не
представляло сколько-нибудь познавательного интереса, но было и кое-что
любопытное. Господин Авель вдруг озаботился судьбами России, уверяя матушку,
что Россию ждет третье иго. Первое было татарским, второе польским и третье
грядущее - станет жидовским!
Матушка сразу поняла в чей огород этот камушек. Да и сам инок затрясся
в очередном припадке с воплями о том, что жиды хотят убить Государя и
готовят жидовского монарха на русский престол. Государь при сих криках вдруг
сам забился в истерике и стал отползать подальше от матушки, - в условиях
бездетности старших Павловичей и малолетства младших - реальными
претендентами на престол стали мы - Бенкендорфы. Сыновья урожденной Шарлотты
фон Шеллинг, еврейки по матери.
Матушка же что есть силы вцепилась в бесноватого старичка, чтобы тот не
понял, - от кого отползает наш Государь и принял эту странную реакцию на
свой счет. Ну, тот и рад был стараться!
Пустил пену изо рта, страшно закатил глаза и с дикими завываниями стал
пророчить о том, какие ужасы ждут Русь под жидовским правлением. И вот,
когда он распетушился до невозможности, матушка крикнула ему в ухо:
- "Имя! Назови нам имя этих преступников!"
И бесноватый забился в судорогах:
- "Бенкендорфы! Бенкендорфы ищут твоей погибели - Царь-Батюшка! Убей
их! Спаси Русь от жидовского рабства!"
А матушка, будто сама одержимая бесами, взвизгнула еще громче:
- "Главный! Кто из них - самый главный?! Кто во главе заговора?"
- "Александр! Он - старший в роду Бенкендорфов. Он злоумышляет против
жизни нашей Надежи и Опоры!" - Государь сам стал биться в судорогах, как - в
припадке падучей.
Тут матушка резко оттолкнула от себя провидца с гневною отповедью:
- "Вы ошибаетесь, отец мой. В роду Бенкендорфов самый старший -
Кристофер, но не Александр. Так кто же преступник, - Александр или
Кристофер?" - шарлатан растерялся. Было видно, что он недурно выучил роль,
но не знает сих тонкостей.
Тут матушка воскликнула, обращаясь к судьям и следователям:
- "Ну, все вы - ответьте пророку, - кто глава рода Бенкендорфов?!
Александр, или - Кристофер?" - и невольные зрители этого цирка, как
зачарованные, прошелестели хором:
- "Кристофер..."
А матушка, нависая над несчастным старикашкой и сжимая его лицо своими
сильными руками, закричала громовым голосом, зорко всматриваясь в бегающие
глазки комедианта:
- "Так кто ж из них - жид?!" - и провидец покорнейше промычал:
- "Кристо..."
- "Почему жиды хотят сделать Кристофера Бенкендорфа - русским царем?"
- "Мамка... Мамка его - жидовка... А сам он - жиденок..."
Матушка резко отпустила свою жертву и пророк шлепнулся на пол, как куль
с дерьмом. А матушка, задумчиво разглядывая свои руки, сказала в
пространство:
- "Стало быть - сей Божий человек уверяет, что Софья Елизавета Ригеман
фон Левенштерн была еврейкой. Чего только не узнаешь на таких сеансах...
Интересно, от кого она получила сию кровь? От матери, или - батюшки? Но ведь
тогда - жидовское иго уже наступило, - вы не находите?"
Мгновение в зале была гробовая тишина, а потом из среды следователей
раздался смешок истерический. Через мгновение хохотали все, кроме матушки,
Авеля и несчастного Государя. Люди пытались удержаться от этого неприличного
хохота, они закрывали лица руками, они топали ногами, они корчились в
беззвучных судорогах и...
И тут Государь, багровый, как спелый помидор, бросился на обманщика с
кулаками:
- "В темницу, в крепость, на сухари и воду! Подлец! Изменник! Негодяй!"
- при этом слезы градом катились по его щекам, а тело продолжали изгибать
непонятные судороги. Через мгновение несчастный царь пулей вылетел из зала и
побежал в неизвестном направлении. Матушка же тяжко вздохнула, потрепала
дикого мужичка по бороденке и устало произнесла:
- "Эх ты... Провидец... Ты что, - не учуял, что я - еврейка? Я - та
самая жидовская мамка, о которой ты тут только что бесновался. А ты меня -
не раскусил. Плохи стало быть дела у - твоей России...
Что вас, господа, ждет при правлении сей истерической барышни - я и
представить себе не могу. Примите мои соболезнованья".
Теперь, когда матушке стало ясно, что для наших врагов я все равно был,
есть и буду жидом, ничто не мешало ей совершить то, чего она всегда искренне
жаждала. Она затащила к себе муллу из турецкого посольства, и я до ночи
развлекал его цитатами из Корана, да так, что он - аж прослезился от
умиления, не ожидав в европейцах такого рвенья к Аллаху. А под впечатлением
от нашей встречи написал письмо в одно медресе, в коем просил местных
служителей культа принять меня, как родного.
Матушка вскрыла это послание и чуток подправила его. Она была
мастерицей по подделыванию чужих почерков и я унаследовал от нее и этот дар.
Письмо отличалось от оригинала тем, что мулла просил совершить надо мной
обряд обрезания, а теперь дело обстояло так, будто я им уже обрезан.
В один из праздничных дней в сентябре 1801 года я пришел домой к рабби
Бен Леви, где уже собрались все наши родственники с этой стороны и
многочисленные гости со всей Европы. Сам Бен Леви лично омыл жертвенный нож
и, подходя ко мне, сказал, усмехаясь и подмигивая:
- "Ну, юный магометанец, доставай-ка своего дружка..." - а совершая
жертву, тихо, так чтобы я один слышал, ухмыльнулся, - "Аллах акбар!"
А я, кривясь от естественной в таком деле боли, громко отвечал:
- "Воистину акбар..." - чем заслужил одобрительные возгласы и
аплодисменты со стороны моих родственников и знакомых. Так я стал -
магометанцем. А кем бы вы думали?!
Тому, что случилось дальше я обязан только Ялькиною беременностью.
Слова Иоганна Шеллинга не прошли даром и когда она окружила себя служанками
и заперлась, готовя малышу "приданое", я счел себя "свободным" от всех
обязательств. Да и какие могли быть "обязательства" у юноши моего положения
перед его же наложницей?!
Мне как раз стукнуло восемнадцать и вихрь "светских развлечений"
захватил меня целиком. Однажды, во время веселых танцев с милыми дамами,
один из офицеров сказал, указав на меня:
- "Неудивительно, что юный Бенкендорф так лихо отплясывает со своей
пассией. У него красивые ноги и он - знает это. Это в их роду. Ножки его
сестры таковы, что просто пальчики оближешь".
Я услыхал эту подлую тираду и ни на миг не усомнился, что вся она
целиком предназначалась мне лично. В те дни мы с этим господином ухаживали
за одной фроляйн и она отдала предпочтение мне, хоть мой соперник и был
старше меня на добрых шесть лет.
Разумеется, во всем этом не было ничего серьезного. При любом дворе
всегда существуют милые фроляйн, которые ради материальных благ, или
