собирался Вас умерщвлять насильственно, но мне было интересно посмотреть на
реакции живых людей, когда им предлагают не смерть, не страх с болью и
вечное забвение, а безболезненное забытье и быстрое воскрешение навечно.
Другими словами, превращение в бессмертных через смерть. Оказывается, даже в
этом случае живые люди боятся и потеют от страха. Поэтому мы всегда имеем
дело только с мертвыми. Должен Вам сказать, что сам я - один из старейших
призраков в этом замке, и я принял смерть добровольно, поверив Рафаэлю
Надсоновичу, когда проект только зарождался. Надо быть смелее, уважаемые!
Я собрал всю волю, чтобы не бросится на дежурного с кулаками за его
подлый эксперимент с использованием нас вместо морских свинок, но вместо
этого спросил:
-- А кто такой этот Рафаэль Надсонович?
-- Рафаэль Надсонович Шмульдерсон - это гений, перевернувший
представления о времени и о смерти. Это первый в истории бессмертный
человек, сделавший себя Богом после смерти, главный архитектор системы,
автор и руководитель всего проекта по воскрешению мертвых и дарованию им
посмертной вечной жизни в виде постбиологических существ в системе,
обладающей неограниченными ресурсами.
-- А что если человек не желает воскресать, если он не хочет
бессмертия, если оно ему в тягость?
-- Эта возможность также предусмотрена. По окончании всех начальных
процедур и появлении стабильного трансмолекулярного сознания у вновь
прибывшего, ему задается вопрос, желает ли он пребывать в своем нынешнем
состоянии или чувствует себя не готовым к бессмертию и предпочел бы
отказаться от данного ему постбиологического сознания и раствориться в
вечности. Отказы принимаются согласительной комиссией, и в случаях, когда не
удагтся убедить новоприбывшего сохранить сознание, отказ фиксируется в
регистрационный файл, после чего сознание безболезненно дезинтегрируется, а
освободившийся препарат используется как реципиент сознания других людей,
тело которых было сильно повреждено в момент смерти и не может быть
использовано для создания качественного препарата. У нас ничего не
пропадает. Вы наверное сейчас испытываете голод. Мы будем насыщать Ваши
организмы чистейшими белками, нуклеотидами, витаминами и всеми прочими
компонентами, полученными из органов и тканей, непригодных для создания
препаратов и дезинтегрированных на основные компоненты.
-- Вы что, мертвечиной нас кормить собираетесь? - хрипло спросил
Валера. Его горло стянул спазм страха и отвращения.
-- Да нет, мы вообще не собираемся Вас ничем кормить. Мы поместим Вас в
капсулу Стьюти, настроим ее на Ваш биологический стандарт и будем его
поддерживать. Капсула настраивается на любые параметры.
В это время на столе мелодично зазвучал один из телефонов, стоявший
поодаль от других. Дежурный взял трубку, послушал и ответил трубке:
-- Хорошо, я распоряжусь, доставят, но желательно было бы отсрочить
встречу на десять часов. Им необходима рестандартизация немедленно. Легкие,
но многочисленные физические травмы, уровень глюкозы в крови понижен,
сильный психологический стресс, видно прямо на глаз. Что поделать, это же
несовершенные живые существа, скоропортящийся товар. Короче, в данный момент
нормальной беседы не получится.
Затем дежурный поднял другую трубку и сделал какие-то краткие
распоряжения вполголоса по-английски.
-- Сейчас Вас отвезут в лабораторию Брэкстона и займутся Вашей
рестандартизацией.
-- Что это значит? - подозрительно спросил я.
-- Да то, что, говоря языком живых людей, на Вас смотреть тошно.
Побитые, оцарапанные, потные, злые, бледные и испуганные. Ладно, через
десять часов будете свеженькими и бодрыми.
В это время дверь в кабинет открылась, и мы увидели на входе маленький
транспортер, на котором были установлены два округлых футляра, похожих на
красивые заграничные гробы.
-- Полезайте в контейнеры, Вас сейчас отвезут в
научно-исследовательский отдел. После рестандартизации Вам предстоит
аудиенция у Рафаэля Надсоновича. Он Вами заинтересовался, хочет
побеседовать. Вероятно, он, также как и я, давно не видел живых людей. Не
пугайтесь и не волнуйтесь. Рафаэль Надсонович, конечно, также мертв, как и
мы все, но тем не менее в некотором смысле он и поныне, как говорится, живее
всех живых. Наш Рафаэль Надсонович - это самый человечный человек во всей
системе.
Мы тем временем залезли в металлические гробики, отделанные изнутри
мягким упругим пластиком.
-- Желаю успеха. Закрывайте контейнеры и отправляйтесь.
Последние слова предназначались уже не нам, а водителю транспортера.
Крышка моего контейнера мягко щелкнула, и я почувствовал, как внутрь
подается кондиционированный воздух. Ехали мы минут двадцать, и от усталости
я успел вздремнуть, к тому же в контейнере было абсолютно темно. Неожиданно
я очнулся от того, что кто-то железной хваткой ухватил меня за плечи и
поволок куда-то назад. Я попытался сбросить со своих плеч бесцеремонные руки
грубияна, но обнаружил, что это не руки, а рычаги какой-то машины.
Немедленно в меня вцепилось еще с десяток рычагов, которые стали стаскивать
с меня все предметы моего туалета по очереди, держа мое бренное тело на
весу. Затем рычаги потащили меня куда-то назад и в сторону и плюхнули в
теплую липкую жидкость с неприятным запахом. Одновременно на меня навалилось
что-то тяжелое, с такой силой, что я выдохнул и больше совсем не смог
дышать. В висках у меня застучало. В это время что-то больно впилось мне в
шею и не отлипало. Тяжесть отпустила мою грудную клетку, но в этот момент
какая-то мерзость присосалась к моему рту, плотно как загубник акваланга, и
по этому загубнику стала поступать в рот жидкость. Я захлебнулся и
мучительно закашлялся, стараясь не дышать, но жидкость все прибывала, и я
стал булькать и тонуть, как когда-то в детстве на речке, в деревне. Тогда
дедушка вовремя успел вытащить меня из речки. Теперь дедушки рядом не было.
Я не вытерпел и набрал полные легкие жидкости со вдохом, который я уже не
мог подавить. В этот момент какая-то труба с силой воткнулась в мой задний
проход. Было очень больно и противно. Я дергался, пытался орать, но вместо
этого булькал и давился жидкостью, набирая ее в легкие все больше и больше.
Мне было ужасно неудобно. Рычаги цепко держали мои руки, ноги, таз, шею и
голову, так что я был распялен и полностью обездвижен. Что-то по-прежнему
больно впивалось в мою шею. В задницу как будто вставили кол. Но как ни
странно, я был жив. Через некоторое время я обнаружил, что я совсем не дышу,
и тем не менее, не задыхаюсь. Потом мне неожиданно стало несколько легче,
даже как бы комфортнее, хотя ничего не изменилось в моем положении. Что-то
изменилось внутри. Наконец я понял, что именно изменилось. Я почувствовал
приятную ломоту, идущую по жилам и радостное облегчение в голове, как будто
выпил стопарь хорошей водки и закусил хрустящим огурчиком. Рычаги и
металлическая пиявка в шее отошли на второй план. Прошло некоторое время.
Капсула (то, что я был в капсуле, я не сомневался) мерно гудела, жидкость
булькала. Я снова ощутил изменения в своем состоянии. Определенно, мне стало
еще лучше. Видимо капсула ввела в мой организм еще стопарик. Я стал
напряженно думать о том, как было бы хорошо, если бы капсула не жадничала, а
влила в меня граммов триста водки и дала расслабиться по-человечески.
Капсула сердито зажужжала, когда я об этом подумал.
-- Ну хоть стакан, железка проклятая! - подумал я с озлоблением.
Капсула снова зажужжала, но на этот раз жужжание было уже вроде бы как
одобрительного тембра. Вскоре я почувствовал внутри себя просимый стакан,
обмяк и окончательно расслабился. Мне стало совсем хорошо, рычаги перестали
беспокоить, и я незаметно задремал, а затем отключился намертво.
Очнулся я от того, что мне в лицо ударил яркий свет. Я лежал в таком же
контейнере, в котором нас отвозили в капсулу. Надо мной показалось бледное
маскообразное лицо, и бестелесный голос произнес:
-- Пожалуйста, просыпайтесь и выходите из контейнера.
Я легко поднялся и выбрался наружу. Чувствовал я себя просто
великолепно, как будто был месяц на курорте и вел там исключительно здоровый
образ жизни. Я быстро осмотрел себя: ни синяков, ни ссадин не было в помине.
Есть не хотелось. Одежда на мне выглядела так, как будто она побывала в
хорошей стирке или химчистке. Валера уже стоял рядом с транспортером и тоже
удивленно оглядывал себя. Наш провожатый подошел к большой двери и прижал
свой жетон к считывателю. Дверь плавно ушла вверх.
-- Заходите, Рафаэль Надсонович уже ждет Вас. Я буду ожидать Вас здесь,
в коридоре - сказал наш постбиологический провожатый.
Мы с Валерой одновременно вошли в дверь, которая плавно вернулась на
место. Мы огляделись вокруг и обомлели. Нам показалось, что мы попали в
кабинет Ленина в Смольном. Обстановка, так сказать, знакомая с детства по
картинам и музеям. Стол, стулья, диван, старинный телефон. Но тот, кто сидел
за столом, заставил нас обомлеть окончательно. Лысый человек поднял голову
от каких-то бумаг и бодро сказал, мягко грассируя:
-- Пгоходите, пгоходите, молодые люди, гаспологайтесь. Чегтовски гад
Вас видеть у себя в кабинете. Сто лет не видел живых людей. Да и сейчас было
очень непгосто выкгоить вгемя. Вы знаете, даже здесь в этом цагстве мегтвых
полно сгочных, агхиважных дел, вопгосов, которых кгоме меня, никто не может
гешить. Садитесь вот сюда, на диванчик, или на стулья, как Вам удобнее. Я
действительно гад, ужасно гад Вас видеть!
-- Здравствуйте, Владимир Ильич! - хором сказали мы с Валерой, не
сговариваясь - Вы живы?
-- Разумеется, нет - ответил человек с лицом, удивительно похожим на
мертвое лицо вождя мирового пролетариата, которое я видел в Мавзолее.
Неожиданно вождь перестал грассировать и сменил интонацию:
-- В системе нет живых людей. Единственное исключение - это Вы, но и то
ненадолго. Кроме того, я не совсем Владимир Ильич, я его сегодняшнее
воплощение.
-- В каком смысле, воплощение - спросил Валера.
-- Сейчас я расскажу Вам по порядку. Родители назвали меня Яков. Отца
звали Нохум-Бэр. А меня записали в метрики Яковом Наумовичем. С этим именем
я прожил всю свою юность, пока по дурости не вступил в РСДРП и не стал
двойником Владимира Ильича. Я был похож на него как брат-близнец. Товарищи
по партии это заметили, и от некоторых из них поступили соответствующие
предложения. Вот так я стал двойником Владимира Ильича. Я всегда подменял
его, когда надо было выступать перед народом или принимать ходоков, короче,
когда охрана не могла обеспечить безопасность вождя. И я, знаете ли, неплохо
справлялся. Кроме того, мне везло. Самым скверным приключением в роли вождя
для меня было ввертывание лампочки Ильича в деревне Кокушкино. Лампочка тут
же перегорела и лопнула, и раздосадованные крестьяне меня сильно побили и
изваляли в свинячьем навозе. Владимир Ильич очень смеялся, слушая мой
рассказ, но мне тогда было совсем не до смеха.
-- А как же Фанни Каплан? - спросил я.
-- Фанечка промахнулась. Разумеется, намеренно. Она же знала, что это
буду я! Свои люди у эсеров вовремя предупредили. Фанечка очень ревновала
меня к Владимиру Ильичу. А я его - к Инессе Арманд. Боже, какая это была
женщина! Однажды она приняла меня за него... Но Фанечка - еще и мой дгуг
Когда я не сильно занят, я пгиглашаю ее в гости, и мы пгинимаем электгосмех
и электгооггазм с ней вдвоем. Знаете ли, дегжимся за руки, вместе смеемся,
