Вы прислушались?
Я с трудом протолкался между раздраженным мужчиной в тирольской шляпе
и хохочущими старшеклассницами. Затем, выходя на своей остановке, я вовсю
толкался, шевелил плечами и всюду совал свои локти - в общем делал все
возможное, чтобы меня заметили. Но никто даже не взглянул, не обратил на
меня внимание. Я даже - теперь мне просто стыдно думать об этом - хлопнул
одну из девушек по... э... спине в надежде, что хоть это заставит ее
повернуться в мою сторону. Но она даже не изменила тона и продолжила
рассказывать о каком-то парне, который уехал куда-то далеко, в общем
что-то в этом роде.
Думаю, вы понимаете, что это расстроило меня больше всего.
Я вошел в здание, где размещается наша фирма. Лифтер спал - ну, не то
чтобы буквально, но сидящий в своей кабинке Вольфганг (его действительно
так зовут, хотя он совсем не немец; вот досада!) всегда кажется спящим. Я
тряс его, строил рожицы, а когда и это не помогло хлопнул его ладонью по
уху, но он так и не переменил своей позы на маленькой табуретке:
облокотился о стену, глаза закрыты. В конце концов, разъярившись, я
вытащил его в вестибюль и запустил лифт самостоятельно. Только тут я
понял, что меня охватила неведомая болезнь и я стал невидимым во всех
отношениях.
Это казалось невозможным - ведь даже если я превратился в невидимку,
люди все-равно чувствуют, как их хлопают по заду, дают пинка или воруют у
них лифты. Но, к сожалению, похоже, все обстояло именно так.
К этому времени я был в полном замешательстве; все это было так
необычно и, пожалуй, немного странновато. Открывающиеся передо мной
безграничные возможности одновременно возбуждали и опьяняли меня. Видения,
полные кинозвезд и несметных богатств проносились у меня перед глазами.
И так же быстро исчезали.
Какой смысл в красивых девушках и богатствах, если некому рассказать
о них? Даже этим самым девушками. Так что мысль стать величайшим в истории
грабителем банков меня не привлекла и я заставил себя отказаться - если
так можно сказать - от подобного соблазна.
Я вышел из лифта на 26-м этаже и, пройдя через холл, оказался у
дверей своей конторы. На ней было написано тоже самое, что всегда было в
течении последних 27 лет:
РЭЙМЗ И КЛОС
ПРОДАЖА БРИЛЛИАНТОВЫХ УКРАШЕНИЙ
Я толкнул дверь и на секунду у меня все замерло внутри: мне пришло в
голову - а вдруг это все просто колоссальная мистификация. Мне вдруг
показалось, что Фритц Клос, огромный, пунцевощекий Фритц с маленькой
родинкой возле губ, сейчас закричит на меня.
"Винсоки! Ты болван! Сколько раз тебе говорить, если они возвращают
их вскрытыми, хорошо перевязывай их веревкой! На полу валяются сотни тысяч
долларов и достаточно уборщику заметить... Ты слабоумный кретин!"
Но он не закричал на меня. О, да, он кричал; и в этом не было ничего
удивительного. Клос и Джордж Рэймз никогда не разговаривали со мной... и
даже не утруждали себя кричать на меня. Они знали, что я выполняю свою
работу, точнее выполнял раньше все 27 лет, порядочно и добросовестно, так
что для них я уже стал частью интерьера. Крик тоже был неотъемлемой частью
этого кабинета.
Клос действительно кричал, но его крик предназначался пустоте,
воздуху, а не мне. В конце концов как он _м_о_г_ кричать на меня. Меня
ведь здесь уже не было?
Он опустился на колени и начал собирать маленькие, еще
неотполированные изумруды, которые разлетелись по комнате, и когда собрал
все, лег на живот, не побоявшись запачкать свою жилетку и заглянул под мою
скамейку.
Убедившись, что там ничего нет, он поднялся, поправил жилетку и...
ушел. Он был уверен, что я на работе. Или для него меня просто не
существовало. Сложно сказать, но в любом случае меня здесь не было.
Вообще.
Я развернулся и направился в холл.
Лифт был уже занят.
Мне не скоро удастся спуститься в вестибюль.
Ни одна машина не остановиться по моему зову.
Мне придется ждать, пока кому-нибудь с этого этажа не понадобиться
вниз.
Вот тогда весь ужас происходящего обрушился на меня.
Как непривычно...
Я оказывается провел такую незаметную жизнь. Я незаметно женился, жил
незаметно и теперь даже на мою смерть никто не обратит внимания. Я
оказался лишен даже этого. Меня задули как свечу. Как, почему и когда - не
имеет значения. У меня украли торжественность даже этого момента, который
я всегда и по праву считал своим. Он принадлежал мне и был неизбежен как
налоги. Но я оказался лишен даже этого. Я стал тенью... призраком в
материальном мире. И впервые в жизни все эти сдерживаемые разочарования, о
которых я даже и не подозревал, вырвались наружу. Я был потрясен, все мое
тело пробирала волна ужаса, но вместо того, чтобы зарыдать... я не
плакал...
Я ударил кого-то. Ударил так сильно, как только мог. Это произошло
уже в лифте. Размахнувшись, я нанес удар в лицо и почувствовал, как у него
в носу что-то треснуло и темная кровь потекла по лицу. Костяшки моих
пальцев горели от боли, но я ударил его снова, ударил так, что рука
заскользила по крови. Я пытался так отомстить им за то, что меня назвали
Альберт Винсоки, за то, что меня лишили права на смерть. Вот уж сделали
совсем незаметным. Я никогда никого не трогал, на меня редко обращали
внимание и когда я наконец умру, никто не будет печалиться по мне, никто
не заметит меня, и я понял, насколько же я одинок... Как меня ограбили!
Я нанес третий удар и сломал ему нос.
Он даже не заметил этого.
Он вышел из лифта, лицо все в крови, и даже не скривился от боли.
Вот _т_о_г_д_а_ я заплакал.
И плакал я долго. Лифт ездил вверх-вниз, выходили и заходили люди, но
никто не слышал моих всхлипываний.
Наконец я оказался на улице и бродил по городу, пока не стемнело.
Две недели могут пролететь незаметно.
Если вы влюблены. Если вы богаты и ищите приключений. Если у вас нет
забот и ждут одни развлечения. Если вы здоровы, а мир прекрасен, полон
жизни и манит вас. Две недели могут пролететь незаметно.
Две недели. Эти две недели были самыми долгими в моей жизни.
Спросите, почему? Для меня они были подобны аду. Одиночество. Полностью,
совершенно, до боли один посреди толпы. В сердце неонового города я стоял
посреди улицы и кричал на прохожих. Я был полностью истощен. Я был на
грани.
Две недели я гулял, спал, где хотел: в парках на скамейке, на
роскошном свадебном ложе в "Уолдорфе", на кровати у себя дома; и ел, где
хотел и что хотел. Не стоит называть это воровством, когда я был не
голоден, то ничего не трогал. И все это время я не мог избавиться от
ощущения полного истощения.
Несколько раз я наведывался домой, но как оказалось я Альме был
теперь не нужен. Да-да, вообще. Никогда бы не подумал, что она еще
способна на это, особенно при том весе, который она успела набрать за
последние пару лет... но ОН действительно появился.
Джордж Рэймз. Мой начальник. Точнее, мой бывший начальник... поправил
я себя.
Так что теперь я не чувствовал себя обязанным перед домом и женой.
У Альмы был дом, была Жашу. Как оказалось, у нее есть и Джордж Рэймз.
Вот толстый гамбургер!
К концу второй недели я чувствовал себя полностью разбитым. Грязный,
небритый - кого это теперь волнует? Кто меня может увидеть... и кого бы
это волновало, если бы кого-то это вообще могло волновать!
На смену первоначальной враждебности пришел более конкретно
выраженный антагонизм по отношению ко всем окружающим. Я стал пинать
ничего не подозревающим прохожим, проходящим мимо меня, хотя меня это и
тревожило. Я бил женщин и шлепал детей... Мне были безразличны их стоны и
крики. Что их боль по сравнению с _м_о_е_й_ болью - особенно если
учитывать, что никто из них не издал ни звука. Ведь именно этого я и
хотел. Я действительно страстно желал добиться крика или стона хотя бы у
кого-нибудь из них, проявления боли, своеобразного доказательства того,
что я по крайней мере еще существую.
Но я так ничего и не добился. Ни звука.
Две недели? Кошмар! Потерянный рай!
Прошло уже чуть больше двух недель, и я более-менее обосновался в
холле "Сэйнт-Морица". Лежу я там на тахте: на глаза надвинута шляпа,
которую я одолжил у какого-то прохожего, как мною опять овладело животное
желание бить всех подряд. Я опустил ноги на пол и отодвинул шляпу назад.
Мне на глаза попался мужчина в свободном плаще, облокотившийся на
сигаретный аппарат. Он читал газету и время от времени посмеивался. "Ах
ты, молокосос, подумал я, какого _ч_е_р_т_а_ ты здесь смеешься?
Меня это так разозлило, что я поднялся на ноги и ринулся на него.
Увидев, как я на него лечу, он отступил в сторону. Конечно, я ожидал, что
он не прервет чтение даже когда я обрушусь на него, поэтому подобное
движение застало меня врасплох. Я врезался корпусом в сигаретный ящик, да
так, что у меня дыхание перехватило.
- Нехорошо, малыш, - стал укорять меня мужчина в плаще, водя у меня
перед носом своим тощим пальцем, - разве можно так некультурно себя вести?
Пытаться ударить человека, который тебя даже не видит?
Он схватил меня за воротник и ремень и бросил через весь холл. Я
пролетел сквозь стопку почтовых открыток и приземлился на живот. Проехав
по полированному полу, я хорошенько стукнулся об вертящуюся дверь, но боли
даже не почувствовал. Я расселся на полу и смотрел на него широко
открытыми глазами. Он стоял, руки на поясе, и во всю смеялся. Я не мог
выдавить ни единого звука.
- Что, мух ловишь, приятель?
Я был настолько удивлен, что и после этого мой рот остался открытым.
- В-вы _в_и_д_и_т_е_ меня! - закричал я. - Вы можете меня
в_и_д_е_т_ь_!
Он жалостливо посмотрел на меня и фыркнул.
- А почему бы и нет, - он уже было стал удаляться, но остановился и
бросил через плечо. - Не думаешь же ты, что я один из них? - он показал
пальцем в сторону людей, снующих по холлу.
Мне это никогда даже не приходило в голову.
Я был уверен, что я один такой.
Но это не так, ведь передо был этот тип!
Я ни на секунду не усомнился, что он просто может видеть меня, а так
ничем не отличается от остальных. С той самой секунды, как он тут так
отделал меня, было ясно, что с ним произошло тоже самое, что и со мной. Но
почему-то он относился к этому гораздо спокойнее. Можно подумать, это
просто какая-то вечеринка и он играет здесь роль хозяина.
Он уже направился в какую-то другую сторону.
Я бросился за ним в ту секунду, когда он нажал кнопку вызова лифта и
успел еще удивиться, зачем он это делает. По своему опыту я знал, что если
там сидит лифтер, ничего не будет.
- Эй! Одну минутку...
Появился лифт, там сидел какой-то старик в мешковатых штанах.
- Я был на шестом, мистер Джим. Спустился сразу же по вашему вызову,
- сказал он и улыбнулся мужчине в плаще, которого звали Джимом.
Тот похлопал его по плечу.
- Спасибо, Денни. Мне наверх, в мой номер.
Я направился к ним, но Джим слегка толкнул старика локтем и кивнул в
мою сторону с заметной неприязнью.
- Вверх, Денни, - сказал он.
Двери лифта начали закрываться. Я едва успел подбежать к ним.
- Эй, подождите. Меня зовут Винсоки. Альберт Винсоки, как в той
песенке, ну знаете: "Вкалывай, Вин..."
Двери чуть не прищемили мне нос.
Я был на грани безумия. Единственный человек (не единственный, понял
я потом), который мог меня видеть и я потерял его... Теперь можно искать
сколько угодно и никогда никого больше не встретить.
