базаре. Пусть даже и в правовом государстве...
А кроме того, существует огромное количество "легальных" скидок,
которые не выпрашивают, а просто требуют. Если, конечно, о них знают.
Например, входной билет в музей восковых фигур стоит сорок франков. Но в
соседнем магазине лежит стопка зовущих сюда бесплатных буклетов, причем
предъявителю сего издания гарантируется скидка в пять франков. Ни у кого из
стоящих в очереди мы таких буклетов не заметили. Вот только что будет, если
толкнуть несведущим этот "промасьон" хотя бы по трояку, узнавать не стали...
Потому что мы проведали о еще более выгодном способе хождения по
музеям. Информация о нем была лишь в одном буклете, посвященном Лувру,- ведь
скидки не слишком-то, как мы заметили, афишируются. Но от россиян разве что
утаишь?
Короче, всего за сто семьдесят франков мы купили музейную карту, дающую
право в течении пяти дней посещать парижские сокровищницы бесплатно.
Или другой пример. Есть в Париже такое замечательное место -
Аквабульвар. Это огромный спортивный комплекс, принадлежащий
спортивно-оздоровительному клубу "Форест-Хилл". Здесь - тренажерные залы,
площадки для крикета, сквоша, волейбола, а главное - шикарный бассейн с
водными горками, зоной искусственного загара и множеством тому подобных
вещей. Так вот, за появление на каждой отдельной площадке нужно заплатить от
двадцати до сорока пяти франков, а купание стоит целых шестьдесят девять (в
неудобное время - пятьдесят пять). Но в ворохе рекламных буклетов мы
обнаружили приглашение "Форест-Хилла" всего за сто пятнадцать франков купить
месячный абонемент, дающий право входа на любую арену, принадлежащую клубу.
А заодно и на двадцатипроцентную скидку в форестхилловском фирменном
магазине. Убеждены, что в природе наверняка существуют и годовые абонементы
стоимостью не более двухсот франков - представляете, какая экономия местным
жителям?...
Та же ситуация на транспорте. Билет "туда - обратно" покупать дешевле,
чем два по отдельности. А еще выгоднее - сезонка. На авиалиниях есть
множество сезонных, семейных, возрастных скидок. Но, правда, если вы просто
подойдете к окошечку и попросите билетик подешевле, вам могут навстречу и не
пойти. Зато в отличие от того же "Аэрофлота" никогда не откажут в скидке, на
которую вы вправе рассчитывать и о которой знаете.
Конечно же, мы прекрасно понимаем, что за каких-то десять дней вошли в
курс дела далеко не полностью. Наверняка, более знающие люди сэкономили бы
покруче нашего. Но кое-каким опытом поделиться можем вполне.
Например, вещи приблизительно одного класса и совершенно одинакового
качества одни парижане приобретают в фешенебельном просторном магазине
"Серебряная Луна" на Елисейскмих полях, а другие - в дешевом и забитом
покупателями супермаркете "Тати". Этот магазин считается у парижан
непрестижным, и мы видели, как респектабельного вида мадам и месье выходили
из "Тати" и тут же перекладывали сделанные там покупки из фирменного пакета
в другой, с которым не стыдно будет показаться на родной улице.
Арабы, негры и русские не столь стеснительны. Во всяком случае, в
самолете Париж - Санкт-Петербург мы встретили многих соотечественников со
знакомыми красно-белыми пакетами.
Но "Тати" - это еще не предел. Есть в Париже сеть магазинов, в которых
продаются совершенно новые вещи, вышедшие из моды. А мода - здесь понятие,
как мы уже рассказывали, настолько относительное, что отпугивать это никого
не должно. В подобных магазинах продают вещи, на которые сейчас просто не
сезон, и многие парижане готовят сани не когда-нибудь, а именно летом.
Но самые экономные идут даже не сюда.
В толстенном путеводителе по Парижу, который мы обнаружили в
гостинничном номере, содержалась поистине бесценная информация о так
называемых блошиных рынках, а по-нашему - о толкучках. Если будете в Париже,
сходите туда разок просто как на экскурсию - ведь на площади в несколько
квадратных километров можно купить все - от стульев почти из дворца Людовика
Х1Y до говорящих попугаев - от тамтамов из племени Мумбу-Юмбу до самых
последних видеокассет.
Там-то мы и погрузились ненадолго в безбрежный океан секонд-хэнда. Это
- огромные лотки, каждая вещь на которых стоит одинаково - всего по 10-15
франков. Так и не узнали, какими путями попадают сюда шмотки, но тут можно
найти и абсолютно новые - с бирками и ценниками. Есть и такие, которые
прежний хозяин или хозяйка надевали от силы раза два-три, а потом -то ли
надоело, то ли на горизонте появилась более привлекательная вещь. А может,
это элегантное платье просто будило нежелательные воспоминания...
Как бы то ни было, но человек со средними российскими запросами без
труда оденется с ног до головы на парижском рынке Клиньянкур долларов за
двадцать.
Вполне солидные на вид парижане так и поступают. Мы видели огромное
количество людей, с энтузиазмом кротов или стахановцев вгрызавшихся в пласты
секондхэндовскорй одежды. Да, парижане живут побогаче нас, но деньги считают
по меньшей мере не хуже.
...А когда возвращались с рынка домой, вдруг услышали до боли знакомое:
- Ой, ты знаешь, Коль, там, если по хорошему, надо бы все от и до
перевернуть... Но где силы-то взять?...
На русскую речь мы натыкались в Париже вообще-то нечасто - в среднем
через день. Но с теми соотечественниками, с которыми сталкивались в музеях
или магазинах, не больно-то интересно встречаться было даже нам - что уж
говорить о читателях.
Другое дело - русские парижане.
Услышать добротный отечественный мат, да еще с заметным французским
прононсом всего в двух шагах от Елисейских полей было даже приятно. Здесь,
на узенькой улочке Матиньон, встречаются коллекционеры. Филателисты,
нумизматы, а также - в русском языке этого слова еще нет, но за рубежом
собирательство такого рода приобрело бешеную популярность - коллекционеры
кредитных телефонных карт. Карт, по которым можно совершить определенное
количество разговоров из автомата. Каждая кампания стремится перещеголять
конкурентов в привлекательности оформления - вот люди и увлеклись.
Здесь-то мы и познакомились с Жаном. "Приедете еще - так и спрашивайте
Жана из России, - сказал он на прощанье. - Меня тут каждый знает."
Судьба у него - хоть книгу пиши. Отец Жана - шахтостроитель, по призыву
Коминтерна перед самой войной приехал из Парижа в Донбасс и, разумеется, был
быстро разоблачен как враг народа. Где похоронен, Жан даже и не знает. А сам
он с 40-го по 72-й провел за Уралом - в Тобольске, Усть-Каменогорске, Тюмени
- короче, где разрешали. А потом вдруг получил приказ - собрать в 24 часа
личные вещи. И назавтра вечером был доставлен в Париж. "Что там повернулось
у этих властей - до сих пор не знаю, - пожимает он плечами, добавляя перед
словом "властей" несколько вполне разумных эпитетов. - Но только с того дня
я живу как человек..."
А самое удивительное - в своей сибирской глуши Жан умудрился собрать
неплохую коллекцию марок. Говорит, все деньги на нее тратил. И теперь,
мало-помалу распродавая обменный фонд, обеспечивает себе спокойную старость.
"Пенсия - 5000 франков, за квартиру плачу 1700, франков по 500 в неделю
здесь выходит - что не жить?"
В отличие от большинства французских семей, где родители как правило не
помогают детям, Жан старается опекать обоих сыновей - того, которому в свое
время не разрешили уехать вместе с ним из Союза, и второго, родившегося уже
здесь. "Между нами, они - приличные моздоны, но относиться к ним по-другому
я уже не могу. Тайга - она кого хочешь воспитает!"
Некоторая нахрапистость, уже почти не похожая на пережитую
озлобленность, Жану к лицу. Особенно на фоне расслабленных, довольных жизнью
его нынешних соотечественников. Хотя вообще-то наши в Париже устраиваются
очень даже по-разному.
В магазине русской книги есть стенд для частных объявлений. И когда
читаешь некоторые, к сердцу подступает комок. "Молодой человек 24 лет готов
на любую работу..." "Буду счастлив хоть какому-нибудь общению на русском
языке - погулять или сходить в кино..."
А магазин этот, кстати, в остальном не слишком-то отличается от
российских. Разве что цены тут повыше - наши свежие газеты стоят 19 франков,
большинство книг - 20-40. Заметно больше, чем у нас, классики и религиозной
литературы, практически нет анжелик и диких роз. Много поэзии. Раскопали мы
даже - не поверите! - несколько грушинских сборников. Были бы побогаче -
непременно привезли бы из Парижа!
Но в этом магазине мы добыли нечто более ценное - информацию, как
добраться до русского кладбища Сен-Женевьев-де-Буа.
...И вот - позади электричка, средняя скорость которой тут километров
эдак 120 в час, и автобус, отправившийся со станции ровно в 10.18, как и
указано в расписании. Водитель на прощание махнул рукой в сторону "симетри
рюсс" - русского кладбища. Мы невольно замедлили шаг.
Хотя не знали еще, что эта поездка окажется самой волнующей страничкой
путешествия. Потому что неожиданно для самих себя вдруг попали в Россию. Ту,
в которую уже никогда не сможем вернуться.
"Кадеты, - старичок-служитель с почтением поклонился в сторону шеренги
белых крестов и продолжил: - Что в тридцатые годы помирали, что сейчас -
всех хороним одинаково. Кадеты..." А еще на Сен-Женевьев нашли свое
последнее пристанище Гиппиус и Мережковский, Бунин, Галич, Тарковский,
Нуриев...
Здесь совсем другой русский язык. Стыдно и неловко об этом говорить, но
он лучше и чище того, каким пользуемся мы. На Сен-Женевьев произошла самая,
наверное, трогательная наша французская встреча. С последней - да очевидно,
уже последней представительницей первой волны русской эмиграции. Елене
Константиновне Кац, урожденной Нарышкиной - 84. Наша между прочим почти
землячка - из Вольска. "Так вам было семь, когда вас увезли из России? -
по-журналистки уточнили мы. "О нет, живо возразила она. - Я была значительно
старше. Мне было восемь!"
Мы проговорили часа, наверное, полтора. Стоя. В тесной кладбищенской
сторожке был всего один стул, и занять его в присутствии гостей она
категорически отказывалась. Зато сфотографироваться согласилась сразу и
охотно: "Для меня это большая честь - такому пожилому человеку, как я, редко
доводится бывать объектом внимания..."
По французским меркам Елена Константиновна образование получила далеко
не блестящее - семья долго скиталась, и несмотря на помощь эмигрантам со
стороны государства многое было не по карману. Но эти семь - нет, восемь
лет, проведенные в дворянской России, угадываются до сих пор. Почему-то всю
обратную дорогу в голове вертелась одна и та же митяевская строчка: "Она
хоть бывшая, но подданная русская..."
...А потом большую часть дороги до электрички мы прошли пешком.
Деревушка Сен-Женевьев - место, куда не забредают туристы. Она сонно и
скромно утопала в цветах, сверкала клинической чистотой витрин, не
уступающих парижским, и навевала мысли о том, что мир прекрасен и спокоен.
Конечно, это было не так. Но ведь бывают же минуты, когда хочется думать
только о хорошем. За двенадцать с половиной франков мы купили здоровенные
бутерброды, начиненные мясом, сыром, зеленью и еще бог знает чем и решили
закончить французский дневник именно сен-женевьевской главкой. Потому что
заранее поняли: что бы еще ни приклчилось с нами в Париже, эти впечатления
все равно останутся самыми сильными.
Так и сделали...
январь 1996
Из Злата Праги с белой завистью
Лет тридцать тому назад в столицу социалистической Чехословакии ездила
