Александр, нахмурясь, смотрел на напиравшую толпу. <Какие разные
лица! Одни приветливые, ласковые, с дружеским взором, другие злобные, -
кажись, поддайся им, тут и разорвут>.
А хриплые голоса продолжали кричать:
- Ты не наш! Уходи из Новгорода! Не хотим тебя!
И тут же он вдруг услышал странно знакомый женский голос, нежный и
душевный, совсем где-то близко:
- Сокол ты наш ясный! Никуды не уходи! Пропадем мы без тебя, родимый!
Кто это сказал? Не эта ли девушка с узорчатым темным платком,
надвинутым до собольих бровей? Но она уже затерялась среди напирающей
толпы зипунов и кафтанов.
Несколько человек взобрались на вечевой помост. Крича и размахивая
кулаками, они лезли на Александра. Князь обернулся и сказал два слова
своим дружинникам. Те, с пронзительным гиканьем выхватив мечи, взмахнули
ими над головами и бросились вперед на помост, отчего крикуны испуганно
скатились обратно в толпу.
Александр поднял руку, и всюду снова закричали:
- Слушайте! Слушайте!
Площадь затихла. Александр заговорил отчетливо, стараясь скрыть
кипевшее в нем бешенство:
- Выслушайте теперь мой последний сказ, хлебосольные и слишком
доверчивые к недругам братья новгородцы! Хоть недолго потрудился я для
Великого Новгорода, но зато при мне никто нас не бил, а мы сами били и
рыделей немецких, и разбойников литовских, и шведов, и чудь, и емь. За
это, что ли, хотели вы в награду посадить мне на шею немецкого кума
Жирославича или хитреца Ноздрилина и их горластых подручных? Надоело мне
все это! Довольно! Ухожу от вас! В Переяславле мне легче будет приручать
медведей и укрощать норовистых коней, чем слушать ваши поучения и попреки!
Здесь же останется на страже мой старый, верный друг - вот этот вечевой
колокол. И тебе, медный недремлющий звонкий глашатай, я поклянусь: знай,
что если ты начнешь гудеть и бить тревогу во дни беды народной и звать
меня, то я услышу твой голос и в Переяславле, и в Суздальских лесах, и во
Владимире и примчусь к тебе на помощь, на борьбу с недругами, на защиту
родной земли! И я знаю, что все честные русские люди пойдут за мной. Всем,
кто был мне опорой, и впредь дай бог радости, прибыли и удачи! А тем, кто
только лукавил и мне вредил, скажу на прощанье: не будет вам удачи!
Резко повернувшись и не оглядываясь, отбрасывая встречных, просивших
его остаться, Александр быстро направился к своим хоромам.
- Кремень! А жаль, что покинул нас! - говорили, расходясь,
новгородцы. - С ним мы были как за каменной стеной!
<УКРОЩАЙ ИСПОДВОЛЬ, НЕ СГОРЯЧА!>
Александр Ярославич покинул Новгород и уехал в родную вотчину отца,
Переяславль-Залесский. Однажды во дворе княжеской усадьбы он укрощал
большого, еще нескладного жеребчика, стараясь научить его ходить в хомуте
и оглоблях. Темно-серый рослый конь пятился, бросался в стороны. Два
конюха держали его под уздцы. Княжич сидел на низком передке телеги,
упираясь в землю длинными, сухопарыми ногами в кожаных постолах, и то
натягивал, то опускал ременные вожжи.
- Не нажимай, не толкай! Легче! Легче! - покрикивал конюхам
Александр. - Укрощай зверя исподволь, не сгоряча - так меня и
князь-батюшка учил. Веди жеребчика сперва вокруг двора, пусть приобыкнет.
- Лютый зверь, а не конь! - отвечал дюжий конюх. - Все укусить
норовит.
Жеребец, двухлетка, сильный и костистый, мышиного цвета, подогнув
голову, грыз железные удила, поводя свирепо глазом, косясь назад на
Александра, который то осторожно подхлестывал вожжами по бокам, то стегал
витнем, когда конь, поддав задом, выбрасывал ногу и попадал ею за оглоблю.
Третий конюх заботливо, чтобы не спугнуть, пожимал ногу коня,
выпрастывал ее и ставил между оглоблями.
Медленно конюхи водили жеребчика вокруг княжьего двора. Иногда конь
пытался подняться на дыбы, вырваться, но постепенно понимал, что его
спасение в медленном шаге вдоль бревенчатого забора. Только проходя мимо
крыльца с раскрытой дверью, из которой валил густой дым - стряпухи топили
печь на творожные сканцы*, - конь бросался в сторону, увлекая всех за
собой.
_______________
* С к а н е ц - тонко раскатанная лепешка в масле.
- В поле бы его, на волюшку! - говорил один конюх.
- Рано еще, - отвечал Александр, с трудом удерживаясь на мотавшемся
из стороны в сторону передке телеги.
- Он те покажет волюшку! Пусти его только в поле!..
В это время во двор вошел чужеземец в диковинной зеленой с красными
рукавами одежде, в черных длинных, до колен, чулках и в башмаках из желтой
кожи с пышными завязками. Он остановился у ворот, сняв широкополую шляпу,
и ждал, пока на него обратит внимание князь Александр. Возле чужеземца
стоял его слуга с кожаной сумкой и держал на привязи рыжего криволапого
пса с тупой мордой и торчащими наружу клыками. Гость заговорил мягко и
вкрадчиво, слегка нараспев:
- Вот пришел я, скромный путник из далекой земли, чтобы принести
доброжелательный привет и пожелания высшего блага тебе, о достойнейший
принц, отмеченный мужеством, воинской и другими неисчерпаемыми доблестями!
- В чем дело? - холодно прервал Александр.
- Зачем вы мучаетесь? - сказал чужеземец. - Этот прекрасный конь
хорош только под седлом. А телегу он в момент изломает. В нем нетерпенья
много.
- Ладно! Пой другому! - ответил Александр. - Когда научится в
оглоблях ходить, тогда и в поле и в бою не сплошает. - Александр натянул
поводья, остановился и обратил внимание на рыжего пса:
- Это что за чудище? Продаешь?
- Твоему милостивому достоинству привел я в дар этого рыжего дьявола.
- Держа шляпу в руках, чужеземец подошел ближе. - Каждого волка загрызет.
- А ну-ка, подведи его ко мне.
- Осторожно, достоуважаемый принц Александер! Чужих он не любит. Если
же вы сами его кормить будете, то он верным сторожем вашим станет и на
охоте в нужную минуту выручит.
Александр встал и подошел к чужеземцу.
- Ты сам из какой страны будешь? - спросил он, не сводя пристального
взгляда с рыжего пса, который ощетинился и глухо заворчал.
- Я торговый гость, именем Конрад, и заодно я книжник из славного
Кракова, земли Ляшской. Пришел к вашей благосклонной милости с просьбой,
если вы меня выслушаете.
- Это не ко мне обращаться следует, а к моему батюшке, когда он
вернется, к переяславльскому князю Ярославу Всеволодовичу: он здесь
хозяин.
- Знаю, высокочтимый принц Александер. Я сначала вас в Новгороде
искал. Жил я в нем раньше когда-то и там по-вашему, по-русски, говорить
научился. Теперь хотел бы у вас получить разрешение свободно ездить по
деревням и закупать кожи, волос, пеньку, сало.
- Ишь чего захотел! Откуда у нас сало? После татарского погрома
скотина едва ноги волочит.
- Что-нибудь татары да оставили. Не все же увезли. А мы, люди
торговые, уж смекнем, что купить, что продать. Только бы вы нам спутника
надежного проводником дали.
- Молодцы здесь удалые, только славушка лиха! - добавил стоявший
вблизи конюх.
- Я тебе, пожалуй, помогу, - сказал Александр. - А ты мне поможешь.
За пса лютого сколько возьмешь?
- Ничего не возьму, этому псу цены нет. Примите в подарок от моего
чистого сердца.
- Я тебе за это рыжее чудовище подарю медвежью шкуру. Намедни я
поднял на рогатину еще одного медведя-быка. И провожатого с тобой пошлю,
одного из своих ловчих, чтобы он всюду помог проехать и от лиходеев
встречных уберег. А ты мне, любезный, вот чем удружи...
Лицо иноземца стало строгим, брови внимательно сдвинулись.
- Что прикажете, принц Александер? Все, что могу, сделаю.
- У моего батюшки есть старый монах-летописец, отец Пафнутий.
Жалуется он, что писать ему уже не на чем. А записи он ведет изо дня в
день очень важные: какие церкви где строятся и какому святителю, какой
князь родился али преставился, хлеб ли, ячмень ли стали дороже али упали в
цене. Так не достанешь ли ты для этого монаха-летописца харатьи хорошей
сколько можешь или цельную книжицу, еще не исписанную?
- Почему для вашего высокого достоинства не принести? Дам я для
записей, для хроники* книгу самую добротную - в переплете из телячьей кожи
с медными застежками. Будет новая, чистая, неисписанная книга. Сегодня же
принесу.
_______________
* Х р о н и к а - так назывались западные иностранные летописи.
- А в цене сойдемся, - сказал Александр. - Других забот у тебя нет?
- Если не забота, то вопрос есть. Можно ли мне или другому же нашему
иноземному купцу проехать в низовья великой реки Волги в стоянку хана
татарского? Не поможете ли хотя бы советом?
- А ты не побоишься проехать по безлюдным берегам?
- Наши торговые смельчаки, чтобы привезти свой красный товар, или
наши мудрые ученые книжники, чтобы описать жизнь иноземных владык, на
опасности не смотрят и готовы проехать даже на край света. Трудна ли
дорога к понизовьям Волги, к Хвалынскому морю*?
_______________
* Х в а л ы н с к о е м о р е - Каспийское море.
- Не легкая! Обожди. Одному ехать зря. Не доедешь. Вот если наш обоз
туда пойдет, на плотах и ладьях повезет хану татарскому наши даровья,
тогда и вашим людям торговым или мудрецам книжным вместе с ними легче
будет пробраться. А как тебя хан татарский примет - честь честью или твою
голову срубит, - за это ручаться не могу. Да к тому же моя слава у хана
Батыя, пожалуй, лихая слава.
- А что это значит?
- Сам смекни, что такое лихая слава у татар. Это когда за мои ратные
дела, за мое радение на пользу родины кривой татарский меч уже занесен над
моей головой... А ты приходи ко мне вечерком с твоей летописной книгой.
Медом я тебя угощу, заодно и потолкуем... Эй! Спросите-ка у стряпухи
говяжью кость, да с мясцом. Надо нового пса, Рыжка, приручить.
Один из конюхов побежал вокруг дома и вскоре вернулся с большой
говяжьей костью. Александр уверенно подошел к рыжему псу. У того
ощетинился загривок, но Александр взял в полу своей длинной рубахи конец
ремня, на котором купец держал собаку, и протянул другой рукой говяжью
кость. Пес завилял хвостом, и шерсть на его спине улеглась. Он опустился
на землю и, положив кость между передними лапами, принялся ее грызть.
- Нового хозяина почуял, - сказал один из конюхов. - У твоего
хозяина, Рыжуха, рука крепкая и верная.
В ПЕРЕЯСЛАВЛЕ-ЗАЛЕССКОМ КРУЧИНЯТСЯ
Летописец князя Переяславльского старый монах Пафнутий вписывал на
большом листе толстой книги в желтом телячьем переплете:
<...В лето 6746* приидоша иноплеменицы, глаголемые татарове, на землю
Рязанскую, множество без числа, аки прузы**... И все люди секуще, аки
траву...>
_______________
* В лето 6746 - в 1238 году, когда татары вторглись в русские
пределы и пытались добраться до Новгорода.
** П р у з ы - саранча.
Он остановился, вытер гусиное перо о полуседые волосы, смазанные
лампадным маслом, и прислушался. Кто-то настойчиво ударял в дверь.
- Отче Пафнутий, отомкни задвижку! Это я!
Сильным, тяжелым кулаком кто-то бил в старую, потемневшую дверь. Она
от древности казалась сморщенной, столько в ней образовалось трещин.
Старик поднялся и встревоженно спросил:
- Кому до меня надоба?
- Да это я, Александр!
- Сейчас, сейчас, родимый!
Послышался кашель, дверь распахнулась, криво повиснув на ременной
петле, и высокий князь Александр, согнувшись насколько мог, боком
