вечер и вовсе тишина - не шелохнет. Стада ушли, на пруду - никого.
Даже птиц не слыхать. Иду вот так по дорожке между гряд и чую, как под
ногами песок скрипит...
Уже управился я с делами, натаскал воды в бочку и зашел в сторожку
квасу попить. Вдруг слышу - стук-стук! - будто ветер на крыше жердями
играет, солому ерошит. Что за черт? Ведь тихо было вокруг! На небе -
ни хмаринки!
Ладно. Выхожу на двор - мать честная! По огороду вихорь так и
ходит! Будто пальцем ковыряет, по грядам, по всему... Землю там,
песок, сор всякий - так в нем и крутит!
Ах ты, думаю, поломает ботву-то!
А его понесло дальше, дальше, по-над огуречными грядками, и,
вроде, над оврагом пропал... вихорь-то. Я - туда. Искал - искал, не
могу найти никакого следа! Все цело на грядах! Ну и слава Богу.
Только вижу - плетень со стороны оврага проломлен понизу широкою
дырою. Это уж, думаю, кабан из леса зашел по хозяйскую брюкву. Беда,
когда огород близко от леса... Ну да рассуждать тут долго нечего. Как
ваша милость поставили меня огородным сторожем, так прямая моя
обязанность - соблюдать в порядке плетень. Благо, починить-то его не
трудно - весь овраг ивняком зарос, стало быть, матерьял вот он - под
рукой.
Сходил я в сторожку, взял топор - и назад. Да пока туда-сюда
обернулся, гляжу - обложило все небо тучами, будто горы повырастали
вдруг над лесом. Колыхнулись деревья, завыл под ними ветер, и
сделалась тьма.
Я забыл и про плетень. Вот-вот буря налетит, уже и молния
сверкнула, а в лесу-то так и воет, будто стонет кто. Что за черт,
говорю сам себе, это не ветер!
И только успел сказать, как там, в самой чаще зажглись огни -
десятка два, аль боле, и все парами! Я и понял: ить это ж волки!
Много! Целая стая. А ну как переберутся они через овраг, да сюда?
И опять - будто услышали меня! - мелькнуло что-то на той стороне,
простелилось тенью до края оврага. Слышу - уж и кусты трещат на самом
дне.
Я не то, что, как бывает, робкого десятка человек. Видывал разные
штуки. С покойным барином на медведя вдвоем хаживали. А тут будто
столбняк на меня напал. Стою, не шевелюсь, топора в руках и не чую.
Слышу только, что треск уж близко, прямо за плетнем, вижу - верхушки
кустов дрожат. Потом что-то белое показалось в проломе, плетень
рассыпался, точно сдуло его ветром, и вышел прямо на меня зверь
страшный, как сам Сатана.
Видом похож он на волка, а величиною - с быка, пламенем жгучим
пылают глаза его, и нет от них спасения, ниже укрытия... А в зубах
волочет он девчонку, она легче ему той куклы тряпичной, в какие играет
детвора.
Вот ближе подходит! Вот ближе! И шагах в пяти от меня, не больше,
остановился он. А кабы еще только единый шаг шагнул - мне бы и конец.
Но, благодарение Господу, не пошел он дальше. Положил девчонку на
землю, а сам смотрит на меня. Я и молитвы позабыл, и, кажется, кричу
от страха, а голоса-то совсем нет никакого! Так, сипит в горле
хрипоткое что-то...
Посмотрел тот дьявол на меня, будто подумал: не задрать ли еще
душу христианскую? Но не тронул. Поворотился, так что громадою своею
заслонил весь божий свет в очах, и пошел прочь.
Тут и мне будто полегче стало. Почуял я, что жив и дышу. Бросил
наземь топор, поднял руку, чтобы перекреститься, да так и застыл. Волк
ли, Сатана ли в волчьем облике, вдруг обернулся на краю оврага, глянул
на меня глазом огненным, да как засмеется по-человечьи!
И от смеха того страшного, зловещего, подкосились мои ноженьки,
пал я на землю, не взвидев света божьего, и забылся смертным сном...
Гаврила умолк, пожевал беззвучно губами и протянул руку к бутылке.
- Главное дело, ветру не было никакого! - снова заговорил он,
выливая в кружку остатки водки. - Весь день и под вечер - тишина, даже
птиц не слыхать! А вот поди ж ты! Только зашел я в сторожку...
Конрад Карлович понял, что повествование пошло по кругу и
поднялся.
- Что ж, - сказал он, берясь за картуз, - все ясно. Разрешите мне
теперь откланяться, Григорий Александрович.
- Куда же вы? - вздрогнул Турицын. Казалось, он боялся остаться
один на один с тихо бормочущим сторожем. - Идемте в комнаты, я
представлю вас жене!
- Почту за честь, - Михельсон наклонил голову. - Но в другой раз.
Теперь уж поздно... Нужно ехать!
- Как же вы поедете после того, что... - Турицын замялся, поглядел
растерянно на сторожа, потом снова на Михельсона. - Нет, я не верю,
конечно, но... Право, оставайтесь ночевать! Посмотрите, какая тьма!
Мало ли что...
- Вздор! Ничего такого не может быть. Просто... - Конрад Карлович
не договорил. За окном раздался вдруг странный, невыносимо тоскливый
вой. В его пронзительных переливах, не свойственных ни одному из живых
существ, звучала какая-то совершенно неземная печаль.
- Что это?! - прошептал Григорий Александрович, белея.
- М-м... а что? - несколько смущенно спросил Михельсон.
- Вы слышали?
- Нет, ничего не слышал.
- Но как же?! Этот звук! Вой...
Конрад Карлович пожал плечами.
- Я как-то не обратил внимания...
- Но позвольте!!!
- Успокойтесь, Григорий Александрович! Вы слишком возбуждены.
Помилуйте, можно ли так волноваться из-за ерунды!
- Но...
- Вам непременно нужно отдохнуть! Лучше всего - ложитесь спать
поскорей. Утро вечера мудренее...
- Да какой там сон! Я глаз теперь не сомкну! Все будет мерещиться
этот проклятый Легостаевский лес!
- Ну, полно, полно! Кстати, в какой он стороне?
- Сразу за воротами налево... Да зачем вам?
- А затем, что приближаться к нему у меня тоже нет никакой охоты!
Не тревожьтесь, я поеду сразу направо. К тому же, меня ждет Савелий
Лукич...
- Постойте! Еще только одно слово. - Григорий Александрович
вплотную приблизился к Михельсону, взял его за пуговицу и прошептал,
кивая на сторожа:
- Скажите же, что вы об этом думаете?...
- А! - Конрад Карлович махнул рукой. - Вздор. Все вздор! Малый
испугался волков - что из того?
- А девочка?
- Вот увидите, Григорий Александрович, завтра, как солнышко
встанет, все будут веселы и здоровы! прощайте!
Михельсон крепко пожал хозяину сразу обе руки, кликнул Маланью и
вышел.
У крыльца его уже поджидала коляска. Кучер, перегнувшись через
козлы, крепко держал за холку рвущуюся куда-то собаку.
- Что у вас тут происходит?! - Конрад Карлович поспешил ему на
помощь. - Почему нюшок воет? Всю округу до смерти перепугал!
- А черт его знает! - прошипел граф, укушенный в руку и уже
осатаневший, управляясь одновременно с лошадьми и с нюшком. - Я сам
скоро завою! Где вы пропадаете? Ольга где?
- Тихо! Я здесь. - Ольга легко запрыгнула в коляску, погладила
нюшка, и тот, сразу успокоившись, превратился в плоский мохнатый
коврик у ее ног.
- Трогай!
Граф щелкнул кнутом, и коляска, скрипя, выкатилась за ворота...
Григорий Александрович Турицын безуспешно вглядывался в темноту за
окном. Луна, как назло, снова скрылась за тучами, и стало не видно ни
зги.
- Стенька! - крикнул Григорий Александрович в людскую. - Беги
сейчас за коляской, посмотри, куда повернут, налево или направо...
- Так ить, барин... - растерянно отозвался ломкий юношеский басок.
- Я вот тебе покажу барина! Беги, чертов сын!
Бухнула дверь, по крыльцу прошлепали босые ноги. Турицын в
нетерпении принялся раскуривать трубку. Пальцы его дрожали...
Наконец, снова послышались шаги, входная дверь заскрипела -
медленно и неуверенно - и через минуту гонец Григория Александровича
появился на пороге комнаты.
- Ну, - живо спросил Турицын. - Куда они повернули?
Стенька в затруднении почесал затылок.
- Да, повернули они... в коляске. Точно так.
- Что точно так?! Налево или направо?
Но вопрос был совершенно непосилен для Стеньки.
- Воля ваша, барин! За воротами сразу повернули и уехали!
- Вот я тебя выдрать велю, остолопа! Куда уехали-то? Куда?
- Ах, куда! - Стенька подсмыкнул штаны. - Что ж вы ругаетесь,
ей-Богу? Так бы и спросили! Значит, повернула коляска та и уехала
прямиком в Легостаевский лес... Во как!
Глава 6
Лес черной лохматой громадой навис над дорогой. Лошади пошли
медленнее, настороженно к чему-то прислушиваясь и косясь во тьму.
- Да, сказала Ольга, - места дикие. Но зачем мы сюда приехали? Не
лучше ли было положиться на чутье нюшка?
- У меня свое чутье, - Христофор, стоя в коляске, всматривался в
лесную чащу. - И оно мне говорит, что ифрит уже на свободе.
- Откуда ты знаешь?
- Слишком много чудес в одном месте. Для такой дыры это перебор.
- И что ты собираешься делать?
- Посмотрим... Граф, у вас есть фонарь?
Джек Милдэм пошарил под сиденьем, вынул продолговатый
поблескивающий предмет и щелкнул выключателем. Сейчас же столб
ослепительного света, вспоров темноту, глубоко вонзился в лес. Шум
крыльев смешался с треском сучьев. Тысячи птиц и летучих мышей
поднялись над деревьями. Попадая в луч фонаря, они казались
молочно-белыми вспышками на темном фоне леса и неба.
- Выключите сейчас же! - замахал руками Христофор. - Вы с ума
сошли! Вся округа решит, что здесь пожар!
- Тогда зачем было фонарь требовать? - проворчал граф-кучер.
Свет погас, сменившись совсем уж непроглядным мраком.
- Я имел в виду что-нибудь более созвучное эпохе, - объяснил
Христофор. - Мне нужен фонарик, а не прожектор противовоздушной
обороны... Впрочем, дайте сюда! Попробуем его во что-нибудь
завернуть...
Он обмотал фонарь пледом в четыре слоя, но этого оказалось слишком
много, пришлось еще долго подбирать нужную толщину. Наконец, Христофор
добился того, чего хотел. Теперь он держал в руках сверток,
напоминающий спеленатого младенца со светящейся головой.
Джек внимательно следил за всеми манипуляциями Гонзо, пока работа
не была закончена. Тогда он осторожно заметил:
- Вообще-то, там есть регулятор яркости...
Несмотря на всю серьезность обстановки, Ольга не выдержала и
прыснула в кулак.
Христофор бросил сверток на сидение.
- Что ж ты... так твоё... сиятельство!
Усы кучера зашевелились, он встал, грозно сжимая кулаки. Гонзо
посмотрел на Ольгу и потупился.
- Ладно, это я так, - сказал он. - Весьма своевременное заявление
изволили сделать, граф! Выручили...
... Лес оказался совсем не таким уж густым и непроходимым, каким
представлялся с дороги. В разных направлениях его пересекали тропы,
иногда попадались делянки с некорчеванными пнями и молодой еловой
порослью.
Но все эти следы пребывания человека не могли рассеять впечатления
зловещей тайны и опасности, подстерегающей здесь на каждом шагу.
Неуловимые серые тени перебегали с места на место, бесследно
растворяясь, если на них падал луч фонаря. Порой за деревьями тяжело
ворочалось и вздыхало нечто огромное и бесформенное. Оно сопровождало
путников почти от самой опушки, но ни разу не показалось на глаза.
Будь на месте компании Гонзо деревенские жители, они давно бежали
бы без оглядки прочь из этой жуткой чащи, куда христианская душа может
забрести лишь на погибель. Но трое завсегдатаев межмирных трасс -
аферист, ведьма и гвардеец-астрогонщик - были людьми тертыми,
видавшими, так сказать, виды. Христофор уверенно шел вперед, освещая
фонарем путь. Он был занят своими мыслями и мало обращал внимания на
чудеса. Ольга, привычно ступая за ним след в след, зорко щурилась по
сторонам и со знанием дела принюхивалась к лесным запахам. На поводке
она вела нюшка, который, один из всей компании, был беспокоен. Вопреки
