когда-то с лирой из дома отца.
Но аскетическое лицо путника сияло необычайным, светлым спокойствием, его
Ласковый голос ободрял даже отчаявшихся, и добрался он до дому, идя в
благословениях людей, как в сияющем шаре".
Снова склеенные листы перевернулись целой пачкой, и Левушка, с трудом разбирая,
перевел:
"Читающий, чем дальше ты идешь в своем знании, тем легче ты должен понять, что
ведет тебя по пути и как ты можешь принять участие в общей жизни вселенной.
Только тот входит в жизнь вселенной, кто научится не только видеть Бога в каждом
человеке, но и чтить его в своих буднях.
Тот же, кто научится поклониться Огню встречного, войдет в общение с идущими
впереди своего века как руководители и вожди своей современности.
Дошедший до этой ступени не возвращается больше в заурядное воплощение, но
переходит в путь гениев и идет дальше, руководимый Теми, Кто невидим людям, не
умеющим покорить свои страсти и стать господином самого себя, не теряющим
полного самообладания ни в какие минуты жизни земной.
Прочитавший эти строки, пойми еще раз: нет тайн, нет рангов, нет условных
делений на высших и низших. Есть только освобожденная Воля-Любовь, освобожденное
от условностей зрение, освобожденная от скорбей Радость".
Ясса стучал в дверь. Мы уложили книгу, закрыли стол и, полные чувства
благодарности, вышли из комнаты Али.
На этот раз надпись нас нигде не задержала, но, когда мы вышли в коридор, перед
комнатой омовений точно висела в воздухе огненная надпись:
"Храм не там, где сияют лампады. Храм - сердце человека; и куда бы он ни пришел,
он может видеть только то, что в его сердце выросло.
Учитесь, неофиты, не судить людей, в каком бы виде они пред вами ни предстали. В
тех местах, где живут грешные, - грешнее всех тот, кто грех, а не Бога в
грешнике увидал".
Слова погасли. Мы совершили обычное омовение и прошли за Яссой в столовую И.
гораздо раньше, чем приходили все эти дни.
Встреченные, как всегда, приветливой улыбкой И., мы не могли не заметить, что
сегодня на его лице была какая-то особая серьезность.
- Как только вы поужинаете, - сказал он нам, не прикасаясь сам к еде, - мы
отправимся будить профессора. Читая сказку древнейших времен, вы поняли, что ни
в какие времена не было иных принципов движения людей к совершенству, как именно
те, с которыми вы встретились в вашей современности. Древнейшая Мудрость, как и
мудрость наших дней, говорит об одном: о раскрепощении в себе зерна Вечности от
давления собственных предрассудков, суеверий и страстей. 06 укреплении
освобождающихся частиц любви в себе умением жить во всей полноте чувств и сил,
не поддаваясь компромиссам. О достижении этой цельности, вскрывающей внутреннее
зрение и слух, через ряд путей, облегчающих человеку это достижение. И наконец о
главных условиях, приводящих каждого человека к самому легкому, самому короткому
и самому простому его пути: верности до конца, послушанию до
конца. Сейчас вы будете присутствовать при пробуждении человека, не знавшего
компромисса в своем служении науке. Наука была его Богом, которому он
поклонялся, не будучи в силах даже представить себе возможности отойти от нее на
одну минуту. Перестаньте думать, что путь человека к совершенству - это только
духовное искание, религия, искусство или проповедь любви, где все отдано прямой
своей цели: служению людям. Эти пути редки.
Чаще люди стремятся по ответвлениям, даже не нося в себе идеи служения
человечеству, вроде профессора. И тем не менее путь их велик, они живут в той
гармонии, которая делает их движущимися точками вселенной. Их самолюбие, их
личные желания не закрепощают их. Они видят своего Бога и поклоняются Ему без
тех перегородок, которые выстраивают между собою и Богом узкие религиозники или
искатели, мечтающие войти в новое царство добра и любви, оставаясь сами в старых
шкурках собственных страстей. Сосредоточьте свои мысли, думайте о ^Профессоре со
всей широтой вновь открывшихся или, вернее сказать, еще раз осветившихся для вас
древней мудростью знаний, несите всю чистоту и мир ваших сердец, и двинемся к
домику профессора.
Сегодня вы оба поймете на деле, что такое действенная встреча. Не присутствие
ваших тел, наблюдающих тот или иной факт, мне нужно. Но активная сила вашего
творческого духа, Любовь - действие, Любовь - полное внимание к жизни другого,
Любовь - забвение себя как единицы плоти, Любовь - единение в Духе и Огне как
Свет вселенной.
Раскрыв широко руки, И. прижал нас обоих к себе, и на миг я точно утонул в
блаженстве. Когда И. отодвинулся от нас, я был ослеплен, мне казалось, что в
одну минуту я проскочил целую вечность. Я ощущал себя необычно сильным, бодрым,
счастливым. Такое спокойствие царило во мне, точно вся земля и все небо поют мне
песнь привета и я отвечаю им, не зная, где граница моей возможности их любить и
им поклоняться.
Я взглянул на Бронского и подумал, что до сих пор вовсе не знал этого человека,
что только сейчас я понял, как он гениально талантлив, - таким огнем сияли его
глаза, такой силой веяло от его богатырской фигуры.
Молча, в благоговении, точно три шара любви, мы шли к домику профессора. Но мне
казалось, что мы не идем, а мчимся, таким легким я себе казался и такими же
легкими казались мне мои спутники.
В домике профессора мы нашли полную тишину. На крыльце нас встретил Никито,
провожавший от себя Лалию и Нину, поклонившихся нам и быстро Скрывшихся во тьме.
- Привет, Учитель, привет, друзья, - сказал Никито, здороваясь с нами. - Все
сделано, как ты приказал, Учитель. - обратился он к И.
- Хорошо, отпусти сестру Герду и прикажи ей сейчас же лечь спать в своей
комнате. Ей нужно успокоить и подкрепить свой организм. Оба вы были все эти дни
так усердны, что ты не учел, сколь хрупок организм женщины и повел ее слишком
скоро и далеко в ее новых знаниях и опыте. Ей было достаточно тех рамок, которые
я тебе наметил, для полной подготовленности к путешествию. Теперь же, пожалуй,
придется задержаться нам всем и обождать, чтобы ее организм пришел в равновесие.
В словах И. не звучало ни упрека, ни выговора. Но каждый из нас остро
почувствовал, что Никито неточно выполнил то послушание, которое на него
возложил И.
- Прости, Учитель, вновь моя неустойчивость, которую я счел добротой, ввела меня
в заблуждение. Сестра Герда так молила меня помочь ей пройти дальше указанного
тобою в знаниях. Она уверяла меня, что еще никогда не была так сильна и не
чувствовала себя здоровее и увереннее. И я не устоял против ее мольбы. Я
предполагал, что помогу ей крепче закалиться и лучше приготовиться к ее
путешествию. И только в эту минуту я понял, что принес ей вред, а может быть,
повредил и всему твоему делу, задерживая твой караван здесь. Прости, Учитель,
только на один миг я выпал вниманием из орбиты данного тобой поручения, на один
миг поддался личному восприятию текущей минуты, подпал под его влияние - и
совершил непоправимую ошибку, поддавшись личной мольбе человека. Да будет мне
это вечным уроком, который я прочно знаю в теории и мечте и плохо выполнил в
простом действии обычного дня. Теперь я всегда буду бдителен и буду помнить:
зрение и слух, знание и милосердие Учителя моего больше и яснее
моих. Я должен идти только так, как видит, знает и ведет меня мой Учитель.
Сестра Герда жаждет видеть тебя и говорить с тобой. Можно ее позвать к тебе?
- Это было бы возможно, мой дорогой друг, - с необычайной нежностью сказал И., -
если бы Герда, удержавшись в границах, указанных ей мною, продумала,
прочувствовала полученные ею знания и привела себя в полное и устойчивое
самообладание. Теперь же она похожа на бурлящий самовар, выбрасывающий кипяток и
пар из всех своих щелей и пор. Отведи ее домой, передай ей мое приказание, научи
в эти короткие минуты понять ее собственные и твои ошибки и, кроме того, так
перелей любовь и мир своего сердца в ее, чтобы она поняла, что надо забыть о
себе и своих желаниях, а думать об общем великом деле, которому она хочет
служить и ради которого хочет ехать в дальние Общины. Это не пикник или прогулка
в оазис с роскошной растительностью, которую можно встретить только в оазисах
пустыни. Это великая сила Любви, которую несет каждый из намеченных к
путешествию путников для радости и примиренности тех, к кому едет. И чтобы
суметь принести и подать свои дары встречным, надо самому стоять в полном
самообладании и беспристрастии к тем, кто живет и дышит вокруг нас. Я
предупреждал и тебя, и Герду: ленивый не всегда может быть принят в Общину, но
только тогда, когда его лень происходит от физической слабости, которая легко
читается в его ауре. И такой ленивый никогда не бывает неряшлив. Чрезвычайно же
суетный и тормошливый, воображающий, что он очень усерден и темпераментен, не
сможет продвинуться в ступенях Общины дальше первой, так как его самообладанию
мешает его собственная неряшливость духа: ничего до конца, все в мировом
масштабе - и в результате мыльный пузырь. Иди, друг, мы тебя подождем.
Возвращайся.
О, как я сочувствовал Никито, молча поклонившемуся и ушедшему в дом. Всем
сердцем я понимал, как рыцарски героичен был Никито по отношению к Герде, как он
желал помочь женщине и, тронутый ее мольбами, увлекся и вышел из указанных ему
И. границ. Всем сознанием я молил моего милосерднейшего друга Флорентийца помочь
Никито найти нужные в эту минуту леди Бердран слова, провести ее к высшей
радости: понять свою ошибку, благословить Свет, показавшийся ей, и творчески,
любя и побеждая, смиренно принять идущий урок.
- Ты, Левушка, - вдруг услышал я голос И., - сосредоточься еще глубже, и Вы,
Станислав, также желайте Герде и Никито принять данное мгновение не как
наказание или раскаяние, но как радость освободиться от иллюзорного "расширения
сознания". Не космическое сознание расширялось в Герде, не ему помогал Никито,
но расширялась ее личность, и она ослепила их обоих. Этот маленький урок вместе
с тем, что вы прочли в комнате Али, пусть будет вам освещением многого, что вы
увидите сейчас и кого увидите в дальних Общинах. Там живут люди жаждущие, всегда
приподнятые в своих духовных желаниях и достижениях и не имеющие сил забыть о
них для общего блага.
И. взял каждого из нас за руку, и я снова ощутил блаженство Любви, мира, радости
и бесстрашия, в которых я несся за Гердой своими мыслями, точно между мной и ею
не было перегородок пространства, времени, пола, формы... Теперь мне показалось,
что все мы трое понеслись вместе над Никито и Гердой, о чем-то говоривших. О
чем-то плакала Герда, но я знал, что все мы поем им песнь торжествующей Любви...
Сколько прошло времени, я понять не мог. Для меня снова мелькнула целая
вечность. Я почувствовал какой-то толчок и увидел себя и Бронского стоящими на
том же крылечке, с которого мы вошли в дом, и услышал слова И., обращенные к
Никито:
- Аминь, мой друг. Да будет вовек в тебе знание, что и доброта может не только
вредить движению человека, но может даже и погубить его, низведя его из высшей
формы в низшую. В данном случае еще не совершилось ничего ужасного. Но могут
быть случаи, где доброта, ложно понятая, мешает развиться самообладанию другого
человека. Если твой друг не может сдерживать своих страстей и своего раздражения
в твоем присутствии, если ты не содействуешь его умиротворенности и не видишь
успехов в его самообладании, Ты виновен. И виновен не только перед тем, что
видишь, то есть перед временной его формой, но виновен перед его вечной жизнью,
в которой твоя любовь помогла ему понизиться в его ступенях вечного
совершенствования. Твое иллюзорное милосердие, твоя призрачная любовь к другу в
данном случае могли быть причиной даже того, что ему в следующее воплощение
пришлось бы нести тяжкий урок зависти и к знаниям, и к положению других. Могут
быть и такие случаи, если поведение твоего друга в твоем присутствии часто идет
в напряженном раздражении и бешеных порывах несдержанности, что ему придется
начать следующее воплощение не в человеческой, а в животной форме, - и ты будешь
