стеле записку:
"Не медли, приводи себя в полный порядок. Сторож даст тебе какао и скажет, где
меня найти. Дела много, помни, что я тебе говорил, что каждый сильный на учете.
Помни об этом и не рассеивайся".
Я спешил, как только мог. Старик-сторож принес мне еду и сказал, что И. на
заводе и чтобы я шел туда сейчас же. Нечего и говорить, как я торопился
выполнить это приказание.
Выйдя из дома на островок, я увидел, что наметенные горы песка на дорожках уже
аккуратно убраны, но цветочные клумбы еще в жалком виде. Сторож растолковал мне
дорогу на завод. Я шел через тихие фруктовый и пальмовый сады. Даже если бы я и
не видел их раньше такими густыми и прелестными, то все же был бы поражен
разорением и печальными остатками леса. Уцелела только половина деревьев, и
именно те, которые были укутаны чехлами и пригнуты к земле канатами. Сейчас
здесь работало много людей, внимательно осматривавших вырванные с корнем и
сломанные деревья. Некоторые из деревьев люди сажали обратно в удобренную наново
землю, иные спиливали и уносили прочь, тут же засаживая пустые места новыми
деревьями.
Несколько рослых людей пытались поднять грандиозную пальму, всю в созревающих
плодах, но не могли справиться с тяжелым деревом. Я поспешил им на помощь, и
здесь я мог без осторожности применить мою голиафову силу. Через несколько минут
общими усилиями дерево было поднято и сидело в своей обновленной и удобренной
яме. Трудившиеся с деревом очень меня благодарили за помощь, удивляясь моей
необычайной силе и ловкости. Они застенчиво попросили меня помочь им поднять еще
одну не менее громадную и тяжелую пальму. Я был в восторге от того, что мог
оказать помощь, и не в меньшей радости, что впервые был признан ловким. Но новое
дерево задержало меня довольно долго, так как пальму надо было еще раскутать от
ее чехлов и канатов, обновить ее яму, и все это вместе заняло не менее часа. Я
ни на минуту не забывал своей главной цели: найти скорее И. Но в это утро все
было против меня, все меня задерживало.
Не успел я, напутствуемый тысячами благодарностей и благословений садовников,
выйти на площадку для игр, как услышал у красивого сарая для хранения игральных
принадлежностей жалобные стоны и причитания старенького сторожа. Оказывается, он
хотел открыть ворота сарая, загнанные ветром глубоко внутрь, не рассчитал своих
сил, упал, опрокинутый воротами, и сломал себе ногу. Пришлось отнести беднягу в
больницу, что было тоже не очень близко.
Боясь причинить боль его сломанной ноге, я нес его на руках, как малого ребенка,
что его крайне смущало. По дороге мне встречались люди, предлагавшие взять мою
тяжелую ношу, но я помнил, что у всех дела по горло, помнил и наставление И.:
"Не бойся тяжелой ноши". Пока я донес бедненького сторожа до больницы и сдал его
сестрам, времени прошло немало. Определить, который теперь час, я совершенно не
мог. Солнца не было видно, царил серый свет, о котором можно было сказать, что
он и предрассветный, и с одинаковым правдоподобием он мог сойти за преддверие
вечера, так внезапно здесь всегда наступающего. Зная дорогу на завод только так,
как мне рассказал о ней сторож на островке, я теперь, проблуждав по оазису,
никак не мог разыскать нужный путь. Юноши и девушки расчищали дорожки и увозили
горы песка. У них я расспрашивал о дороге на завод и, наконец, добрался туда.
Еще не доходя до целого ряда больших зданий, я услышал стук молотков, громкие
голоса, лязг пилы и громыхание каких-то тяжелых предметов. Войдя на широкую
площадку перед самыми зданиями, я был задержан целой вереницей верблюдов,
тащивших огромные двухколесные телеги с песком и еще с чем-то блестящим, что я
принял за железные опилки, но что на самом деле оказалось стеклянным порошком.
У самого большого здания суетилось много всякого народа. Каждый был занят своим
делом, никто не обращал на меня внимания, и я не знал, у кого спросить об И.
Случайно я поднял глаза вверх и увидел Грегора, стоявшего высоко на узкой
деревянной лестнице, у широкого окна второго этажа. Он подавал команду в глубь
комнаты, держа в руках какие-то инструменты. Боясь помешать его работе, я его не
окликнул, а прошел в широкие ворота завода, думая оттуда пробраться к нему
наверх. Меня остановила женщина, предупреждая, что в ночь произошли большие
повреждения в стенах и крыше завода, что сейчас подымают новые куски для заделки
брешей и проходить небезопасно. На мой вопрос об И., она улыбнулась и, выведя
меня вновь наружу, подвела к такой же узкой лесенке, на какой я видел Грегора,
ведшей к верхнему балкону. Женщина объяснила мне, что по этой лесенке, через
балкон, я попаду в зал, где работает И.
То, что женщина называла балконом, было на самом деле довольно широкой галереей,
опоясывавшей все здание с этой стороны. И лесенка, по которой я поднимался,
принятая мною за деревянную, оказалась стеклянной. Я влезал по ней вверх,
несколько сомневаясь, выдержит ли она мой голиафов вес, так как она имела вид
изящной детали украшения, а не предмета для подъема таких тяжелых и громоздких
тел, как мое.
Как бы то ни было, сомнениям моим суждено было кончиться очень скоро, потому что
я благополучно достиг галереи. Не успел я на нее взобраться, как сразу ощутил
прохладу по сравнению с жарой внизу и услышал голос И.:
- Ты бы, Левушка, еще дольше собирался, - смеялся он, видя, как я опешил, что не
могу отыскать его среди хаоса нагроможденных кучами стеклянных кирпичей самых
разнообразных размеров. - Сюда, сюда, там ты или сам провалишься, или провалишь
еще незакрепленные куски в полу и стене, - кричал мне И. И я наконец увидел
узкий проход, в конце которого стоял. И. : в одежде туземца, распоряжаясь и
лично помогая нескольким рабочим в такой же одежде укладывать кирпичи в зияющие
бреши пола и стены. - Одевайся скорее, вот одежда. Мне нужны точный и верный
глаз и очень сильные руки, - продолжал он, снова смеясь, видя, как я превратился
буквально в Левушку, "лови ворон".
Боже мой, до чего же И. был прекрасен! Если в первые дни знакомства я хотел
возложить на его голову венок из цветов и видел в нем греческого Бога, то сейчас
моя душа наполнилась благоговением и восторгом. Все я мог себе представить. И.,
спасавшего людей во всяких обстоятельствах, с риском для своей собственной
жизни, вплоть до чудесного спасения в ночь бури гибнущего каравана! Но И. в
одежде туземного рабочего, ворочающий камни, полунагой, измазанный глиной или
каким-то серым порошком... и все же он был прекраснее всего, что можно было
вообразить себе среди живых земли.
Мигом переменив свое платье на короткие панталоны и блузу, я занял указанное мне
рабочее место и, под команду И., с одной стороны, и команду Грегора - с другой,
помогал рабочим аккуратно и точно укладывать стеклянные кирпичи.
Много времени прошло в напряженной работе, но зато бреши в стене были заделаны
полностью, а в полу оставались еще большие дыры. От кирпичного хаоса не осталось
и следа, когда раздался рожок и И. приказал всем окончить работу и отправляться
приводить себя в порядок, готовясь к обеду. Весело шла работа, еще веселее все
понеслись в душ. К нам пришел Грегор, откуда-то с крыши слез Василион, и все мы
вместе закончили кое-какие мелкие и несложные штрихи в работе.
И., никогда и ничего не упускавший из вида, задержался несколько, чтобы указать
Грегору, как закончить важные детали в полу, чем я воспользовался и сбегал в
замеченный мною внизу душ. Мигом приведя себя в порядок, я возвратился наверх,
отыскал платье И. и, подавая ему его, сказал:
- Яссы нет, Учитель, разреши мне напомнить, что пора переодеваться, звучит
второй рожок.
И. весело смеялся и уверял, что никак не ожидал, чтобы оазис матери Анны привел
меня в такую дисциплину. Грегор и Василион проводили И. в свою ванную комнату,
находившуюся тут же, возле мастерской. Через самое короткое время мы шагали по
саду и с ударом колокола вошли в столовую. Здесь не только не было уже никаких
следов пребывания больных и раненых, но все так блестело и сверкало, точно все
заново вымыли и покрыли блестящим лаком. Мать Анна показалась мне и моложе, и
еще обаятельнее в своей сияющей вуали и чудесном белом платье. Пригласив нас за
свой стол и указав всем нашим друзьям их прежние места за соседними столами,
мать Анна заняла свое обычное место, приказала подавать кушанья и обратилась к
И.:
- В твоем присутствии, Учитель, все идет чудодейственно. Никто из тяжело
изувеченных не умер. И даже мать с двумя детьми, которых откопала собака в песке
пустыни, как и сама собака, живы, хотя никто из нас не надеялся спасти их жизни.
Только данная тобою капля жидкости спасла и мать, и детей, и животное. Кроме
того, наиболее ценные деревья и оранжереи, укрытые по казанному тобою способу,
уцелели. Нам не грозит голод. Спасибо тебе.
- Голод вам не грозит, мать Анна. И главное, караван с зерном и мукой, а также с
новыми удобрениями, которые дадут вам возможность обработать орошенный вами
кусок пустыни под пшеницу, благополучно достиг Общины Раданды, как я получил об
этом сведения, - ответил И, - Али посылает твоему оазису и новую породу ослов,
чрезвычайно выносливых, и машины, вроде нескольких соединенных плугов, которые
глубоко вспашут пустыню. Караван, услыхав колокола-набаты Раданды, поспешил к
его Общине и не понес никакого урона ни в людях, ни в животных, хотя пережил
тяжелый час бури в пустыне. Едет к тебе и агроном, оказавшийся мужественным и
отважным человеком. Благодаря ему, его личной помощи вся поклажа на
бесновавшихся животных уцелела.
Я был потрясен. Ведь во время моего сна я живо, ясно видел белого человека, на
вид ирландца, сидевшего на шее огромного животного, бесновавшегося, ревевшего,
несшего вьюки и извергавшего пену изо рта. Белый человек гладил шею животного,
стараясь передать ему свое спокойствие. Я сам бросился ему на помощь и ввел
верблюда, уже ничего не соображавшего и не видевшего ворот, охваченного ужасом.
Что же это такое? И. снился точно тот же сон?
И. посмотрел на меня, улыбнулся, сверкнул своими юмористическими искорками глаз.
- В духовной мощи человека - все "чудеса", Левушка, и все сны сбываются тогда,
когда мощь духа и сердца равны. Признать часть науки и отрицать ее вывод может
только невежда. Если человек пошел по дороге знания, он не должен поддаваться
суеверию или останавливаться на полпути только потому, что ему кажется
"невероятным" то или иное из действий или событий, им наблюдаемых. Как сон Яссы,
когда ты видишь спящим его тело и не видишь его трудящегося сознания, так и твой
сон, когда ты не видишь своего физического тела, не помнишь работу сознания, -
не зная, что и как делало тело, спало ли оно или было дано тебе в новой, еще
тебе пока непонятной форме, - все это только маленькие этапы к великому знанию.
Есть разные пути. Одним сначала объясняют, точно указывают, и тогда они
действуют. Другим ничего не объясняют, как действовать. Они духовно готовы. Лишь
высшее их сознание и действия в нем не спускаются в их физическую орбиту жизни,
и потому они не сохраняют в своей памяти работы сознания на высших мирах. Выведи
сам следствия из всего, что я тебе сказал, вспомни точно свой "сон", отчего ты
проснулся - и ты не будешь нуждаться в моем подробном объяснении. Не один раз ты
уже видел помощь, невидимую для других. Тебе стоит припомнить ночь бури на
Черном море, образ Флорентийца, которого ты видел, но не видел его капитан. И,
по всей вероятности, многое из пережитого и виденного тобою раньше ты теперь
поймешь и воспримешь по-другому. Но сейчас - кушай. Учи урок полного внешнего
самообладания, хотя бы внутри бушевала буря.
Ответ моего дорогого друга и Учителя действительно поднял в моем сознании целую
бурю вопросов, удивительно острых и недоуменных. Я почувствовал крайнюю
необходимость получить ответ на них немедленно, с одной стороны, и тут же,
сразу, как бы молниеносно сообразил, что должен сдать урок полного
самообладания, с другой. Оба эти мои противоположные чувства - немедленно
привести все в ясность и ждать, пока настанет для этого возможность, - утонули в
