вместе с нами. Арткорректировщик хренов.
Внизу ущелья стояло какое-то жилище. Довольно высокие стены окружали
большой дом: через дувал без лестницы не перелезть. Во дворе гуляла
скотина, на каменных террасах что-то росло.
Вдоль ущелья пролетала пара вертолетов. Когда они промчались над этим
жильем, со двора вдруг им вслед раздалась длинная автоматная очередь.
Придурок какой-то. Совсем очумел, наверное, от одиночества.
- Валерка! Бабахни из миномета по этой хибаре, а то они там охренели от
веселой жизни! - скомандовал командир.
Но еще до того, как миномет начал стрелять, "крокодилы" вернулись.
Пролетая на бреющем полете, выпустили несколько ракет во двор и по
окрестностям. Снайперы! Все - в точку. Крыша дома загорелась, а со двора
больше не стреляли. Вместо стрельбы раздался дикий женский крик. Крик и
вой нескольких голосов нарушили наступившую тишину. Крыши дома и сарая, а
также сено во дворе с треском горели, а рыдания перешли в истерику.
- Ну вот, и стрелять из миномета не нужно. А жаль, мины придется тащить
на себе, если позже не расстреляем.
Иван был сильно озадачен происшедшим. В доме, оказалось, были женщины и
дети. Жители, видимо, не успели уйти. Батальон высадился внезапно,
территория мятежная, наших в этом районе, может, никогда и не было.
Старые пустые консервные банки нигде не валялись. Гора чистая,
незагаженная, но это ненадолго. Скоро этот "недостаток" будет исправлен.
Пустые ржавые банки - первый признак присутствия "шурави".
- Чего он стрелял, идиот? Ушел бы, как стемнело. Мы к дому, может, и не
спустились бы. Задачи ротам в полку пока не установили, - задумчиво
проговорил Ваня, почесав рыжую бороду.
- Н-н да! Дал сгоряча очередь из автомата, теперь ни самого, ни жилища.
Скотина дохлая по всему двору лежит, и все вокруг горит! Чем думал
человек? - согласился с ним я. - Рядом целая толпа солдат, а он стреляет,
дурак, фанатик.
Слегка перекусив, попили чаю, курящие закурили.
Я даже на войне не желал начинать курить. Хотя, когда приехал, все
курящие говорили - тут закуришь. Но, глядя, как в конце боевых, когда
кончаются сигареты, "курилки" начинают из окурков мастерить самокрутки -
мне становилось противно. Солдаты собирали "бычки", закручивали собранный
табак в газету или в какую-нибудь бумажку, затягивались по очереди.
Офицеры стреляли друг у друга курево, курили на двоих-троих одну
сигарету. Мучались, бедолаги, без табака, стонали, скрипели зубами,
матерились. Ну, уж нет! Обойдусь без этого счастья. К тому же чистые
легкие, когда ходишь по горам, работают гораздо лучше.
Мы легли втроем в лучший СПС. Стены в нем были выложены в два камня
толщиной - сделаны на совесть. Бойцы, кому достались места, легли в
старые укрытия. Молодые построили для себя пару укреплений. Человек шесть
самых ленивых узбеков легли вповалку в лощинке и о чем-то болтали.
- Эй, лентяи, прекратить свои "хала-бала"! - прикрикнул Кавун. - Спать
мешаете, бабаи, шайтан вас побери!
Болтовня прекратилась, слышно было негромкое шипение нашей радиостанции и
радиостанции арткорреютировщика. Укрытие для ночлега напоминало небольшой
колодец. Черное звездное небо над головой - черную дыру. Ветер не
проникал сквозь толстые каменные стены.
В ущелье давно догорели сено и дом. Выла собака. Женщина продолжала
рыдать, но уже гораздо менее истерично. Грусть... Тоска...
***
Рано утром сон улетел со скоростью падающих на нас снарядов. Вокруг
укрытий горела трава, разрывы вздымались осколками густо по всему плато.
Шрапнель свистела в воздухе, с шипением и визгом врезалась в толстые
стены СПСа. Спустя пять минут новый, еще более жуткий удар: нас накрыли
залпы "Градов".
Казалось, вспыхнула и загорелась земля. Антенну радиостанции перебило
осколками, ее верхнее колено упало на мою голову. Земля под нами тряслась
и вздрагивала, как живая, от новых и новых разрывов. Это ведь бьют не
"духи" и не пакистанцы. Наши "боги войны" сеют вокруг смерть.
- Болван артиллерийский, убью! Скорей, выходи на КП артиллерии, пусть
прекратят стрельбу! - закричал Кавун Радионову.
Минут десять еще падали снаряды, потом огонь затих. Видно, разобрались и
поверили арткорректировщику, что бьют не туда.
Мы вылезли из укрытия и провели перекличку: никто не убит и не ранен.
Обалдеть! Во взводе Пшенкина все целы, хотя вершина выгорела. К счастью,
узбеки успели выскочить из лощины и забиться кто куда, по СПСам.
Высота, где ночевала третья рота, горела, как и наша. Оттуда по связи
матерился зам.комбата. На Радионова сыпались все шишки.
Командир полка отборно матерился со штабными из дивизии, комбат ругался с
полковыми артиллеристами, в эфире стоял сплошной мат.
Счастье, что мы не погибли, никого не ранило, не убило. Ни я, ни ротный
не могли в это чудо поверить. Мы сидели на стене укрепления, которое нас
спасло, и благодарили Аллаха и "духов" за крепкую постройку.
Все сухие колючки догорели. Солнце взошло и принялось припекать. Тут в
небе появилась пара штурмовиков. Я с интересом и тревогой наблюдал за их
приближением. Внезапно самолеты вошли в пике.
- Ложись, - заорал капитан, и все рухнули за каменные стены. Две бомбы
взорвались между нашей и третьей ротой. Осколки вновь ударили по валунам.
- Козлы, ишаки, мудаки чертовы, - стонал от злости Иван.
В воздух взлетели сигнальные ракеты, все взводы зажгли дымы и огни.
Штурмовики развернулись и возвратились на второй заход. Каждый из солдат
запустил по ракете, получился настоящий фейерверк: жить хочется всем.
Самолеты еще покружили чуть-чуть, поверили, что мы - свои, и, помахав
крыльями, улетели.
В это время в небе зависли две пары вертолетов. "Крокодилы" прилетели.
Это было уже чересчур!
- Они что, все охренели там?! - заорал Кавун. Иван выхватил радиостанцию
у связиста. - Уберите вертолеты, они заходят на штурмовку!
Четыре "Ми-24" встали в карусель, немного покружили, наблюдая за нашими
дымами и ракетами, а потом улетели.
И опять - удача! Бомбы штурмовиков никого не зацепили.
- Не поймешь: то ли нам повезло, то ли бомбить не умеют, - сказал,
улыбаясь, Острогин, подходя к ротному. - Артиллеристы все вокруг
перепахали, но ни одного прямого попадания. Даже стены не завалило! -
продолжил смеяться он.
- Вот и верь после этого в эффективность бомбометания и артналетов по
мятежникам! - улыбнулся Кавун.
Трава и колючки вокруг нас понемногу догорели, ветер погнал огонь вниз по
склону. Каменные островки укрытий резко выделялись на этом пепелище.
Продолжалась свистопляска по радиосвязи. Командиры всех рангов
запрашивали данные о потерях, мы отвечали об отсутствии таковых, нам не
верили, переспрашивали. Замполиты узнавали о потерях, о моральном
состоянии, тоже не верили в отсутствие жертв.
Пехота ругалась с артиллерией и авиацией, артиллерия ругала своих
арткорректировщиков в ротах и батальонах. Авиация спрашивала: как мы там
оказались, мы отвечали, что они нас тут и высадили. Авиация уточняла
задачи пехоты, пехота материла авиацию. Перепалка не прекращалась. Приказ
на прочесывание местности не пришел, а день клонился к завершению.
По-прежнему оставалось только вести наблюдение. Это означало: есть,
дремать, охранять себя. Сутки завершились распоряжением усилить
наблюдение, выставить посты и быть готовыми к прорыву мятежников. Так и
пролежали пять дней.
***
Однажды утром, еще в предрассветных сумерках, поступил приказ на пеший
выход. Авиация, наверное, обиделась, и вертолеты снимать полк с гор не
прилетели. Выходить самим - это переход в тридцать километров по горам. А
это спуски и подъемы, все по крутым склонам и таким же крутым подъемам.
Быстро позавтракали, собрали спальники, уложили по мешкам боеприпасы,
остатки пайка. Воды почти не было, так как спуститься за водой не
разрешило командование. Может, по дороге что-то попадется. Родник или
ручей.
Первыми ушли вторая рота, группа управления батальона и отдельные взводы,
затем третья рота. Разведрота и группа управления полка ушли еще раньше,
они оказались где-то в стороне от батальона и гораздо ближе к броне.
Наша группа уходила в замыкании. Переход обещал быть ужасным. Минометные
мины не расстреляны. Ленты для НСВ, "мухи" тоже. Хоро-
Шо, что почти все ленты АГС расстреляли. Постепенно взводы вытянулись в
цепочки, цепочки взводов растянулись в роту. Солдаты запыхтели и потащили
все, что сюда привезли с комфортом на вертолетах.
Солнце постепенно вышло из-за вершин в зенит. Промежуток между ночной
прохладой и пеклом - считанные минуты.
Мы медленно шли второй час. Вдруг в ущелье заметили группу местных
жителей: это были двое мужчин и четыре женщины с детьми.
Ротный подозвал Мурзаилова.
- Ну-ка, останови их, окликни!
Пулеметчик по-таджикски что-то крикнул, женщины присели, сбившись в
стайку, как напуганные птицы. Мужчины что-то громко заверещали.
- Что они говорят? - спросил Кавун.
- Они говорят, командыр, что они - мирный, идет с женами домой.
- Пшенкин! Спустись с двумя солдатами, проверь их. Если все нормально -
мужиков к нам наверх, будут станочки к АГСу и "Утесу" нести, а женщины
пусть идут домой или тут ждут. Будь осторожен, чтоб под паранджой не
оказались бородатые рожи.
Рота заняла оборону, молодежь радовалась передышке. Воды давно не было ни
у кого. Если солнце не ослабит свое жжение, у кого-нибудь может случиться
тепловой удар. Я двигался в замыкании и подгонял более слабых. Мне,
конечно, гораздо легче идти. Ни бронежилета, ни каски, ни мин, ни
пулеметных лент. Моя "муха" давно расстреляна, продукты кончились, воды
нет. Только спальник тащу да боеприпасы.
Я год до Афгана служил в Туркмении и Узбекистане, много лет жил в
Киргизии, но к такой жаре все равно трудно привыкнуть. Чувствовал себя
скверно. А каково же этим молодым пацанам, особенно из центра России? На
почерневших от солнца и грязи лицах, там, где текли по щекам капельки
пота, оставались светлые бороздки. Глубоко запавшие глаза, всклоченные
волосы, лица перекошены гримасами страдания и усталости. Такое вот лицо
солдата. Грустно. Кто сэкономил папироску, принялся курить и
переругиваться со "стрелками" окурков.
Да! Видок у нас у всех... Оборванцы! Вон, Колесников скатился по камням,
теперь идет практически без брюк, задница прикрыта рваными кусками ткани.
То-то достанется в полку от армянина-старшины. Веронян, конечно, поорет
для приличия, но оденет. А куда денешься? Сфотографировать бы солдата
таким, какой он есть на самом деле, да в цветной военный журнал
"Советский воин" - в раздел "Тяготы войны", но кто ж такой снимок
напечатает? А солдат выглядит очень живописно: снайперская винтовка,
пулеметная лента сверху вещмешка, снизу болтается привязанная мина к
миномету, и почти голый исцарапанный солдатский зад.
Привели местных мужиков, они не сопротивлялись.
- Все нормально, командир. Местные с женами домой возвращаются, - доложил
комвзвода.
- Зачем идут и откуда? Наверное, душманы? - улыбаясь, недобро спросил
командир.
- Нист, нист, душман, - забормотал испуганно один из афганцев.
- Конечно, нет, кто ж признается, - согласился Ваня. - Объясни ему,
Мурзаилов, мы их не тронем, пусть только помогут нести станок от
пулемета, а потом отпустим.
Афганцы выслушали пулеметчика и выглядели обреченно. Нам не верили, но
что они могли сделать. Не откажешься. Одеты они были в видавшие виды
халаты, сандалии на босу ногу, грязные шаровары и такие же чалмы на
головах. По лицу возраст их не определишь - тридцать лет или пятьдесят,
не понять. Взвалили они на себя станки и, улыбаясь, с надеждой смотрели
нам в глаза: не убили сразу, жен не тронули, может, отпустят живыми?
