Долженствования и, наконец, в Синклит Мира.
Среди многих задач, встающих перед даймонами Картиалы по
отношению к другим мирам Шаданакара, одна заключается в их
деятельном участии в борьбе против уицраоров и античеловечества
шрастров; другая - во вдохновляющем, творчески направляющем
воздействии на творцов нашей художественной культуры. Отнюдь не
поэтическим приемом, а свидетельством о подлинных
трансфизических фактах являются обращения одних поэтов к их
вдохновителям - даймонам, других - к их музам. Не знаю,
существовали ли в затомисе Олимпе девять сестер Аполлона -
весьма возможно и это, - но то, что даймоны женственной
природы, музы, или мужественной природы - Сократовские даймоны
в узком смысле этого слова - способствовали раскрытию
творческих глубин в личности наших художников и мыслителей, не
подлежит никакому сомнению. Только материалистическая слепота
может заставлять проходить мимо бесчисленных свидетельств об
этом со стороны наших поэтов, писателей, музыкантов, философов,
начиная с Сократа и еще раньше, кончая Гоголем и Александром
Блоком.
Большинство даймонов-вдохновителей, выполнив свою задачу,
отходят от вдохновлявшихся ими. Иногда же получается
двуединство - явление крайне редкое и очень сложное для
разъяснения.
Нередки и такие случаи, когда человеческие шельты вплетают
в свою гирлянду одно воплощение в мире даймонов. Такое
воплощение дается им для того, чтобы закрепить светлые
достижения души.
Но в сакуале даймонов обитает еще и другая раса, меньшая
по численности, отставшая в своем развитии и как бы опекаемая
ими. История ее появления в этих мирах мне не вполне ясна;
кажется, это - те же даймоны, когда-то в древности сорвавшиеся
с пути, утратившие крылья и восполняющие нанесенный себе ущерб
на дороге своеобразного искупления. Эти бескрылые существа
почти не отличаются от человека. Здесь я подхожу к факту,
который неизбежно вызовет почти в каждом, читающем эту книгу,
вспышку отрицания и даже возмущения. Но если нельзя выбросить
слова из песни, то из этой книги нельзя выбросить мысли. Итак,
те существа, о которых я заговорил как о низшей расе даймонов,
можно отчасти определить, как метапрообразы некоторых героев
мировой литературы и искусства Энрофа. Случается, что интуиция
художников Энрофа, свойственная, впрочем, лишь гениям,
прозревает в Жерам, созерцает какое-либо из этих существ и
приводит к созданию его отражения в человеческом искусстве. Это
отражение становится как бы магическим кристаллом, который
концентрирует излучения людей, возникающие в часы творческого
восприятия; эти излучения, восходя в Жерам, дают метапрообразу
силы для развития. Если такого отражения не создается, развитие
замедляется и в некоторых случаях метапрообразу, быть может,
придется даже покинуть сакуалу даймонов и начать медленный путь
в Энрофе.
Большинство живописных и скульптурных портретов, созданных
в нашем мире, метапрообразов лишены: это - портреты людей, не
более. Но такие произведения, как, например, Джоконда, кроме
своего человеческого прототипа, связаны именно с прообразами из
Жерама, постигнутыми интуицией гения. Отсюда необычайная
значительность этих шедевров и сила их воздействия. Достойно
сожаления то, что Джоконда была создана Леонардо таким образом,
что прообраз оказался снижен и портрет включил в себя некоторые
элементы из Дуггура - одного из миров демонических стихиалей,
вследствие чего прообраз претерпел падение из Жерама в Урм, ибо
этот слой играет роль чистилища не только для даймонов, но и
для метапрообразов. Поднятая Леонардо, его посмертными трудами,
снова в Жерам и выше, пра-Джоконда теперь находится в одном из
слоев Высокого Долженствования. Венера Милосская находится уже
в Синклите Мира, так как душа эллинской женщины, которая
послужила художнику в Энрофе натурой для этой статуи, после
исторического окончания греко-римской культуры в Энрофе
поднялась через Олимп именно в Картиалу даймонов и,
воссоединившись со своим метапрообразом, вступила на лестницу
восхождения но высшим слоям. То же будет в свое время со всеми
душами подобных метапортретов.
С живописными произведениями жанров мифологического,
психологического, исторического и бытового дело обстоит еще
сложнее, еще разнообразнее. Суриковская боярыня Морозова
обладала метапрообразом в Жераме, как и некоторые из
второстепенных персонажей этого полотна, и благодаря творению
художника поднята в Картиалу. Вместе с тем ныне Суриков создает
в Небесном Кремле ослепительный вариант этой картины.
Изображение Репиным убийства Грозным своего сына завязало
такой узел, которого Репин не развязал до сих пор; развязывать
его приходится в Друккарге - противостоящем Небесному Кремлю
шрастре античеловечества России, где Грозный находится сейчас
как пленник и раб.
Еще хуже с "Поверженным Демоном" Врубеля -
поразительнейшим, уникальным случаем демонического
инфрапортрета. Для развязывания этого узла Врубель вынужден был
спускаться в Гашшарву, к ангелам мрака. Страшно выговорить, но,
может быть, было бы лучше, несмотря на гениальность этого
творения, если бы оно погибло в Энрофе.
Живопись пейзажная, несмотря на ее колоссальное значение
культурное и психологическое, приобретает трансфизическое
значение очень редко. Это происходит либо в тех случаях, когда
художнику удается заразить зрителя своим ощущением миров
стихиалей, сквозящих через природу Энрофа, либо же намекнуть
своеобразными сочетаниями линий и красок на ландшафты
какого-нибудь другого слоя. На мой личный взгляд, это
удавалось, из русских художников, наиболее Рериху, а иногда -
такому спорному, лучше сказать отрицаемому, даже беспомощному
художнику, как Чюрленис.
Что касается художественной литературы, то никаких
метапрообразов за персонажами подавляющего большинства ее
произведений не стоит. Их лишена, например, за исключением
ничтожных единиц, почти вся советская литература. Не может быть
также метапрообразов у персонажей исторического жанра,
например, пушкинского Бориса или шекспировского Цезаря. Но у
Макбета - есть, так как это не история. Вообще наличие
метапрообраза в произведении влечет за собой резкое уклонение
от исторической буквальности в сторону придания персонажу
особой глубины и такого масштаба, который не соответствует
историческому прототипу. Этого нет ни в драме Пушкина, ни в
"Цезаре" Шекспира; доказательство отсутствия в этих вещах
метаисторической глубины.
После смерти в Энрофе художника-творца метапрообразы его
творений в Жераме видят его, встречаются с ним и общаются, ибо
карма художественного творчества влечет его к ним. Многим,
очень многим гениям искусства приходится в своем посмертии
помогать прообразам их героев в их восхождении. Достоевский
потратил громадное количество времени и сил на поднимание своих
метапрообразов, так как самоубийство Ставрогина и
Свидригайлова, творчески и метамагически продиктованное им,
сбросило пра-Ставрогина и пра-Свидригайлова в Урм. К настоящему
моменту все герои Достоевского уже подняты им: Свидригайлов - в
Картиалу. Иван Карамазов и Смердяков достигли Магирна - одного
из миров Высокого Долженствования. Там же находятся Собакевич,
Чичиков и другие герои Гоголя. Пьер Безухов, Андрей Болконский,
княжна Марья и с большими усилиями поднятая Толстым из Урма
Наташа Ростова. Гетевская Маргарита пребывает уже в одном из
высших слоев Шаданакара, а Дон Кихот давно вступил в Синклит
Мира, куда скоро вступит и Фауст.
Я хочу воспользоваться случаем, чтобы сказать несколько
слов о трансфизическом значении театрального искусства.
Отрицательное отношение к этому искусству со стороны
христианской религиозности, как бы ни объясняли его историки
культуры и даже религиозные проповедники, вызвано было тем, что
христиане древности и средних веков своим, если так можно
сказать, религиозным чутьем бессознательно ощущали соседство
сценического искусства с древним организмом, который связан
отчасти с Лилит, а отчасти с одним, еще более темным
демоническим миром: несколькими страницами ниже этот мир,
называющийся Дуггур, будет мною охарактеризован полнее. Дуггур
связан с сексуальной сферой человечества, и хотя в средние века
его не различали отчетливо, но испытывали перед его бесовскими
излучениями страх, отвращение и стыд. Театральное же действо в
собственном смысле может быть очень различно, даже полярно по
своему трансфизическому значению. Шаляпин был глубоко прав,
постясь и молясь после исполнения роли Мефистофеля. Спектакль
"Жизнь Человека" был вреден и для автора, и для исполнителей, и
для зрителей, потому что лишен того, что древние называли
катарсисом. Все же сценические действа, проводящие актера и
зрителя через катарсис - духовный подъем и хотя бы
кратковременное просветление, - глубоко оправданы. Что же
касается метапрообразов, то значение спектаклей Энрофа для них
таково: пока Смердяков был в Урме, сброшенный туда
магически-творческим воздействием Достоевского, исполнение его
роли на человеческой сцене было для него отяжеляюще, тормозяще,
мучительно, теперь - безразлично. Исполнение же светлых ролей
или ролей, проводящих через катарсис, всегда хорошо для всех, в
том числе и для метапрообразов.
На сакуале даймонов мое изложение покидает на время
четырехмерные миры: теперь перед нами одинокий, ни в какую
сакуалу не входящий, уже пятимерно-пространственный слой,
Фонгаранда.
Приходится сделать предупреждение: дело дошло до понятий,
весьма непривычных. Ибо Фонгаранда - слой пребывания шельтов
великих творений архитектуры. Здесь они обладают способностью
движения и роста; их изменение состоит в совершенствовании.
Облик их близок к облику просветленных стихиалей, но форма не
струистая, как у тех, и лишенная способности телесного
взаимопроникновения. Следует понять, что создание в Энрофе их
отражений гениальными зодчими, интуиция которых уловила
отблески Фонгаранды, дает им эфирное тело: внутри физического
сосуда здания возникает оно из многолетних излучений
человеческих тысяч и миллионов. Если прошло достаточно времени
и такое тело успело создаться, гибель физического сосуда в
Энрофе уже не имеет трансфизического значения: шельт,
пребывавший в Фонгаранде, облекся эфирным телом и перешел в
один из затомисов. После смены эонов, мировых периодов, когда
затомисы перестанут существовать как таковые, шельты этих монад
со своими облачениями, совершенно уже измененными, соединятся в
одном из слоев Высокого Долженствования со своими монадами и
войдут впоследствии в Элиту Шаданакара.
В Фонгаранде пребывают преимущественно шельты творений
храмового и дворцового типа. Имеется, например, один
грандиозный прообраз православных монастырей, один прообраз
египетских пирамид, зиккуратов, гопуррамов Южной Индии,
католических аббатств, рейнских замков. Но есть шельты и
некоторых индивидуальных зданий, например - собора св. Петра,
Василия Блаженого, китайского Храма Неба, даже Версальского и
Царскосельского дворцов. Есть и такие, как шельт лондонского
Парламента и петербургского Адмиралтейства.
После таких странных для нас представлений, как мир
Фонгаранды, представления, связанные с сакуалами ангелов,
покажутся, вероятно, знакомыми и даже привычными. Таких сакуал
