***
- Рота, подъем! Вперед! - скомандовал Кавун.
Взводные и зам.комвзвода принялись подгонять солдат. Сзади своих нет, с
воздуха никто не прикрывает, батальон ушел далеко вперед.
Ну, что же, передохнули, перекусили, перекурили. До чего ж тяжело
поднимать измученное тело с земли, когда на тебе имущество весом, почти
что равным твоему собственному. Особенно сочувствовал тем, кто несет тело
"Утеса" или АГС, или миномета. Но минометчики все же по очереди несут
миномет. Ох, и каторжный труд в гранатометно-пулеметном взводе!
Запыхтели, поднапряглись - встали, сдвинулись и пошли быстрее, быстрее,
быстрее. Даже порой бежим трусцой на полусогнутых ногах по крутым
спускам.
Так и идем. В бинокль Острогин заметил двигающуюся за нами на большом
расстоянии группу моджахедов. Командир роты приказал артиллеристу
поставить миномет и придержать преследователей. Откуда они взялись?
Видно, давно следили за нами. Они у себя дома, а мы на вражеской
территории как оккупанты. Миномет выплюнул несколько мин, и противник
залег за камнями. Видимый противник опасен, но не так, как невидимый.
Главное - не нарваться на засаду.
Бойцы роты, осознавая, что нас преследуют, заметно прибавили ходу, не
желая отставать друг от друга. А мне опять ползти сзади с выдохшимися,
тянуть, подгонять, помогать.
Часа через три оторвались от "духов", хотя скорей они нас отпустили: не
хотели вступать в бой. "Уходят, ну и уходите, Аллах с вами", - думают,
наверное, они.
Горы стали пониже, лагерь с техникой полка все ближе и ближе. Командир
объявил привал и подозвал офицеров:
- Ребята! Афганцев отпускаем, пусть топают к женам, а то они
ис-стонались. Детей куча и одеты бедно, может, и правда, они мирные
крестьяне. Вообще-то - бедные-то они бедные, а жен по две-четыре на
каждого. Вот халява, разлюли малина. Мне б так.
- Не справишься, - засмеялся я, - ты же после гепатита, наверное, и с
одной не сладишь.
- Но-но, "зелень", не сметь думать плохо о начальстве! - улыбнулся
мечтательно Кавун. - Ислам что ли принять, есть хорошие моменты в их
религии. Хватит болтать, "бачи" свободны, а то увидит какой-нибудь
начальник из штабных, что носильщики-афганцы пулеметы тащат, так
затрахает!
- Или чего доброго их какой-нибудь болван контуженый застрелит, -
поддержал я.
Командир гранатометно-пулеметного взвода Голубев неодобрительно посмотрел
на нас и, сплюнув, произнес:
- Лучше бы шлепнуть. Все они "духи"!
- Вот видишь, зам! Контуженый Голубев говорит шлепнуть, а там, на
позициях дивизии, контуженых точно будет больше. Эй, идите сюда! "Буру
бача!" "Замполь", дай им пинка под зад, пусть бегут быстрее, не будем
брать грех на душу, пусть живут.
Я через таджика объяснил старшему мужику о решении командира. Что тут
началось! Афганцы бросились целовать мне руки и благодарить добрых
солдат, офицеров, восхвалять Аллаха.
Затем, осмелев, более старый принялся мне что-то толковать, показывая на
свою руку и стуча по моим наручным часам.
- Мурзаилов! Что он хочет? - спросил я солдата.
- Да, все нормально! Ничего страшного, часы свои просит, обратно чтоб
отдали.
- А кто забрал, ты, "абрек"? - грозно спросил я у переводчика.
- Нет, не я, - отвернулся, насупившись, он.
- А кто? - продолжал я допрос, хотя краем глаза заметил, что один из
сержантов снял с руки часы и положил их в карман.
- Худайбердыев! Ко мне! Вытащи то, что в кармане спрятал.
- Нет ничего там, товарищ лейтенант!
По бегающим глазам было видно, что врет. Пока абориген помогал ему тащить
станок, сержант часы стянул.
Я сунул руку в карман сержантских брюк и вынул хорошие японские часы
"Seiko". Сержант злобно посмотрел на меня, что-то пробормотал про
"дембель".
- Сгною, гад, за мародерство, а главное - за твой злобный взгляд и
вранье. Ну-ка, быстро схватил станок пулемета и вперед.
- У, сволочь! Он еще в нас стрелять будет. Посмотрите. Застрелить его
надо, - прорычал сержант.
- Ага, а часы тебе как трофей вернуть надо. За часы человека готов убить?
- Они все не люди, а "духи"! Ничего, еще жизнь вас тут попинает. Скоро
изменишься, лейтенант, - прошипел сержант и побрел, согнувшись под
тяжестью станка.
- Вот подумай-ка. Казах, мусульманин, а единоверца готов за часы
расстрелять. Хлопнуть, как муху. Ведь дома в мирное время, наверное, и
мысли такие б не возникли в его голове. Что сделала война с человеком!
Сзади на почтительном расстоянии, которое постепенно сокращалось,
передвигалась группа "духов". Артиллерию после ошибочного обстрела ротный
вызывать побоялся.
"Духи", может, не догонят, а свои, точно, снарядами завалят.
***
Мы сидели вместе с Пшенкиным на башне и жевали галеты, заедая
апельсинами. "Броня" разворовала склад с апельсинами. Когда стояли в
саду, то неожиданно заметили ящики с апельсинами, загрузили ими все
десанты и кабины. Охранял склад только один сторож. Он выстрелил в воздух
из ружья, а в ответ раздалась очередь из автоматической пушки. Больше он
не появлялся.
Пропал урожай. Потом неделю, пока мы лазили по горам, тыловые и технари
жрали апельсины и дристали.
Вот теперь десяток этих апельсинов катался в коробке возле пулемета на
нашей башне.
- Сашка! А как ты попал к нам? Ты ведь в третьем батальоне служил.
- Почему служил, я к вам на один рейд. Случайно загребли, в наказание.
Сволочи, стукачи заложили. Катьку-пулеметчицу помнишь, застал?
- Ну, помню. Когда приехал, то пили вместе за одним столом с заменщиками.
Она тогда сидела, пила, плясала, орала. Чокнутая.
- Вот-вот. Я в сентябре из отпуска приехал, ну и с ней переспал. На
заставу вернулся, оказалось, триппер подхватил. Лечиться там на посту,
нереально, пост-то далеко на дороге, вот комбат и отправил в полк. Я уже
выздоровел, а тут как-то пьяный сидел у женского модуля и попался на
глаза начальнику штаба. Герой меня и загреб. Выбирай: или гарнизонная
гауптвахта, или взводным в рейд в вашу первую роту. Чего я на гауптвахте
забыл? И надо же было Корнилову вашему ноги повредить. Черт! Устал я с
вами, совсем устал. Приедем домой, вернусь на родную заставу. Начальства
- никого, тишина, спокойствие. Ешь, спишь и дни до замены считаешь. Ты
только про триппер - никому! Хорошо?
- Значит, не останешься?
- Нет-нет. Спасибо за такое счастье. Вы тут сами загибайтесь. Жаль, что
Катька уехала, морду набить не успел. Зараза!
Я только весело засмеялся, слегка сочувствуя несчастью Пшенкина.
В полк Кавун принес небольшой мешок с апельсинами, в нашу комнату, и
приказал:
- Витаминчики не трогать! Это мне для поправки здоровья!
- А как же дружба и войсковое товарищество? - возмутился я.
- Да никак! Тебе, "замполь", один, нет, два апельсина в день выделяю, и
то, как не курящему. А Грошиков и водкой обойдется.
Я, конечно, самостоятельно увеличил суточную норму апельсинов в два раза.
- Что-то резерв фруктов быстро сокращается. Грабишь? - поинтересовался
Иван, спустя несколько дней, явно что-то подозревая.
- Как можно? Просто помогаю замениться. С последним апельсином прибудет
сменщик, обещаю.
- Так какого же черта ты их все еще не сожрал?
***
*
Перерыв между боевыми несколько затянулся. После второго похода на
Джелалабад мы крепко засели в полку. У дивизии были дела поважнее.
Особенно для нашего полка-дивизионная партийная конференция. В ходе этой
конференции предстояли выборы партийной комиссии, и показуха развернулась
не на шутку.
Каждый день солдаты выпускали то стенгазеты, то сатирические "молнии", то
боевые листки. Все это приносили в штаб на рецензию и проверку
пропагандисту, секретарю парткома, обоим замполитам.
Переписывали и вновь создавали партийную и комсомольскую документацию.
Одновременно обновляли ленинские комнаты, изготовили новые походные
ленкомнаты на плащ-палатках (палатки при этом дырявились, что очень
бесило старшин в ротах). На территории полка нагромождали щиты наглядной
агитации, строили аллею героев. Красили заборы, бордюры, казармы, штаб,
клуб, размечали плац, белили деревья.
За два дня был возведен постамент, на который водрузили списанную БМП-2,
отреставрировали на плацу трибуну. Все бегали как угорелые, с шести утра
и до двадцати четырех часов, а времени не хватало. "Помощь" приехала из
штаба дивизии в виде проверяющих готовность к работе.
На отчетно-выборную конференцию, шутка ли, приехал адмирал флота. Адмирал
флота в песках Афганистана! Адмирал был не простой, а политический -
первый зам. начальника главы политуправления - вот как!
Через неделю суеты и беготни под руководством штаба дивизии нас
"взбодрила" группа офицеров из политуправления армии. Понаехали
проверяющие - все забраковали. Все ленкомнаты, все газеты, все боевые
листки, покраску заборов, казарм, мусорных бачков. Все началось заново,
но еще более энергично, с привлечением дивизионных художников и писарей
со всех полков. Еще через пару дней прибыла помощь в виде проверяющих из
округа, и вновь все не так.
Естественно, офицеры на совещаниях были выставлены бездельниками,
лентяями, дилетантами, политически близорукими людьми, почти
ревизионистами и оппортунистами.
Вскоре появился очень холеный майор, высокий, стройный, тщательно
выбритый, чистенький - хлыщ. Кандидат на должность секретаря
парткомиссии, если выберут. А кого же у нас не выбирают, если его
предлагают и рекомендуют. Альтернативы нет!
Этот тип начал ходить и командовать с утроенной энергией, накопленной во
время учебы в академии. Мы уже всю наглядную агитацию переделывали по три
раза. Но ведь полк не только этим занимался. Полк создавал всеобщую
показуху. Столовые мыли и перемывали заново, казармы чистили и драили,
постельное белье меняли и заменяли на новое, все кругом красили и
перекрашивали. Оружейную комнату вылизали до блеска. Всюду бирки и на них
- кто ответственный, чья казарма, курилка, мусорка, пожарный щит и т. д.
А еще ротная документация, журналы боевой подготовки. Учет всего, что
поддается и не поддается учету. Конспекты офицеров, конспекты солдат. А
еще планы, таблицы, схемы, расписания занятий.
Писари валились с ног, глаза у них были красными от бесконечных ночных
бдений над бумагами. После нуля часов спать никто не ложился, и до
середины ночи все были чем-то заняты.
Это сумасшествие не прекращалось ни на минуту. Солдаты и офицеры мечтали
о скорейшем выходе на боевые действия.
Наконец, все вышли на финишную прямую. Сумасшедшая суета трех недель
подходила к своему апогею. Началась подготовка выступающих, плакатов,
клуба, походного магазина. Походный магазин - это большая палатка, в
которой ставятся столы-прилавки для продажи дефицитов, и мини-кафе. Вот
на меня эту задачу и повесили. Привезли палатку, новенькую.
Командир дивизии, седой генерал, лично указал место, где ее установить, в
какую сторону у нее будет вход, и напоследок благословил: "Действуй,
сынок!"
Командиры бесились от бесконечного ожидания неминуемо приближающегося
мероприятия. Но конференция все откладывалась - ждали адмирала, хотя по
плану через пять дней после конференции выход на боевые.
***
Так вот, получил я палатку, получил столы, ротный неохотно выделил восемь
солдат.
- Знаешь, Ник, такое ощущение, что мы все в дурдоме. Рядом ведь наш дукан
(магазин) стоит в пятидесяти метрах. Зачем палатку снимать с хранения и
портить?
- Сбитнев! Это, как сказал начальник политотдела, событие чрезвычайной
политической значимости, а мы с тобой политически близорукие люди.
Володя, чтобы назначили ротным, недавно стал кандидатом в члены партии,
поэтому как бывший разгильдяй высмеивал все "исторические мероприятия".
И вот, несмотря на отсутствие опыта в установке огромных палаток, немного
