вам письмо от вашего сына Теодориха, да хранит его всевышний!
- Как! Он жив еще? Впрочем, это все равно: я давно уже отрекся от
него и не хочу о нем слышать. Какое новое преступление он сделал? - И
Брудегам прикрыл глаза выпачканной в саже рукой. - Новая ужасная весть!
- Не огорчайтесь, почтенный мастер. Ничего дурного ваш сын не сделал.
Напротив: он занимается теперь очень почетным делом.
Кузнец с недоверием взглянул на монаха и швырнул раскаленное железо в
кадку с водой, где оно зашипело.
А монах, не торопясь, расшнуровал висевшую через плечо кожаную сумку
и достал письмо, зашитое в красный лоскуток.
Кузнец осторожно взял письмо.
- Я не силен в грамоте, и мне трудно будет прочесть то, что написал
мой сын. Может быть, вы, достопочтенный отец, согласитесь пройти в мой дом
- я живу совсем близко. Там мы с моей женой Матильдой будем рады узнать,
что пишет наш легкомысленный блудный сын. А может быть, вы и сами еще нам
расскажете, где и как вы с ним встретились. Много горя он доставлял нам до
сих пор!
- Я очень тороплюсь, меня ждет наш епископ. Но если это недалеко, то
я охотно пойду с вами.
В домах близ пристани жили купцы и ремесленники. Дома эти похожи один
на другой: узкие, в два-три этажа, под черепичной остроконечной крышей.
Под гребнем крыши висели на толстых канатах большие железные крюки, чтобы
втаскивать товары на чердак. По узкой и крутой лестнице Брудегам и монах
поднялись в третий этаж. Хозяин постучал висевшим на двери железным
молотком. Дверь приоткрылась; и выглянуло лицо женщины в большом белом
чепце:
- Входите, входите!
В комнате, куда они вошли, их встретила хозяйка в синем клетчатом
переднике с двумя карманами, откуда торчали деревянные ложки.
- Опять сбор на церковь! О небо! - воскликнула она, всплеснув руками.
- Успокойся, Матильда! - сурово сказал кузнец. - Слушай и, прошу
тебя, от изумления не упади на пол.
- Неужто опять наш Дорих?
- Письмо от вашего сына, - прошептал монах. - Я привез очень хорошие,
радостные для вас вести.
- Ах, спаси вас милостивый господь! - воскликнула хозяйка и
пошатнулась, едва не упав.
Хозяин ее поддержал и усадил в кресло у окна.
Середину комнаты занимал квадратный стол; у одной стены протянулась
скамья, покрытая полосатым одеялом, у другой стояла полка с посудой.
Монах осторожно вскрыл письмо, зашитое толстыми нитками, и вынул
несколько сложенных пергаментных листков.
- Где и как вы встретились с нашим сыном? Не томите меня! -
простонала мамаша Брудегам.
- Я впервые увидел Теодориха на корабле, плывшем из Бремена. Меня
поразил звучный голос одного из путников, сидевших в трюме. Он пел наши,
германские песни. Я разговорился с ним и узнал, что он учился в Бремене.
- Совершенно верно, - подтвердила хозяйка. - Наш Дорих учился, и даже
очень хорошо, у каноника при церкви святой Бригитты. Но он не кончил
школы, спутавшись с очень плохими людьми, а потом... - Она остановилась,
вытирая глаза концом передника.
- Одним словом, попал в тюрьму за воровство и грабеж! - сердито
проворчал отец.
- Не рассказывайте мне, госпожа Брудегам. Ваш сын исповедовался у
меня, и я отлично знаю всю его жизнь и все печальные ошибки, которые он
совершил, и как он был сурово за это наказан. Но ведь теперь все уже в
прошлом. Он стал пилигримом* и, кроме того, помогает мне в церковной
службе - отлично поет молитвы. За это ему все простится.
_______________
* П и л и г р и м - богомолец, ходивший на поклонение так
называемым <святым местам>.
- О милостивый господь! - шептала Матильда Брудегам. - Как вы нас
обрадовали таким известием! Чем мы сможем отблагодарить вас?
- Мне ничего не нужно. На днях я покидаю Бремен, так как должен ехать
к престолу его святейшества папы.
- Где же вы расстались с нашим сыном?
- В новом городе Риге, на большой реке Двине. Там он остался
воином-меченосцем в крепости.
- Будьте добры, прочтите нам письмо сына. Мы сами не сумеем этого
сделать.
- Охотно. Слушайте.
- Милый мой мальчик! - всхлипнула Матильда. - Он все же вспомнил о
нас.
Монах стал читать:
- <Дорогие мои почтенные родители! Приезжайте ко мне в город Ригу. Я
здесь уже не бродяга и не преступник, а пилигрим, меченосец и делаю важное
дело: вместе с другими меченосцами из нашей славной Германии мы покоряем
диких язычников - леттов, куронов и ливов - и обращаем их в наших
старательных, покорных рабов. Вы, конечно, помните тот страшный день,
когда меня вместе с другими заключенными вывели из бременской тюрьмы и
когда половина из нас была в железных оковах, а другая половина шла со
связанными руками. Мы все уже тогда думали, что нас ведут на площадь,
чтобы повесить. Но стража с обнаженными мечами погнала всех в гавань, где
нас погрузили в трюмы шести кораблей. Там было и сыро и темно. К нам
спустились несколько монахов с зажженными свечами и спели молитвы, а
каноник сказал проповедь о том, что мы едем на великое, святое дело -
обращать в Христову католическую веру диких язычников. Каноник нам объявил
также, что если мы поклянемся стать усердными пилигримами и пришьем на
плечо и спину кресты, то нам простятся все наши самые тяжелые грехи и
преступления: и прошедшие, и настоящие, и будущие. Конечно, все мы сейчас
же объявили о своем согласии. Тогда нам принесли котел вареных бобов,
хлеба и два ведра пива, так что мы в первый раз за много дней досыта
поели.
Затем наши корабли отправились в путь. Нас сильно качало, пока мы не
прибыли сперва на остров Готланд, а затем вошли в устье большой реки
Двины. По ней мы поднялись вверх по течению до новой, теперь нашей,
германской, крепости Риги. В ней уже выстроена высокая церковь святого
Петра с недремлющим жестяным петухом на конце шпиля. В церкви состоялось
торжественное богослужение по случаю нашего приезда и вступления в ряды
меченосцев. А наши цепи пригодились: их надели на пленных туземцев,
которых здесь много. Они строят дома, распахивают землю и вообще исполняют
для нас всякие самые трудные работы.
Приезжайте сюда, дорогие родители. Отец, как опытный мастер, отлично
будет здесь зарабатывать, изготовляя цепи, кандалы и оружие.
Ваш любящий сын пилигрим-меченосец Т е о д о р и х Б р у д е г а м>.
Монах сказал:
- Я тоже вам советую поехать в Ригу. Там вы окажетесь очень полезны.
Старый Брудегам нахмурился и мрачно сказал:
- Я очень вас благодарю за привезенное письмо, но оно не доставило
мне той радости, какую я ожидал, а наоборот. Я скромный и бедный кузнец,
но всегда был честным немцем, и меня никто не сможет обвинить, что я
дела>) черное, постыдное дело. Я изготовляю плуги, лопаты, топоры,
подковы, но до сих пор я никогда не ковал кандалов и цепей. Эти
туземцы-ливы, насколько я понимаю, виновны лишь в том, что они не хотят
принимать католическую веру. Положим, что они язычники, но это их воля...
Я не хочу больше ничего слышать о моем блудном сыне. Нацепив на себя
крест, он не стал от этого лучше.
И старый Брудегам быстро вышел из комнаты, оставив открытой дверь.
- О боже милостивый! - всхлипнула Матильда, вытирая концом передника
глаза. - Простите моему старику его грубые слова! Он бешеный человек и
очень огорчен, что наш Теодорих не сделался кузнецом, а стал усмирителем
жителей того края. Вот, пожалуйста, возьмите от меня на нужды церкви.
- Бог милостив! Он наставит неразумного. Благодарю за ваше подаяние!
ЧТО ТАКОЕ ГЕРМАНСКАЯ СЛАВА
В Риге, на верхней площадке высокой каменной башни с четырьмя узкими
бойницами, выходящими на четыре стороны света, собралась группа немецких
рыцарей. Они стояли полукругом и мрачно слушали речь своего магистра*.
Высокий, с суровым, тщательно выбритым лицом, магистр ливонского ордена
меченосцев обращался твердо и властно к воинам в белых плащах с нашитым на
плече изображением черного креста. Он объяснил, в чем заключаются
обязанности рыцарей:
_______________
* М а г и с т р, или мейстер - избранный глава военно-монашеского
ордена.
- Я говорил не раз и повторяю снова: вам предстоит биться безжалостно
и неуклонно с неверными язычниками - леттами, ливами и литовцами и с
особенно сильным врагом - русскими еретиками. Вам надо биться за славу
германского имени, продвинуть на восток грозный германский кулак и так им
ударить, чтобы раздавить всех, кто осмелится стать у нас на пути.
Истребляйте всех встречных, как сорную траву, как бурьян, и вы заслужите
этим бессмертную славу. Ведь тем, кто падет в битве, предстоит светлое
райское блаженство и царствие небесное. А победители получат и собственные
замки, и усадьбы, и покорных рабов, скот и коней. Но все богатства сперва
надо завоевать. И мы всего добьемся своим мечом. Непобедимая грозная
Германия превыше всего!
- Непобедимая грозная Германия превыше всего! - воскликнули
высокомерные рыцари и подняли кверху правую руку, сжав ее в кулак.
- В вашей руке, сильной, как наша воля, - непобедимый немецкий меч.
Переверните его! Разве рукоять меча не похожа на крест господень? Ужасом и
беспощадной твердостью вы должны опрокинуть всех, кто сопротивляется
святому кресту, всех, кто не покоряется слову католического главы,
римского папы. Сам великий господь, покровитель непобедимых германцев,
всегда будет с нами. Он с облаков благословляет наши несокрушимые отряды.
Вам он принесет победы, богатство и бессмертную славу. Клянитесь, что ваша
рука не дрогнет, что ваше сердце не поколеблется, что вы будете поражать
врагов, как архангел господень, как святой Гавриил!
Рыцари поднимали мечи рукоятками вверх и кричали:
- Клянемся светлым, могучим крестом господним!
- Посмотрите на новый город Ригу, весь построенный руками покоренных
нами лесных дикарей. Видите эти каменные дома? Видите наверху, под каждой
крышей, на прочной балке приделан надежный блок? По нему поднимаются на
чердаки наших домов товары, привезенные из Германии, изготовленные
германскими руками, но на этих же канатах будут повешены все упрямые враги
германцев. Мы разобьем и уничтожим самые для нас опасные сильные русские
полки и затем пойдем все дальше и дальше на восток, до Пскова и Новгорода,
покоряя новые земли для водворения нашей власти и величия.
- Да здравствует великая Германия!
- Вы, начальники отдельных отрядов, держите своих покоренных в таком
ужасе, чтобы они слушались одного вашего взгляда, одного движения бровей,
а не только слова. Труды и лишения сейчас только временно сопутствуют вам,
но, раздвинув германские пределы, мы станем богатыми повелителями новых
земель.
Магистр обратился к молодому дозорному воину, стоявшему на выступе
бойницы и отвернувшемуся в сторону остроконечных красных черепичных крыш,
над которыми реяли стаи белых голубей:
- Эй ты, Теодорих Брудегам! Слышал ли ты, что я говорил?
Воин выпрямился, сдвинул ноги в высоких желтых сапогах и, откинув в
сторону руку, сжимавшую копье, громко отчеканил:
- Слышал и запомнил, мой благородный начальник!
- А понял ли ты, что такое германская слава?
- Слава? Наша германская слава - это тяжелый германский кулак,
который ударит по башке каждого встречного, это наша цепкая рука, которая
сжала горло летта или лива и душит его, чтобы тот стал на колени!
Магистр и рыцари расхохотались:
- Он не такой простак, наш Брудегам, как кажется, и он отлично понял,
что такое германская рыцарская слава!
