правильно? Это принципиальный момент.
-- Ну, пусть будет просто правильно - сказал я.
-- Я убедительно Вас прошу не делать мне одолжений. Если Вам что-то
кажется сомнительным - выскажите свои сомнения, если с чем-то не согласны -
спорьте!
-- Хорошо, уважаемый Буридан. Вы меня поняли правильно.
-- Чудесно! Ответ принят. Значит Вы признаете, что настоящее имя вещи
не является ни свойством этой вещи, ни частью этой вещи, а присваивается
вещи в момент ее называния, точно так же, как присваиваются действительные
имена? Правильно?
-- Да, конечно.
-- А тогда, уважаемый, я вновь возвращаюсь к уже заданному вопросу: чем
настоящее имя отличается от действительных имен?
-- Настоящее имя - это то, которое дали в самом начале, а
действительные - это которые придумали потом и добавили к настоящему для
удобства. - убежденно сказал Валера.
-- Для удобства? Это интересно. Для какого удобства?
-- Ну вот, взять например, водку. У водки есть одно настоящее имя -
водка. Но не всегда удобно называть водку ее настоящим именем. Ну когда ты
на работе, или когда ты уже пьяный, а хочешь взять еще, или когда ты с
девушкой или вообще. Ну вот и придумали. Бутылку водки называют "пузырь",
или там, бутылку поменьше - "шкалик", а саму водку - ну там горючим, или
ситром, или лимонадом, или еще как-то, чтобы кому надо было понятно, что это
водка, но чтобы настоящего имени при этом не называть. Очень удобно.
-- Весьма сомнительное удобство - не согласился ослик - Я бы предпочел
пить водку только в тех ситуациях, когда вполне удобно называть водку ее
настоящим именем.
-- Многие бы так хотели - мечтательно сказал Валера - только жизнь у
нас, к сожалению, такая, что не всегда это получается.
-- Если бы это хотя бы касалось только водки - добавил я - было бы еще
ничего. Жизнь, к сожалению, такая, что синонимов хоть отбавляй! Чем тяжелее
становится жизнь, тем больше придумывают всяких синонимов. Люди все чаще
спорят о разных вещах, а под конец оказывается, что все имеют в виду одно и
то же, только называют по-разному. Дело в том, что неприятности со всеми
случается одни и те же, но случаются они при разных обстоятельствах. Я
думаю, что в этом и есть причина появления синонимов. Вот поэтому я и
считаю, что у каждой вещи обязательно должно быть свое настоящее имя, и
притом только одно. Когда все устанут прятаться от своих бед, спорить и
называть вещи вокруг да около, тогда кто-нибудь самый смелый обязательно
предложит начать называть вещи только их настоящими именами, и тогда сразу
всг станет ясно.
-- Что станет ясно? - решил уточнить ослик.
Я задумался. А действительно, что станет ясно? Что водка называется
водкой? Так это и сейчас ясно...
-- А кстати, как они узнают, какое именно имя настоящее? - спросил
Буридан с большим интересом.
-- Ну как, Валера же сказал, что то имя, которым назвали вещь в самый
первый раз, и есть настоящее.
-- И что, Вы всерьез считаете, что у всех без исключения совпадут
мнения по этому вопросу? Какие у Вас для этого есть основания?
Оснований, вобщем, не было никаких, и я как-то сразу растерялся. Валера
оказался посообразительнее:
-- Ну полноте, уважаемый Буридан, безвыходных ситуаций не бывает.
Соберут комитет по стандартам и быстренько установят правильные имена.
-- Ну конечно! - в восторге завопил осел, лягнув копытами от избытка
чувств - Я так и думал! Комитет по стандартам! Я оставляю в стороне
моральную сторону дела, связанную с поручением какому-либо комитету
переписывать историю. Подойдем к вопросу только с рациональной стороны.
Скажите мне, молодые люди, а как этот ваш комитет будет разбираться со
словами, не имея перед собой всех соответствующих им вещей? Если бы можно
было принести в комитет образец каждой вещи и приклеить к ней ярлык с ее
настоящим именем, все было бы еще вполне поправимо. Но как Вы принесете в
комитет вещь под названием "философия" или "пространство" или
"нравственность"? Значит, Ваш комитет сможет работать только со словами. Но
согласитесь, что никакой комитет не может знать всеслова. Значит, Ваш
комитет по стандартам проблемы не решит. Кроме того, если уж начнут
разбираться с проблемой, то одного комитета покажется мало, организуют
несколько, и каждый комитет решит все по-своему, и тогда уж точно никто не
будет знать, как что правильно называть, и чему верить.
-- Но ведь кроме имени-звука еще есть имя-идея! - неожидано нашелся я -
Понимаете не название вещи, которое, в отличие от ее имени, может меняться,
и не сама вещь, а идея вещи!
-- Замечательно! - восхитился Буридан - если бы не эти копыта, я бы Вам
поаплодировал. Так мы скоро до треугольника Фреге доберемся! Но только сразу
возникают вопросы: Во-первых, уверены ли вы, что идея каждой вещи существует
вполне отдельно от идеи другой вещи? Во вторых, считаете ли Вы, что идея
вещи существует в самой вещи, или отдельно от этой вещи, сама по себе, или
же только в мыслях того, кто думает об этой вещи? Если идеи вещей существуют
отдельно от мыслей, сами по себе, то как эти идеи проникают в мысли, скажем
в Ваши или в мои? А если идеи вещей существуют только в мыслях, и не
существуют в самих вещах или сами по себе, то как мы можем быть уверены, что
эти идеи у разных людей ничем не отличаются? Понимаете, о чем я говорю?
Представьте себе, что несколько человек показывают на одну и ту же вещь,
называют ее одним и тем же словом, и думают одну и ту же мысль, то есть они
думают об этой вещи. Но при этом идея этой вещи у каждого своя. Вот почему
они никогда не могут толком договориться между собой, и даже если бы у
каждой вещи было настоящее имя, это ничуть не улучшило бы ситуацию. Вы
сейчас можете мне не поверить, но если Вы вдруг познакомитесь поближе с
нашей Подозрительной трубой, Вы сами в этом убедитесь. Но вообще, лучше
держитесь от нее подальше. Туда Вы всегда успеете. Спасибо Вам, молодые
люди, за исключительно приятную беседу и прощайте. Время вышло, и мне уже
пора возвращаться обратно в Пунтиллятор Шмульдерсона, а то моей шкуре может
непоздоровиться.
С этими словами необыкновенный ослик ушел вглубь вольера, цокая
копытцами, и скрылся в темном дверном проеме.
-- Ты знаешь, Матюша, а ведь самой скверной штуковины этот осел нам не
сказал.
-- По-моему, он нам и так ничего хорошего не сказал. - пробурчал я -
Как ты думаешь, Валера, что это за Шмунтиллятор Пульдерсона?
-- Да черт с ним, с этим Шмунтиллятором! Ты подумай, Матюша, если у
каждого человека идеи каждой вещи в голове разные и не совпадают с идеями о
вещах в головах других людей, то где гарантия, что люди говорят об одной и
той же вещи и имеют дело с одной и той же вещью, когда они пытаются это
делать? Вот смотри: я могу рассказывать тебе про какую-то вещь и думать что
ты видишь именно эту вещь или представляешь ее себе. А ты в этот момент
можешь представлять себе или даже смотреть совсем на другую вещь, то есть,
совсем не на ту, которую я имею в виду, и думать, что я говорю именно о ней.
И я никак не могу этого проверить и об этом узнать, потому что идеи вещей у
нас в головах не совпадают. Страшное дело! И самое страшное, что я никогда
раньше об этом не думал, а теперь, возможно, больше не смогу об этом не
думать.
-- Не думал - и не думай! - ответил я - Ничего страшного! Я об этом и
думать не собираюсь. Мне достаточно того, что с некоторыми людьми у меня эти
идеи совпадают. Вот с тобой, например, потому что мы друзья.
-- А почему мы тогда всю дорогу в театре ссорились? Какое же тут к
черту совпадение?
-- Валера! Ты никогда не занимался философией, а хочешь сразу что-то
понять. Вот если бы ты ей занимался, ты бы сразу понял, что когда идеи вещей
в голове у разных людей не совпадают, то им и спорить не о чем. А у нас с
тобой идеи вещей совпадают, а не совпадают только представления об этих
идеях, вот из-за этого мы и спорим по каждому пустяку.
Разговаривая таким образом, мы двигались дальше по павильону. Мы шли по
металлическому решетчатому полу довольно узкого коридора, по обеим сторонам
которого располагались секции с металлическими дверями. Все двери были
заперты, и мы не могли найти ни кабинета, где делали эротический массаж
гаечным ключом, ни пресловутой трубы. Впрочем, одна из дверей оказалась
открыта, и мы зашли внутрь. Внутри секции не было никакой мебели,
замызганные стены из гофрированного металла тускло отражали неровные вспышки
мертвого люминесцентного света. В воздухе воняло дешевым ковролином, которым
был обит пол, и на этом пыльном и грязном ковролине валялась чья-то
брошенная визитная карточка. Я поднял карточку и прочитал: "Пописташ
Пафнутий Парфгнович, профессор черно-белой магии". Я переложил карточку из
руки в руку, и машинально взглянув на нее еще раз, неожиданно обнаружил, что
на карточке написано "Розенкранц Вальдемар Самуилович, врач-венеролог.
Дискретность гарантируется". Я немедля сообщил о своем открытии Валере,
который в ответ на мое заявление о том, что карточка управляется нечистой
силой, покрутил пальцем у виска и показал мне по очереди обе стороны
карточки. На одной стороне было написано черным готическим шрифтом
"Пописташ", а на другой выведено золотистым курсивом "Розенкранц". Только и
всего! Я со злости попытался порвать паскудную карточку, но она не рвалась,
а в ответ на мои усилия растягивалась как жевачка, а стоило мне ее
отпустить, как она собиралась обратно в нормальную целую, нерастянутую
карточку. Я продемонстрировал этот фокус Валере. Валера опять, не говоря ни
слова, достал из кармана большой и острый перочинный нож, аккуратно разрезал
карточку пополам и молча отдал мне две половинки. Я посмотрел на половинки
разрезанной карточки. На одной половинке я обнаружил все ту же надпись:
"Пописташ Пафнутий Парфгнович, профессор черно-белой магии", только в два
раза мельче. На другую половинку, как и следовало ожидать, переехал
Розенкранц. Обычную визитную карточку так ни за что не разрежешь, при всем
желании.
-- Валера, дай-ка мне твой ножик - попросил я.
Валера протянул мне нож. Я разрезал половинку с фамилией Пописташ еще
пополам и быстро уставился на четвертики, но прочитать ничего не мог: буквы
прыгали, как на вокзальном табло в момент смены текста. Наконец, буквы
устаканились, и я прочитал на одной четвертинке: "Попис Пафнутий Парфгнович,
профессор черно-белой магии", а на другой - "Ташновская Виолетта Адамовна,
фасонная стрижка собак". Я собрал в стопку половинку и обе четвертинки
карточки, и протянул Валере вместе с ножиком. Валера взял их у меня из руки,
разглядел и спросил:
-- Матюша, ты что, еще одну карточку нашел?
-- Нет - ответил я - я тебе разрезанную дал, там опять фокус какой-то.
Надуваловка, а не карточка!
-- Как это разрезанную? - возмутился Валера - Ты мне опять целую дал!
-- Может быть, это части обратно склеились? - предположил я.
Валера стал изучать карточку, чтобы понять, как половинкам удалось
склеиться. Изучив карточку, Валера вновь покрутил пальцем у виска, но уже
