Флорентийца, подняли Вас над всем личным, что Вам казалось обязанностью
гражданина и высшей честью человека-джентльмена. Помните ли Вы, как изменилась
тогда Ваша психика, как весь Ваш личный бунт, которым Вы были заняты, показался
Вам сразу мелким и недостойным человека-творца и как, наоборот, Вы поняли свою
преступную небрежность к ждавшей Вас терпеливо, боготворившей Вас публике? Тогда
Ваша духовная жизнь, жизнь творца и музыканта, висела на волоске. Вы могли
остаться в артистической комнате и совсем не выйти к ждавшей Вас толпе. И тогда
Вы сами сожгли бы плоды всех своих вековых трудов в искусстве в своем личном,
эгоистическом бунте. И в этот миг сгорел бы для Вас весь путь красоту. Не только
единить людей Вы не смогли бы больше, но для Вас закрылось бы звучащее небо. Вы
говорите, что нет Ваших сил выносить распятия, через которые Вы проходите
этапами Вашего искусства? Но искусство, каждый шаг в нем вперед, приходится
выносить с трудом лишь тому человеку, который выхватил кусок красного огня с
неба и не выработал того самообладания, где чистота сердца равна мощи духа. Если
бы Вы в Вашем сером дне каждое мгновение жили у черты Вечного, Вы бы знали, что
у человека нет двух миров, разъединенных во вселенной, нет двух мест для его
творчества и для его служения людям. Вы не различали бы людей от тех сияющих
гениев, которых видите в часы творчества, но знали бы твердо, что каждое
мгновение только и может быть дыханием Вечного. Я спрашиваю Вас, что заставляет
Вас страдать от тех или иных людских пороков? Вглядитесь, вдумайтесь, и Вы
увидите: только те трещины неуверенности в вашем собственном миросозерцании,
которые Вы сами расширяете, выливая и прибавляя к яду людей свое раздражение.
Посмотрите, жизнь в этом доме была нерушимо спокойна, когда Вы сюда вошли.
Первое, что Вы сказали: "Наконец-то! Наконец я нашел мирный угол! Здесь я буду
творить!" Много ли прошло для Вас здесь мирных трудовых дней? Родина тревожит
Вас? Смута и нищета народная? Мелкие люди, обман и фальшь? Но ведь сейчас все
это от Вас так физически далекое клокочет бурно в Вас самом. Если бы Вы могли
видеть себя, видеть то кольцо огней, в котором Вы движетесь, как в костре, и
которое Вы же сами создали, Вы пришли бы в ужас и отчаяние и, пожалуй, Ваш
Реквием был бы готов завтра. Принося земле звуки, которые помогают людям жить,
Вы забыли о силе дисгармонии, которая бьет людей, как кнут, всегда, когда Вы
творили, измученный своим собственным разладом. Задумайтесь, дан ли Вам дар,
чтобы им бить людей? Кроме знания своего места во вселенной, у гения есть еще и
обязанности, разнящиеся от обязанностей прочих людей. Гений, неся свои дары
земле, не может выбиваться из легкой радости: быть гонцом. Света. Для гения нет
пути, обычного для средних дарований. В его труде всегда сотрудничество неба и
земли. Но труд-счастье переходит для него в наказание, если он перенес центр
тяжести так, что душа его слабее мощи его дара. И в этих случаях, друг, помощь
может быть только одна: надо забыть о себе и думать о тех, для кого Вам дан дар.
Вы сказали мне прошлый раз: "Я не могу безнаказанно спускаться на землю". Да,
если Вы спускаетесь на землю, то это будет всегда трагедией. Лично для Вас это
будет наказанием и проклятием, для дара Вашего - потерей, а для людей -
лишением, ибо гений - это человек, не разъединяющийся с Теми, Кто с ним вместе
творит. Творить... О, это не значит всегда побеждать или неустанно заниматься
своим ремеслом и его деталями. Это значит крепить своей верностью искусству
связь людей с Теми старшими братьями, что приняли на себя сотрудничество земное
с Вами. Каждый раз, когда гениальное вдохновение было задержано Вами или
растрачено зря, не достигнув цели, Вы оставляли энергию Любви неиспользованной.
И она возвращалась к своему первоначальному источнику, не принеся пользы и
счастья людям, так как Вы, ее приемник, были не в силах ее принять и передать
встречным, Вы возмущаетесь ложью, обманом, воровством. Подумайте глубоко,
встаньте в космическое понимание своей жизни и решите сами: чем отличалось Ваше
поведение в этих случаях от поведения любого вора, обворовывающего свой народ?
Ведь Вы, имея все возможности, не передали им сокровище, которое было послано
через Вас им. Не Вам оно было дано, но через Вас им назначалось. И Вы лишили их
не только красоты, как таковой, но и знания новых сил в себе, новых восторгов,
которые могли и должны были пробудить в них энергию Света для труда и действия в
их простых днях и отношениях с людьми. Не стойте пораженным, друг. Сделайте
выводы и учтите их в будущем. Чем выше человек, тем больше он должен думать о
тех своих братьях, что мало имеют духовных возможностей. Не нищетой материальной
потрясайтесь. Но нищетой их духовной, которую Вы много раз делали еще беднее.
Ваш путь - не путь политика и устроителя земли, но путь ускоренного пробуждения
духовного Света в людях через музыку. Не путайте этих путей. Можно и должно быть
патриотом, честным и деятельным гражданином своего отечества. Но путь, каким
несут свое гражданство, свою любовь к родине и свой труд для нее, остается
индивидуальным путем, и перепутывать секторы труда вовсе не значит расширить
свое собственное сознание или сделать свой труд более полезным для сознания
встречных. Пойдемте с нами. Вам необходимо пройтись по воздуху. Кстати, Вы
посмотрите новые картины синьоры Скальради. Не стойте же в такой недоуменной,
рассеянной позе, - прибавил И., улыбнувшись артисту. - Можно подумать, что Вы
вывели из моего разговора заключение, что музыканту, кроме его музыки, закрыты
все другие пути знания и деятельности. Это неверно, и я этого не говорил. Не
суживать горизонт дел и мыслей, но ширить его так, чтобы вся вселенная вошли в
Ваше сердце. И чтобы Вы стали сыном ее, а не только сыном родины. Гению все пути
открыты, но только тогда, когда он не бьется между небом и землей, а когда мира
слиты в нем воедино, ибо в нем самом Гармония кончила счеты своего "я" с единой
землей.
Взяв под руку растерянного Аннинова, И. вывел его из дома и пошел по направлению
к Общине.
- Я опомниться не могу! Я мог себе представить себя в разных ролях. И чаще
всего, признаться, я мнил себя великим музыкантом, просветителем, благодетелем и
джентльменом. Но чтобы я оказывался в конце концов вором!.. Слуга покорный!
Этого только недоставало на мою бедную голову.
Аннинов был так комичен в своих жестах, изображая, как он представлял себе свое
величие и куда попал, поверженный словами И.; он так уморительно размахивал
руками и делал такие громаднейшие шаги; голос его взлетал до высоких нот, и
падал вниз. Забыв о нашей пыли, он поднял целое ее облако, в котором казался
огромным привидением. Я не выдержал и залился своим хохотом.
Музыкант остановился, точно громом пораженный. Он смотрел на меня во все глаза,
очевидно крепко забыв о моем присутствии. На его подвижном лице боролись разные
чувства, но все казалось мне так смешно, что я не был в силах остановить своего
глупого смеха.
- Вот она, комедия человеческой жизни! - сказал, наконец, Аннинов. - Я распят, а
ему смешно! Каково же, действительно, должно быть, Величайшим из людей наблюдать
мелкого воришку, расточающего без пользы их духовное добро! О Господи, только
сегодня, сейчас я уразумел, что это такое "Вечное Движение" и кто - его носители
на земле и над нею. Носители Его на земле только те, что могут понять -
внутренней, интуитивной верностью - силу в себе не как собственный дар,
выработанный своими достоинствами, а как движущееся во времени слияние с Силой,
живущей вечно. Ах, если бы мне больше никогда не забыть ни на минуту, что моя
земная жизнь - не простое чередование дней, удач или неудач в них. Но Движение
силы, вечно живущей и вечно творящей, движение ее в творчестве, к которому я
только и могу присоединиться, сливаясь в спокойствии и чистоте с Нею в музыке.
Как легко и просто было бы мне тогда жить! Каким озаренным и наполненным казался
бы мне мой каждый день, вереницы которых я пропускаю сейчас так бессмысленно,
тоскуя по небу, воруя его дары у несчастной земли и жалуясь на свое одиночество.
Мне было глубоко жаль Аннинова, голос которого теперь звучал глухо и скорбно. Я
чувствовал себя виноватым и хотел уже обратиться к нему с извинением, как снова
заговорил И.:
- Друг, дело не в том, что в эту или другую минуту Вы помните или забываете, что
Вы гонец высших Сил на земле. Но дело в том, чтобы Вы, человек гениально
одаренный, помнили, что на Вас лежит еще и долг небу. И долг этот заключается в
том, чтобы сердце Ваше не мрачнело так легко, подпадая влиянию чуждых Вам
эманаций. Удары этих чужих мыслей только тогда разбивают психику человека, когда
он слаб в своей верности Тем, Кого он признал высоким источником своего
благоговения, чьи идеи его пленяют, чье озарение он считает счастьем своей
жизни. Много творческих восторгов Вы вызвали в толпах людей, передавая им плоды
своего счастливого дара. Не одну Голгофу Вы прошли, чтобы войти в ту ступень
творчества, где могут отдавать люди-гении своим братьям Свет слышимой или
видимой ими Гармонии. Вы часто задумывались о встречах с отдельными людьми. Вы
не раз поражались, почему Вы не дали счастья ни одному живому существу подле
себя. Но Вы никогда не задумывались о Ваших встречах с толпами людей. Почему Вы
ни разу не подумали, как велико Ваше счастье, что Вы можете вводить в храм
Света, в блаженство Любви и мира толпу тех, кто пришел слушать Вас? Как же Вы
представляете себе Ваш подвиг пробуждения к высоким чувствам и силам толп людей?
Можете ли Вы безнаказанно для Вас проносить по земле молчание этих толп, их
умолкание к мелочи земли и их слезы благоговения, восторга и благодарности их
ощущения великого сияния неба, когда Вы играете? Восторг, вызванный в человеке,
как и ужас, и скорбь, и страдание, все ткет нить связи, за которую гений несет
гораздо больший ответ, чем простой человек. Если гений вытащил людей из болота
страстей в сияющее благородство, хотя бы только на те часы, когда они его
слушали, читали, смотрели, то море их благородства и благодарности ляжет стеной
вокруг гения, если его гордость и сознание своей власти над ними было
преобладающим чувством. В этих случаях связь гения с толпами людей может стать
тяжелой рамой, упругой перегородкой между ним и его окружением, между ним и его
Учителями. Я не говорю о тех печальных случаях, когда гений вводит тысячи людей
в заблуждение, прививая им самые разнообразные пороки и затемняя им путь к
Гармонии всякими видами собственных изломов, выдавая их за новые искания Истины,
к какой бы отрасли творчества эти изломы ни относились. Восторги, вызванные в
людях, все слезы, скорби, страсти, подобранные Вами, исцеленные или утешенные
Вашей музыкой, если Вы не радовались, что можете подбирать их усердно,
благоговейно в чашу Вашего сердца, с тем чтобы подать ее как слезу Вашей радости
- слезу кристальной чистоты, как Господне вино - Вашему Учителю; если Вы не
молили Вашего Учителя сжечь все эти страдания в огне Его пламенного духа, они
лягут вокруг Вас, строя только еще новые перегородки условного между Вами и
ближними, между Вами и Вашими Учителями. С этого дня, подходя к роялю, выходя к
толпе, не думайте больше о той или иной форме своей передачи, о силе и степени
своего темперамента и возбуждения. Но думайте о величии момента, в котором
принимаете участие: о пробуждении в людях новых сил к жизни, о раскрытии в них
совершенно иного пути для действий в жизни только потому, что через Вас шел им
толчок. Вам, выходя на эстраду, надо помнить одно: руки Ваши ударяют вместе с
рукой Вашего Учителя по клавишам; звуки Ваши - это пули, летящие и светящиеся,
метко бьющие каждого в толпе. Кик они бьют, что ранят и пронзают в сердце
человека, об этом Вам не дано задумываться. Ваше дело - знать, что нет пустою
пространства между Вами и Теми, Кто сходит в своем духовном образе творить
вместе с вами.
Мы подошли к нашему дому и встретили Бронского и Скальради. Артист нес огромный
