людей, которые, насколько я понимаю, уже сделались близки
вашему сердцу. Я укрою вас до отхода корабля в моей капелле.
Там никто не станет вас разыскивать. Я заранее подготовлю ко
всему своего служку Грегори. В ночь на воскресенье он
незаметно доставит вас в лодке на борт португальского
корабля... Но я слышу во дворе карету... Доктор Грейсвелл
уезжает, он обещал довезти меня до города!.. Мисс Райленд,
да благословит вас всевышний за вашу христианскую помощь
больному!.. Завтра утром я вернусь сюда...
Когда патер спустился во двор, доктор Грейсвелл уже
садился в карету. Но не успел этот экипаж тронуться в места,
как в открытые для него ворота медленно въехала пропыленная
наемная коляска. Оба экипажа разминулись на подъездной
аллее. В окно кареты доктор Грейсвелл и патер Бенедикт
рыглядели незнакомого приезжего, который сошел с подножки
коляски на каменные ступени подъезда. В свете двух фонарей
над крыльцом отъезжающие увидели невысокого полного человека
в обычной одежде ученых итальянских богословов.
Патер Бенедикт понял: в Ченсфильд прибыл доктор Томазо
Буотти! Медлить дальше невозможно! Судьба наследницы
Ченсфильда и ее брата решена бесповоротно: оба должны
немедленно... исчезнуть!
Субботним вечером мистер Грегори Вебст, прислужник
бультонской католической капеллы в порту, прохаживался у
дверей этого маленького храма. Двери капеллы стояли
открытыми, но прихожанам на этот раз пришлось
довольствоваться лишь преклонением колен перед статуей девы,
ибо, по разъяснениям Грегори, болезнь отца Бенедикта
помешала патеру отслужить обычную вечернюю мессу.
Грегори уже собирался запереть двери и погасить лишние
свечи, чтобы завтра пустить их снова в коммерческий оборот.
Служитель подошел к дверям и прикрыл одну створку. В этот
миг два молодых итальянца робко заглянули в часовню.
Вошедший первым был высок ростом, крепкого телосложения и
глядел на божий свет большими очами редкостного темно-синего
цвета, похожего на утреннюю морскую даль. Второй юноша отличался
изяществом, стройностью, чрезвычайно нежным, тонким лицом и
кудрявыми локонами, стянутыми красной косынкой; одет он был в
бархатную блузу, какие часто носят художники.
Мистер Грегори, видимо, ожидал прихода этих молодых людей, ибо
он торопливо запер изнутри двери на засов и засуетился у
чугунной плиты, служившей как бы широким подножием к порогу.
Грегори приподнял кольцо, вделанное в металл, просунул в него
железный ломик и с усилием сдвинул плиту с места. Заметив его
старания, рослый молодой человек взял из рук прислужника ломик,
поднажал на него холеном, и чугунная плита наполовину отошла в
сторону, открыв доступ в черный люк. В отблеске свечей стала
видимой верхняя ступенька железной лестницы, ведущей в
подземелье.
- Все ваши вещи уже там, - прошептал Грегори. - Возьмите по
свече и спускайтесь. Там сыро и холодно, поэтому теплее
укутывайтесь в плащи. Внизу вы найдете дверь.
Молодые люди не раздумывая спустились по лестнице, освещая
подземелье свечами. Ступени оканчивались против узкой
металлической двери с засовом. Рослый синьор, спустившийся
первым, отодвинул засов и ввел своего юного спутника в подземный
тайник под часовней.
Широкая скамья, заранее покрытая суконным пледом, стояла вдоль
длинной стены, и под нею, на каменном полу, были сложены два
небольших, аккуратно перевязанных ремнями тюка.
Рослый молодой человек сразу распаковал один из тюков,
заботливо усадил своего спутника на скамью, укутал его с головы
до ног плащом, придвинул к скамье небольшой стол, стоявший рядом
с распятием, и, выпростав из-под плаща обе руки юноши, принялся
усердно растирать их и гладить.
- Завтра я доставлю вас на борт "Санта-Роза" с помощью ялика,
который принадлежит отцу Бенедикту, - пояснил служитель из-за
двери. При этом он загремел наружным засовом.
- Грегори! - крикнул ему спутник Изабеллы. - Зачем вы
запираете дверь?
- Так приказал святой отец, чтобы полиция, если ей вздумается
заглянуть сюда, нашла дверь вашего тайника запертой. А я уж
сумею убедить чиновников, будто дверь не открывалась много лет.
23. ОХОТНИКИ ЗА ЛЕОПАРДОМ
Карета с отдыхающим львом на гнутой дверце уже миновала мост
через Ченси и приближалась к "Веселому бульдогу". Лошади шли
рысью, железные шины однообразно и надоедливо гремели по
булыжнику.
- Сверни на луговую дорожку, мне осточертела эта тряска от
самого Лондона, - приказал кучеру владелец поместья Ченсфильд.
Левое окно кареты было опущено. Граф Ченсфильд вглядывался в
очертания обеих башен своего дома, серевших вдали, на фоне
вечернего неба.
В этот миг какой-то всадник обогнал карету. Она съехала с
булыжной мостовой и уже катилась по чуть приметным колеям
проселка, служившего для вывоза сена с лугов. Обскакав карету,
верховой придержал потного коня, поравнялся с экипажем и
наклонился к открытому оконцу. Лорд-адмирал не узнал всадника.
Тот назвался слугою мистера Кленча, лондонского агента его
светлости.
- Срочное известие от мистера Кленча, ваша милость. Мистер
Кленч велел непременно догнать вас в дороге!
- Скачите вперед, предупредите привратника, - сказал виконт,
откидываясь на подушку.
В карете было темно, и прочесть письмо сразу он не смог. Как
любой другой смертный, лорд-адмирал ощутил неприятный холодок
тревоги: видно, письмо содержало немаловажные вести, если
лондонскому агенту понадобилось отрядить следом за каретой
специального гонца.
Небосклон посинел. Дом и парк вдали стали черными и слились
вместе. Над шпилями обеих башен замерцали звезды. Кое-где в
окнах второго этажа виднелись огни. Нижние залы не были освещены
или же ставни не пропускали света наружу.
У главных ворот, распахнутых настежь, стоял седой
привратник. Старик низко поклонился хозяину, когда четверка
лошадей промчала экипаж по полукругу подьездной аллеи. Граф
Ченсфильд глядел в окошко кареты, но не видел никого на ступенях
главного подъезда.
В полутемном вестибюле старик мажордом едва успел зажечь две
свечи в стенных бра, в дополнение к тусклому огарку, который
чадил над гардеробной стойкой. Он принял у хозяина шляпу и плащ.
Удивленный и раздосадованный оказанным приемом, лорд Ченсфильд
коротко спросил, здорова ли миледи. В ту же минуту она сама
появилась на пороге. Супруг сразу заметил, что она рассержена и
озабочена.
- Ты не слишком торжественно обставила встречу мужа, Нелль, -
проговорил он громко. - Черт побери, я не узнаю...
- Тише, бога ради тише, Фредди! - прервала его леди Эллен. -
Дом полон посторонних... У нас гости и...
- Какие, к черту, гости?
- Фредди, у нас остановился французский барон... К несчастью,
он тяжело заболел и, кажется, умирает... Только вчера вечером
прямо из Италии прибыл еще какой-то ученый богослов, доктор
Томазо Буотти Он говорит, что послан к тебе графом Паоло
д'Эльяно, венецианским патрицием, у которого ты побывал в
гостях. Впрочем, это все маловажно. У нас есть забота
посерьезнее...
Миледи увлекла супруга в его охотничий кабинет, где камердинер
уже успел засветить свечи в настольном шандале. Граф, хмуря
брови, смотрел в глаза леди Эллен. Она заговорился торопливым
шепотом:
- Фредди, сегодня днем Изабелла не вернулась с верховой
прогулки. Мисс Тренборн уже несколько дней находила Беллу в
каком-то странно угнетенном состоянии духа. Перед сегодняшней
поездкой она была как будто взволнована, озабочена и бледна.
Поехала она, как всегда, в сопровождении грума. В ченсфильдской
роще ее встретил какой-то всадник; очевидно, он заранее поджидал
ее. Грум видел его впервые. Изабелла отослала грума домой, а
сама не вернулась в замок.
- Так, черт побери, нужно обыскать окрестности! Может быть, с
девочкой что-нибудь случилось? Почему этот болван грум...
- Тише, Фредди, в доме посторонние... Грума я сразу послала
назад в рощу, но он уже не застал там ни Изабеллы, ни ее
кавалера. По их следам грум определил, что они выехали на шоссе
и пустились в сторону города.
- Это что еще за новости! Чего смотрит старая дура Тренборн,
черт ее побери? Ты послала в Бульон?
- Ты сам разрешил дочери сумасбродные верховые поездки... В
Бультон я никого не посылала.
- Почему?
- Это настойчиво отсоветовал мне патер Бенедикт.
- Вот как? Где он?
- У больного барона, наверху.
- Зачем тебе понадобился этот барон? Откуда он свалился нам
на голову?
- Это придворный французской королевы, Фредди, очень
влиятельный старик. Я познакомилась с ним в пути и не могла не
предложить ему гостеприимства. Болезнь его явилась
неожиданностью. Но слушай, Изабелла оставила в своей комнате
записку. Полюбуйся, что пишет тебе твоя дочь.
Лорд-адмирал схватил письмо, уже вскрытое его супругой.
Дорогой отец!
Несколько дней я провела в большом горе и решила покинуть
твой дом, пока ты не докажешь свои права на это владение, а
также подлинность твоего имени.
Мне представлены доказьтельства темных и страшных
поступков, совершенных тобою против законных владельцев
титула и поместья. Тебе предстоит доказать ложность этих
тяжелых обвинений или навсегда лишиться уважения твоей
несчастной дочери.
Изабелла.
Бормоча проклятия, владелец Ченсфильда скомкал бумагу и
швырнул ее в холодный камин.
- Где иезуитская змея? - прошипел он, сам похожий на удава,
готового проглотить дюжину кроликов. - Постой, покажи-ка ты мне
сперва этого француза, этого "умирающего француза", будь
проклята моя кровь! Уж не данайского ли коня ты привела ко мне в
дом?
Хромая, милорд стремительно взбежал по лестнице. Миледи Эллен
семенила за мужем, шелестя юбками. В нижней столовой зале часы
отзвонили одиннадцать. Супруг злым полушепотом нетерпеливо
проговорил на ходу:
- Ступай в столовую, Нелль, позови Буотти к ужину и не
выпускай его из виду. Это, вероятно, тоже гость не случайный!
Дверь в первую из комнат, отведенных барону, он открыл без
стука. Слуга господина барона Франсуа Буше всхлипывал, держа у
глаз большой фуляровый платок. При виде милорда он привскочил с
растерянным видом.
Владелец поместья бросил на слугу сумрачный взгляд и прямо
направился к дверям второго покоя. Франсуа Буше сделал было
движение, чтобы удержать его от неосторожного вторжения к
больному, но хозяин дома уже распахнул дверь.
Тяжелый запах камфары, мяты и спирта еще с порога ударил в нос
милорду. Юная сиделка вздрогнула от неожиданности при виде
злого, дергающегося лица вошедшего. С колен сиделки скатился под
постель больного клубок белой шерсти, и вязанье выпало у нее из
рук. На ночном столике у постели, среди пузырьков и склянок,
горела одна свеча. В самой глубине комнаты от стены отделилась
невысокая черная фигура: патер Бенедикт сделал шаг навстречу
графу, но, заметив выражение его лица, замер на месте.
Вошедший схватил подсвечник и резко отодвинул полог над
постелью. Он увидел недвижное лицо старика с остекленевшим
глазом. Лоб и другой глаз были прикрыты пузырем со льдом.
Прерывистое дыхание вырывалось из полураскрытого рта. Сухие
пальцы рук обирали одеяло. Человек явно умирал. Священник
приблизился к постели, перекрестил больного и осторожно поправил
полог, прикрывая лицо старика от света.
- Отец Бенедикт, благоволите сойти со мною вниз, - проговорил
милорд, с трудом соблюдая пониженный тон.
Той же стремительной, прихрамывающей походкой он пересек
приемную и, не оглядываясь, пошел по коридору. Позади него
смиренно поспешал монах, широко развевая черные полы и рукава
сутаны.
В нижних залах, около буфетной, навстречу графу попался
лондонский посланец агента Кленча. Этот слуга был в пропыленном
дорожном камзоле, и только при виде этого человека хозяин дома
вспомнил о пакете, оставшемся в кармане плаща. Почти втолкнув
отца-иезуита в охотничий кабинет, граф послал камердинера за
пакетом и угрожающе взглянул патеру в лицо. Оно выражало скорбь
и смирение. Милорд был готов схватить монаха за горло.
