долг, обязанность, тяжелая ноша. Ибо то еще стадия рассудочная, стадия самая
близкая к полуживотному существованию.
Но то считайте милосердием, что даете в радости, в сияющем счастье жить и
любить.
Не тот любит, кто несет свой долг чести и верности. Но тот, кто живет и дышит
именно потому, что любит и радуется, а иначе не может.
И любовь сердца такого человека не брага хмельная и чарующая, создающая красоту
условности, но ими чистая Красота, несущая всему примиренность, успокоение.
Там, где ты - ныне призываемый мною в ученики и сотрудники друг, прочел мое
слово, там, где ты претворил его в примиренность в сердцах людей, - там ты
основал новое колесо для жизни сердца человека, ибо там ты помог двинуться в
новом вихре чакрам человека.
Вступайте в день, поняв на себе, как освобождается человек от застарелых ран и
пятен. Как пробиваются к новому пониманию и восприятию дня борозды в мозгу. Как
могут они проложиться, развернуться, стать действием только тогда, когда
закрепощающая сила, жившая в организме как старый предрассудок сгнила и вышла из
него, освободив место для радости.
Радостью ткется светящаяся материя духа, радостью вводится человек в единение с
людьми, а следовательно - с нами и со всей вселенной".
Сила, державшая, ноги Бронского приклеенными к полу, внезапно исчезла, и он
легко вошел в раскрытую Левушкой дверь. Впервые Станислав ощущал счастье, полное
счастье, горячая волна которого заливала все его существо, сияла ему из каждого
предмета комнаты, показавшейся ему сегодня особенно прекрасной и белой. Когда он
взглянул в сияющее лицо Левушки, то не смог удержать возгласа:
- Левушка, Левушка, как Вы прекрасны. Я даже не думал, что Вы можете быть так
нечеловечески прекрасны!
- Если бы здесь было зеркало. Вы бы и себя увидели нечеловечески прекрасным и
совсем молодым, Станислав, - ответил Левушка, и даже голос его был новым,
звучнее, ниже и мелодичнее того, к которому привык Бронский.
Большое удивление обоих вызвала книга, уже раскрытая на столе, которую вчера так
тщательно и осторожно убирал Левушка, закрывая стол Али. Чьи же заботливые руки
открыли ее? Чье любящее сердце посетило и благословило своим милосердием их
рабочее место? Но думать об этом было некогда. Принимаясь за чтение, Левушка с
удивлением заметил, что целая пачка листов книги была точно склеена после того
места, где они остановились в сказке вчера, и в заголовке стояло:
Путешествие, жизнь и уроки второго сына
Переведя Бронскому заголовок и показав ему склеенные, вернее сказать, слипшиеся
листы, Левушка снова стал переводить ему книгу:
"Ушел второй сын, полный энергии, долго шел, разыскивая путь в страшный город. С
кем ни встретится, кому ни скажет, все со страхом смотрят на путника и говорят
ему: "Что ты, друг, аль жизнь тебе надоела? Ты ведь там не только от чумы
умрешь, но если даже выживешь, то от вражды тех горожан зачахнешь. Оставайся
лучше с нами. Работы у нас сколько хочешь, земля хорошая. Мы тебе поможем дом
построить, женишься, заживешь в свое удовольствие. Девушки у нас одна другой
лучше. Оставайся, брось думать об этом несчастном городе, никому ты там не
поможешь, только себя погубишь".
Но не слушал путник заманчивых предложений. Он всем своим существом стремился в
дом несчастной женщины и, еще не зная и не видя ее, мысленно говорил ей: "Милая
мать, будь спокойна. Я иду к тебе, как только могу и умею быстро. Не лей слез.
Жизнь посылает тебе прощение и утешение в той форме, как ты просила. Как хотел
бы я подобрать все твои слезы и заменить их радостью. Верь мне, я буду видеть в
тебе мать и служить тебе так, как я служил бы своей родной матери".
И много, много новых дум передумал средний брат за свое долгое путешествие. Не
раз смущали его люди, которым он рассказывал, куда и зачем идет, своими
разговорами. Особенно сильно повлиял на юношу разговор с одним стариком. Узнав,
что целью путника было стать сыном неизвестной ему женщины, старик сказал:
- Ох, и горькое же дело ты затеваешь. Взять дитя чужое на воспитание - и то дело
трудное. Надо любовь в себе к нему найти, будто к родному. А этого почти
невозможно сделать. А уж мать человека взрослого, как же ты, не видев ее, можешь
чтить и любить перед Богом? Вдруг она тебе не понравится? Перед людьми-то ты
сможешь это скрыть, а перед Богом и своей совестью как?
Задумался юноша и не знал, что ответить старику. Действительно, он видел и
слышал не раз, что хорошие люди стремились облегчить другим жизнь и брали к себе
их детей. Но часто приходилось им возвращать детей родителям, так как дети их
раздражали, заставляли постоянно повышать голос, и кроме обоюдного
неудовольствия и даже детских слез из их воспитания ничего не выходило.
Чем дальше шел путник, тем слова старика все сильнее въедались в его сердце, как
ржавчина. И не мог он найти разъяснения, но твердо знал, что он задачи своей не
оставит, от нее не отступится. И взмолился средний сын своему мудрому отцу,
прося помочь ему понять свой мучительный вопрос и указать, как же ему поступить.
Прилег он отдохнуть в тени деревьев, и снится ему, будто пришел к нему отец и
говорит:
- Сын мой добрый. Доброта - это качество твое, человеческое, как тебе это
кажется и каким ты его считаешь. На самом же деле это не твое качество, но
качество Бога, в тебе живущего. Оно не может изменяться в зависимости от качеств
тех людей, которым ты подаешь свою доброту. И подаешь ты ее не потому, что так
хочешь или не хочешь; и подаешь ее не тому, что есть видимый глазами человек, но
тому Свету, что живет внутри каждого встречного, что вечен и неизменен, как твой
собственный Свет, что ты знаешь в себе как Доброту. Если Доброта твоя шла из
сердца, как частица Бога в тебе, то она и подавалась той частице бога, что ты
мог увидеть. И тогда нет и места рассуждениям, что люди, будь то дети или
взрослые, могут быть для тебя "своими" или "чужими". Что они раздражают, мешают,
нарушают гармонию твоего дневного труда и дома. Ты не их видел, когда их брал
или им помогал, но ему, единому, молился, когда с ними входил в общение. И
сейчас ничем не смущайся. Иди смело и легко к той, что сердце твое назвало
матерью. Доверься мудрости сердца и миру его, неси радость Тому, что живет в
оболочке женщины. С этого дня перестань думать, что есть разобщенные, отдельно
существующие люди. Есть единая мировая душа, что живет во всех формах земли. Не
зри своей особой задачи в том, чтобы поклониться своим трудом всем этим формам.
Но легко и просто молись Единой Душе во всех встречаемых ее воплощениях. В
минуты смущения и неуверенности всегда зови меня, чтобы скоро кончались эти
минуты. Каждая такая минута засоряет выход чистой силе из твоего сердца, и
нарастают вокруг твоего сердца корочка и узелки. И какими бы короткими и
поверхностными ни казались тебе мелькнувшие минуты сомнений, трудность выхода из
сердца доброте так ощутима, как будто между тобой и человеком легла перегородка.
Иди весело. Не отталкивай людей, не отказывайся выслушивать их мнения, но
улыбайся им, как детскому лепету, когда видишь их неразумие, их полное незнание
истинной сути вещей. Доброта, поданная тобою как молитва, как поклон Единому в
человеке, проникает не в те видимые оболочки, что доступны разложению и смерти,
но в то Вечное, что неизменно и что ты восхваляешь, радуясь, что мог подать
встречному свою Доброту. Проходи свой день труда легко всюду, где остановит тебя
встреча, и знай, что день был, если твоя улыбка привета помогла расшириться и
светлее засиять Единому во вселенной от твоей встречи с человеком. Не важно, как
засветился круг Единого шире на земле. Не важно, чем помог ты людям шире
проявить его, - важно, что твоя Доброта вызвала к деятельности Доброту соседа.
Живи же отныне не в границах одного места или времени, где все подвержено
изменению, разложению и смерти. Но во всей вселенной, всюду поклоняясь
Неизменному, что живет внутри всякой видимой формы. Будь благословен, сохраняй
спокойствие при всех обстоятельствах жизни и передавай каждому - без слов и
наставлений, - свою молитву к Его Единому. Перед тобой бесчисленные миры,
которых ты не видишь. И во всех этих мирах бесчисленны формы, на них живущие.
Никогда не забывай благословить все миры и послать привет каждому светлому
брату, где бы он ни жил и какова бы ни была его форма труда и действия. Твоя
молитва, твой поклон огню человека не зависят ни от места, ни от времени, но
только от твоих чистоты, бесстрашия и доброты.
Проснулся средний брат, точно живой росой его сбрызнуло, так ему стало легко и
весело. Все его сомнения показались ему смешными, и пошел он дальше, глядя на
встречаемых людей иными глазами. Должно быть и люди стали воспринимать юношу
иначе, ибо никто не зазывал его к себе и не называл его больше ни чудаком, ни
странным. Никто не уговаривал остаться и отказаться от замысла идти в страшный
город. Признавали его задачу и только еще внимательнее становились к нему люди,
и все чаще чья-то милосердная рука совала ему скромный узелок, а губы застенчиво
шептали: "Прими, Бога ради. Не обессудь, что мало, может, пригодится". И чаще
всего то были цветущие девушки и дряхлые старики.
Наконец дошел до города средний сын, разыскал дом, где решил служить помощью и
радостью своей названой матери. Вошел он в этот дом, твердо помня слова своего
отца, явившегося ему во сне.
Едва войдя в дом, он увидел в сенях женщину, еще не старую, красивое лицо
которой было измождено болезнью и скорбью.
- Здравствуй, мать, я пришел к тебе вместо сына, которого ты потеряла. Прими
меня вместо него и разреши помогать тебе в работе.
- Бог с тобой, юноша, понимаешь ли ты, что говоришь? - с испугом отвечала
женщина. - Дом мой заражен, болезнь перебросилась на наш квартал. Правда, на
этот раз умирает мало народа, но болезнь тянется много недель и истощает людей
все равно до смерти. Уходи скорее. У меня нет сил даже говорить с тобой. Я
ничего не могу тебе дать, потому что там, куда пришла болезнь, все опасно, все
грозит заразой.
Говоря, женщина тяжело дышала и с последними словами так сильно пошатнулась, что
едва не упала. В одно мгновение сбросил юноша котомку с плеч, подхватил женщину
на руки и сказал:
- Ничего не бойся, мать. Скажи только, куда тебя отнести, и будь спокойна. Я
вовремя пришел, чтобы выходить тебя.
С трудом подняв руку, женщина молча указала юноше на дверь в комнату. По лицу се
катились слезы, когда нежданный гость укладывал ее на смятую постель, очевидно,
давно не перестилавшуюся. Воздух в комнате был тяжелый и спертый, на полу, также
давно не метеном, валялось много сора. Юноша открыл окно и, улыбаясь плачущей
женщине, сохранял полное спокойствие.
- Не плачь, мать, я сказал тебе, что пришел выходить тебя. Вот я сейчас накормлю
тебя. Точно знали добрые люди, как скоро понадобятся мне их дары. Сейчас я тебе
сварю молочной каши и яичко. Скажи только, есть ли у тебя печь? - спросил он,
оглядываясь по сторонам и не видя никакого намека на печь.
Женщина указала ему на тяжелый пестрый занавес в дальнем углу комнаты. Отдернув
его, юноша увидел маленькую печь, рядом дрова и кучу мусора. Быстро разведя
огонь, он сварил пищу, накормил больную, которая поела и тотчас же заснула.
Воспользовавшись ее сном, гость убрал комнату, вынес мусор и ведра с
застоявшейся водой, привел все в порядок в сенях и сел у кровати, ожидая
пробуждения своей названой матери.
Мысли его вернулись к словам отца. Он вспомнил свой родной дом, сравнил слова
отца с его собственной жизнью, год за годом внимательно рассмотрел поведение
своего отца и убедился, что сам отец жил именно так, как говорил ему во сне. Он
силился вспомнить хоть раз раздраженное или сердитое лицо отца, хоть одно слово,
сказанное в повышенном тоне, но ничего, кроме всегда приветливых слов, иногда
добродушно-юмористической улыбки, вспомнить не мог.
Он стал внимательно вглядываться в лицо спящей. Как много страдания и
беспокойства лежало на этом стареющем лице! Юноша от всего сердца пожалел бедную
женщину и мысленно сказал себе: "Я буду любить тебя всем сердцем, я буду жить у
