Мазовия объединенными силами отучат разбойничать язычника Ягайлу. О малом
его разуме всем достаточно известно. В прошлом году он подло расправился с
родным дядей, трокским князем Кейстутом.
- Кейстут и Ольгерд братья от русской матери, княгини Ольги, - в
задумчивости произнес архиепископ. Но литовские дела мало его волновали. У
Польши было много своих важных дел.
- Долой немцев из Польши! - покраснев, вдруг выпалил Зимовит. -
Очистим наши города от немецкого засилья. Поляки прежде всего, ваше
священство.
- Так, так, - оживился архиепископ, - ты прав, сын мой, слишком много
немцев в Польше. - Он думал, что грозные силы тевтонского ордена менее
опасны, чем мирная немецкая волна, заливавшая польские земли. В городах
главенствуют немцы, многие монастыри стали немецкими очагами. Особенно
беспокоили архиепископа цистерские и францисканские монастыри: они
отказались признавать польскую церковь и присоединялись к саксонской.
Короли-чужестранцы часто назначали настоятелями приходов своих
соплеменников, не умевших сказать слова по-польски.
Князь Зимовит почтительно внимал словам архиепископа. Он был спокоен:
поддержка польского первосвященника равносильна победе. Он вспомнил слова
своего духовника, повторяемые им чуть ли не каждый день: <Как желток не
может быть в яйце без белка, так не могут существовать друг без друга
светские и духовные господа. Ибо ксендзы управляют шляхтою, и шляхтичи,
если бы ксендзы не давали советов и не приказывали, что делать, были бы
как неразумные твари>.
Назидательные слова духовника князь запомнил на всю жизнь.
- Ты согласен, сын мой? - спросил, помолчав, архиепископ.
- Согласен, ваша святость, - наклонил голову князь.
- Поклянись, что выполнишь свои обещания. - Бодзента положил перед
князем Евангелие.
- Клянусь святым крестом! - горячо сказал Зимовит, целуя кожаную
обложку книги.
- Хорошо, сын мой. Да будет так, как захочет бог.
Бодзента посмотрел на окно, за которым стояла ночь, не удержался и
зевнул.
- Утомился в дороге, стар стал и немощен, - сказал он, словно
извиняясь.
Князь Зимовит поднялся с места. Получив благословение, он поцеловал
руку польского первосвященника.
Но спать Бодзенте не пришлось. За дверями его дожидались другие
посетители.
* * *
Не отдохнувший за ночь архиепископ сидел на своем месте в соборном
костеле, морщины резко обозначились на его лице. Ночь прошла в переговорах
с прелатами, панами и некоторыми представительными шляхтичами. Выходило
так, что большинство собравшихся будет за князя Зимовита Мазовецкого.
<Итак, - думал архиепископ, - за мной последнее слово. Если я
воспользуюсь своим правом и короною Зимовита, у Польши будет король поляк
и страшное время безвластия останется позади...>
Рядом с первосвященником восседали прелаты в праздничном облачении.
За ними тучный Владислав Опольчик, надеявшийся собрать большинство голосов
за себя. Он сидел в высокой войлочной шапке, скромно опустив глаза. В
Галицкой Руси он проявил усердие, распространяя католицизм, и получил
прозвище <латинского апостола>.
Вошли послы Елизаветы венгерской, королевы-матери. Послы заявили, что
королева освобождает польский народ от присяги ее старшей дочери Марии и
Сигизмунду. На ее место королева предложила младшую дочь Ядвигу.
Собравшаяся шляхта, паны, королевские чиновники и духовенство со
вниманием молча выслушали сообщение венгров. Когда послы с поклоном
удалились, костел наполнился гулом многих голосов.
- Род Пястов - на польский престол! - крикнул кто-то зычным голосом.
- На польский престол хотим польского короля!
- Хотим Зимовита Мазовецкого!
- Зимовита Мазовецкого, молодого Семко!
- Мужчину на трон!
Голоса делались требовательнее, громче. Особенно неистовствовали
мелкие и мельчайшие шляхтичи, горой стоявшие за князя Мазовецкого и за
польскую старину. Конечно, кричали и те, кто стоял за королеву Ядвигу.
Однако большинство стояло на том, что мужем королевы Ядвиги и королем
Польши должен быть князь Зимовит, потомок Пястов.
Выбрав удобную минуту, поднялся со своего места архиепископ Бодзента.
Он поднял руку, желая сказать слово. Крики сразу умолкли.
- Любезные сыны земли польской, - раздался его взволнованный голос, -
пришло время быть в Польше королю поляку. Нет защиты польскому народу от
иноземных правителей. Церковь и народ терпят урон от иноземных пастырей.
Мы согласны с теми, кто предлагает в короли князя Мазовецкого, потомка
Пястов.
Бодзента был хорошим оратором. Громко и торжественно раздавались его
слова под сводами собора.
Архиепископ Бодзента сел, а собравшиеся зашумели еще больше.
Бросив гневный взгляд на владыку, поднялся князь Владислав Опольчик.
Шляхта утихла и стала слушать Опольчика. Князь Владислав возражал
против князя Мазовецкого. Он сам был не прочь жениться на Ядвиге, хотя и
был женат на родной сестре Зимовита. От Владислава Опольчика кое-что
зависело в Галицкой Руси.
Взрыв негодования пронесся в толпе шляхтичей. Разъяренные, они
бросились на князя Владислава.
- Связать его, посадить в тюрьму! - закричал кто-то. - Пусть не мутит
воду!
Многие хотели нанести оскорбление князю. Видя это, Владислав Опольчик
побледнел и стоял, не смея шелохнуться и сказать слово. Несдобровать бы
князю, если бы самовластные паны не взяли его под свою защиту. Красные
жупаны заслонили собой князя и не допустили насилия.
Архиепископ Бодзента решил воспользоваться благоприятной минутой. Он
опять поднялся со своего золоченого кресла.
- Хотите ли вы, - спросил он громко, - королем Польши князя Зимовита
Мазовецкого, наследника рода Пястов?
Шляхта отвечала хором:
- Хотим, хотим и требуем, чтобы вами, ксендзом-архиепископом, он был
коронован польским королем!
Началось дикое ликование и приветственные крики.
Архиепископ. Бодзента, по требованию собравшихся в костеле, хотел
провозгласить польским королем Зимовита. Он уже открыл рот, чтобы
произнести торжественные слова, но дело малопольских панов спас
самовластный пан Ясько из Тенчина, войницкий коштелян.
Ясько вышел в круг. Он оказался тонким дипломатом и знал, как подойти
к шляхетским сердцам.
- Шляхетские братья, не подобает нам поспешать при таком важном деле.
Мы обязаны сохранить клятву верности дочери короля Людовика. Я знаю, потом
вы пожалеете, но будет поздно. Спешка несомненно нанесет ущерб королевству
и вашей чести. Не следует выбирать короля до приезда Ядвиги. А ей следует
назначать срок приезда в день святого духа и потребовать, чтобы она
посоветовалась с нами о своем супруге. Ее супруг и нам, и ей должен быть
одинаково по нраву. Ну, а если она не приедет в назначенный день, не
внемлет нашим требованиям, то уж тогда мы вправе выбрать своего короля.
Победила великая сила рыцарской клятвы. Совет Яська из Тенчина был
принят всеми собравшимися. Избрание короля решили отложить на более
поздний срок, а венгерской королеве Елизавете поставить свои условия.
В сеймовый круг снова пригласили венгерских послов.
- Поляки свято соблюдают клятву королю Людовику, - сказал Вежбента из
Смогульца, сурово смотря на послов. - Однако мы не можем долго терпеть
неурядицы в своем королевстве. Ядвига будет признана польской королевой,
если она к предстоящей троице будет в Кракове. Будущая польская королева,
- продолжал вельможный пан, - должна жить с мужем своим в Польше. А
королева Елизавета должна присоединить к польскому королевству Червонную
Русь, отдать нам княжества Добжанское, Куявское и Велюнское и города,
которые покойный король Людовик жаловал Опольчику... Если королева
согласна, мы обещаем верность Ядвиге, - закончил Вежбента из Смогульца. -
Если нет, прежние договоры и документы теряют силу и поляки выберут себе
нового короля.
Архиепископ Бодзента возмутился легкомысленной перемене шляхетского
настроения, но против Рыцарской клятвы не посмел выступить. Опять победили
малопольские паны.
Новое поражение больно отозвалось на архиепископском самолюбии.
Однако он и не думал отказаться от борьбы.
Вечером в покои архиепископа снова пришел князь Зимовит. Они долго
совещались. Молодой Семко горячился, вскакивал с места, ходил взад-вперед
по комнате. Бодзента сидел неподвижный, словно истукан, изредка вставляя
слово в горячую речь князя.
Здесь, в этой комнате, родился тайный замысел: перехватить королеву
Ядвигу на пути из Венгрии в Краков, взять ее в плен и князю Зимовиту
насильно жениться на ней. Ядвига должна въехать в Краков только как жена
князя. Замысел смелый, и за его выполнение молодой Семко взялся охотно. Он
твердо решил поднять скипетр, выпавший из рук Пястов.
...За три дня перед святой троицей у ворот города Кракова остановился
многочисленный отряд. Это была свита архиепископа Бодзенты. В нее входили
пятьсот вооруженных конников, будто бы для почета. Архиепископ объявил,
что едет встречать королеву Ядвигу. Это выглядело правдоподобно.
Но почетным конвоем командовал Бартош, одоляновский староста,
давнишний враг венгерского двора и ярый сторонник князя Мазовецкого.
Бартош насторожил малопольских панов, и они ни за что не хотели впустить
вооруженных людей в Краков.
Тогда князь Мазовецкий и архиепископ вознамерились выждать удобный
случай в краковском предместье и захватить город в свои руки.
Однако малопольские паны и краковчане хотя и не знали, что среди
свиты архиепископа прячется переодетый в простого воина молодой Семко, не
хотели оказать гостеприимство подозрительному отряду. Они предложили
архиепископу Бодзенте немедленно увести войско от стен Кракова и грозили
оружием.
Заговорщикам ничего не оставалось делать, как отступить. Архиепископ
сначала перешел к Прошовицам, а оттуда к Корчину. Там он решил ждать
Ядвигу.
Но напрасно молодой Семко высматривал королеву на дороге.
Малопольские паны дознались о заговоре и поспешили принять свои меры.
Приезд Ядвиги был отложен до праздника святого Мартина.
Князь Зимовит, обманутый в своих надеждах, решил силой оружия
добывать польский трон. Шляхта везде встречала его благожелательно, и
многие вошли в его войско.
Глава восьмая
<И ТЫСЯЧА ПОГАНЫХ НЕ СТОИТ КАПЛИ ХРИСТИАНСКОЙ КРОВИ>
В пять утра братья рыцари, вскакивали со своих жестких постелей
словно ошпаренные. Ополоснув ледяной водой лицо и руки, облачившись в
узкие штаны и куртку из грубошерстного черного сукна, рыцари семь раз
читали <Отче наш> и <Богородица дева радуйся>. Молитвы произносили громко,
нараспев, стараясь перекричать друг друга.
Братья были здоровые, рослые. Каждый из них без особого труда мог
разогнуть подкову, согнуть лом или железный засов. Худосочных и слабых в
орден девы Марии не брали.
Быстрым, неслышным шагом в спальню вошел прыщеватый толстяк капеллан.
Молча слушали рыцари его проникновенные слова о том, что ждет их на том
свете, если не блюсти целомудрия и не воздерживаться от хмельных напитков.
Он нарисовал живую картину, и братья видели, будто наяву, как дьяволы
греют котлы со смолой и докрасна калят огромные сковородки. Они
чувствовали запах серы, доносившийся из преисподней, и слышали жалобные
стоны и крики изнемогающих в аду грешников. Капеллан торопился, на
проповедь ушло всего пятнадцать минут. Рыцари с удивлением
переглядывались.
Последние слова капеллана были о тех братьях, кто, потеряв стыд,
