Силыч проглотил наливку и с хрустом закусил ее рюмкой. - Со своей
стороны я даже делал шаги... Не далее, как сегодня утром заезжал к
Турицыну, искал примирения, да мне сказали, что он болен. Будто бы
ночью случился с ним какой-то припадок или колика... А я так думаю -
просто муки больной совести.
- О болезни его я уж слыхал, - гордо заявил Куратов. - Урядник с
утра успел побывать у Григория Александровича и только что привез эту
весть. Да я расписал ему, каков будет обед, велел снова ехать и
непременно привезти Турицына... Надобно вам, Конрад Карлович, знать
нашего урядника. Ради такой закуски он мертвого на ноги поставит!
Впрочем, они с Турицыным приятели.
В эту самую минуту уже знакомый нам Прохор, инвалидный солдат,
исполнявший обязанности лакея, доложил о приезде обоих приятелей.
Урядник вошел с такой поспешностью, будто боялся опоздать к отходу
Ноева Ковчега. Если бы доблестный страж не тащил за собой под руку
Григория Александровича, так, пожалуй, вбежал бы бегом. Турицын же,
напротив, в каком-то подобии сна лишь косвенно переставлял ноги и
почти въехал в столовую на уряднике. Здесь неразлучная пара, наконец,
распалась: урядник без лишних разговоров проследовал к закускам, а
Турицын был принят в объятия хозяином.
- Душа моя, Григорий Александрович! - Куратов троекратно
расцеловал гостя, словно не виделся с ним Бог знает сколько времени. -
Скажите же, как ваше драгоценное здоровье? Все прошло, не правда ли?
- Правда... ли, - глаза Григория Александровича блуждали.
Казалось, он не узнавал ни хозяина, ни места, куда его привезли. -
Здоровье... да. Прошло.
- И слава Богу! - заключил хозяин. - А то мы уж испугались...
- Кого испугались? - Турицын вдруг встревожился.
- За вас, за вас, почтеннейший! Ну да вам-то бояться нечего, -
поспешно добавил Куратов. - Поверьте моему опыту: один бокал вина - и
все совершенно пройдет! Вот и доктор советует...
"Я советую?" - удивился Михельсон, но ничего не сказал.
- Господа, прошу к столу! Конрад Карлович! Петр Силыч! Где же он?
Хозяин и не заметил, как Бочаров, вытянувшись в черную дымную
струю, мгновенно перетек через всю комнату к своему месту за столом.
Он поместился напротив урядника, который успел-таки сесть еще раньше.
Бутылка шампанского, обернув себя салфеткой, выстрелив в потолок
пробкой, вспорхнула над столом, чтобы наполнить бокалы. Никто не
обращал на нее внимания.
Григорий Александрович Турицын долго невидящим взором глядел через
стол на Михельсона. Затем некое подобие мысли или воспоминания
промелькнуло в его глазах.
- А! Здравствуйте, Конрад Карлович, - произнес он печально.
- Мое почтение, - ответил Михельсон, несколько удивленный
запоздалым приветствием. - Как чувствуете себя?
- Значит, вы все-таки поехали туда... - не отвечая на вопрос,
продолжал Турицын. - А ведь клялись мне, что и ногою не ступите в
лес...
При слове "Лес" свечи в канделябре, стоявшем на столе, вдруг
вспыхнули бенгальским огнем и ярко осветили лицо Турицына, хотя в
комнате и без того было светло. Никто, казалось, не заметил этого,
только Петр Силыч Бочаров придвинулся ближе и устремил на говорившего
пронзительный взгляд.
- В лес? - переспросил он. - В какой это лес?
- Ну раз уж вы сами завели об этом разговор, - обрадовался
Куратов, - значит, судьба. Господа! - он поднял бокал. - Я юлить не
умею и скажу вам прямо: мы здесь нарочно собрались, чтобы мирно, как
подобает добрым соседям, разобрать сей недостойный предмет, под коим я
разумею ваш злосчастный Легостаевский лес...
- Ради Бога, не надо! - Григорий Александрович так замахал руками,
что едва не перебил всей поставленной перед ним посуды. - Я слышать о
нем не могу больше! Пускай его забирает, кто хочет. Только вряд ли
найдется охотник владеть этим дьявольским местом, кроме одного черта!
- Кхм! Однако... - Куратов смущенно покосился на Петра Силыча, но
тот слушал Турицына в полном умилении. Трубка его, высунувшись до
половины из жилетного кармана, и приняв позу, какую принимает кобра во
время охоты, тоже слушала очень внимательно.
- Отчего же вы так скоро переменили свое мнение? - спросил,
обращаясь к Турицыну, Конрад Карлович. - Вероятно, что-то произошло
этой ночью?
В глазах Григория Александровича отразился затаенный ужас.
- Нет. Ничего, - глухо сказал он. Право, все вздор...
- Что-то, связанное с лесом? - безжалостно допытывался Михельсон.
- Не говорил ли я вам, господа! - воскликнул Петр Силыч. - Там
определенно водится нечистая сила. Напрасно вы мне не верили. О!
Чудеса натуры неисчерпаемы!
- По правде говоря, не верю я в эти чудеса.. - пробормотал
Куратов, пытаясь поймать порхающий графин рыболовным сачком. - А вот
что по этому поводу говорит наука? - он повернулся к Михельсону.
- Я со своей стороны тоже... - начал было Конрад Карлович, но
вдруг умолк. В дверях, пристально глядя на него, стояла Малаша.
- ...Впрочем, бывают разные обстоятельства... - произнес он
медленно. - Не далее как в пятницу, будучи еще в Хвалынске и обедая у
губернатора, я имел удовольствие быть представленным одной даме, о
которой говорят, что она правнучка самого доктора Фауста!
- Да что вы говорите! - удивился Савелий Лукич, живо
интересовавшийся всякого рода знаменитостями, особенно из числа дам. -
Правнучка Фауста - и в нашей губернии? А как ее зовут?
- Мадам Борщаговская. И должен сказать, господа, правнучка вполне
достойна своего великого прадеда. Спиритические сеансы, которые дает
она по временам в первых европейских столицах, снискали ей славу самой
таинственной женщины и самого сильного медиума в Европе. Общение с
душами умерших столь же привычно для этой дамы, как для нас разговоры
с трактирной прислугою.
- И что же, она хороша собою? - жадно допытывался Куратов.
- И хороша собою, и умна, - ответил Конрад Карлович, положив себе
на тарелку ломоть проплывавшей мимо семги. - Лучшие петербургские
фамилии наперебой зазывали ее в гости и почитали за честь, если в их
доме давала она свой сеанс. И представьте, какое совпадение: именно
сегодня будет проезжать она здешним уездом, направляясь к святым
местам язычников на Тибете, и даже остановится в местной гостинице.
- Помилуйте! - вскричал Куратов. - Зачем же в гостинице? У любого
из нас дом всегда открыт для столь исключительной персоны! Ей-богу,
будь я лично знаком, немедля поехал бы в уезд за мадам Борщаговской!
Ах, надо было мне напроситься на обед к губернатору в пятницу!
- Не тревожьтесь, Савелий Лукич! - успокоил его Михельсон. - Я не
только познакомился с Борщаговской, но даже получил приглашение
навестить ее сегодня в Новокупавине.
Куратов порывисто схватил руку Конрада Карловича и прижал ее к
сердцу.
- Я не смею просить вас о том, - сказал он с волнением, - но почту
себя обязанным вам по гроб жизни, если вы привезете эту особу ко мне.
- Но почему же к вам, Савелий Лукич? - Бочаров ревниво заерзал на
стуле. Ему тоже хотелось принять у себя персону, из-за которой
волновался весь Петербург. - У меня и просторнее, и меблировка новая,
а у вас, глядите, все стулья рассохлись...
Раздался сухой треск и звук падения, после чего уряднику пришлось
отряхнуть сюртук,пересесть на другой стул и налить себе еще рюмку.
- Ах, нет! Уж вы, пожалуйста не мешайтесь в это, Петр Силыч! -
поморщился Куратов. - И потом, в доме вашем нет ни одной дамы, чтобы
принять гостью, как того требует приличие. А у меня все же хоть
матушка...
В кухне раздалось громкое кудахтанье и хлопанье крыльев.
- Матушка яйца несет... - умильно проворковал Савелий Лукич.
Из кухни показалась Аграфена Кондратьевна с лукошком яиц.
- Вы, батюшка, будете сегодня в городе? - обратилась она к
Михельсону. - Так не откажите в милости, поклонитесь от меня вот этими
яичками священнику отцу Феоктисту! Его дом всякий знает...
- Непременно исполню, сударыня! - Михельсон поднялся со своего
места и с поклоном принял от Аграфены Кондратьевны лукошко.
- Поезжайте же, любезный Конрад Карлович! - говорил Куратов, едва
ли не силой провожая его до дверей. - И непременно привезите ее ко
мне!
В передней Михельсон подозвал к себе кучера с женой.
- Что ты задумал, Христо? - тихо спросила Ольга.
- Мы устраиваем сеанс спиритизма, - ответил Гонзо. - Ты сможешь
взять это на себя?
- Ну, если будет кое-какое оборудование... А зачем тебе
понадобился спиритизм?
- А затем... - Христофор нежно обнял девушку за плечи и, притянув
к себе, зашептал ей что-то на ухо.
- Правда! - Ольга просияла и бросилась на шею Гонзо.
- В чем дело? - сердито спросил кучер. - Чего вы взялись
целоваться?
- У нас хорошие новости, - сказал Гонзо, с сожалением выпуская
Ольгу из объятий. - Скорее запрягайте, мы едем в город. Да! Заодно
отнесите в коляску вот это... - и он вручил графу Бруклину лукошко с
яйцами.
Глава 8
Резидентом Дороги Миров в пространстве Хвалынь-1853 был Петр
Андреевич Собакин, состоявший когда-то инструктором горкома партии в
Каунасе-2000. Говорили, что он занимал посты и в Москве и даже играл
заметную роль в победном путче 1991 года, который в его пространстве
принято было называть Августовской Революцией. Когда новое партийное
руководство, по обыкновению, принялось "обрубать с хвоста" бывших
соратников, Петра Андреевича загнали на ничтожную должность в
провинциальный Каунас. Он, однако, не стал дожидаться перевода в
места, менее отдаленные, а, обнаружив пространственную флуктуацию,
бежал в Узловой.
В Управлении Дороги ему быстро подыскали новую должность, и он
осел резидентом в тихом, не раздираемом партийными битвами,
девятнадцатом веке.
Патриархальный уклад уездного городка пришелся по вкусу Петру
Андреевичу. Он с удовольствием ездил к местному начальству
свидетельствовать почтение, был в трогательной дружбе с супругой
городничего и приглашал к себе на бостончик гарнизонных офицеров.
Некоторые блага цивилизации, от которых не смог отказаться Петр
Андреевич, создали ему в городе репутацию чудака-изобретателя. Не
желая привлекать излишнего внимания, Собакин ограничивал себя во всем,
но приспособиться к неудобным свечам и канделябрам ему так и не
удалось. В его доме повсюду горели электрические лампочки, ибо Петр
Андреевич в последние годы работы в горкоме стал несколько бояться
темноты. Лампочки поначалу вызывали вежливое недоумение отца
Феоктиста, но постепенно город к ним привык и считал чересчур дорогой
и довольно пустой забавой, вроде праздничной иллюминации...
Межмирники, появлявшиеся порой на пустыре за домом, не слишком
докучали Собакину. Охраняемая им пространственная флуктуация
именовалась портом только в официальных документах, сам Петр Андреевич
в шутку называл себя "станционным смотрителем". Торговцы залетали к
нему крайне редко, а следователя Полицейского Управления Дороги Миров
он вообще видел впервые в жизни.
Представительный молодой человек, предъявивший удостоверение на
имя следователя по особо важным делам Богоушека, прибыл в порт
Хвалынь-1853 на межмирнике "Флэш Гордон" в сопровождении здоровенного
детины - явного спецназовца и юной красавицы с золотыми волосами -
по-видимому, эксперта-криминалиста. В распоряжении оперативной группы
была и служебная собака, которая взяла чей-то след, едва оказавшись в
порту.
Следователь велел показать таможенные декларации залетавшего сюда
