Открылась дверь и вошел Олег, в других, целых джинсах и
черной майке. Он был уже спокоен, только разметавшиеся длинные
волосы и кровь, проступившая сквозь повязку на руке, напоминали
о его недавнем взрыве.
-- Что дальше, Юрка? -- он сел рядом с другом.
-- Дальше вот что, -- отозвался Юра, резко разогнувшись.
-- Ты помнишь наш разговор с Александром?
-- Да, и что?
-- Он говорил, что Катя очень нужна Извекову. Значит, он
не мог убить ее.
-- И тем не менее, он сделал это.
-- Стоп! -- Юра нетерпеливо поднял руку. -- Он не мог
убить ее... совсем.
Олег гневно нахмурился:
-- Ты о чем, босс? Ты считаешь, что существование в таком
же виде, в каком жил Сашка Извеков, это нормально? По-твоему,
это не значит, что мы ее потеряли?!
-- Мне все равно, кем она теперь будет, -- ответил Юра.
-- А мне нет! Превратить живую девчонку в мертвечину! Да я
ему своими руками голову оторву!! -- возмутился Олег. -- Живой
труп -- это уже не Катеринка...
-- Спокойно, старик. Сейчас мы с тобой...
Как ни старалась я удержать картину, злоба, отчаяние и
острая жалость к себе и ребятам так подогрели меня, что
изображение порвалось на глазах. Это было как безнадежный
кошмарный сон, когда просыпаешься в ледяном поту от
собственного крика.
Кажется, я тоже кричала. Но проснуться мне было не
суждено. С воплем я поднялась с кресла, пытаясь разглядеть в
искаженной и искривленной пока комнате моего ненавистного
смертельного врага. Валерий лежал на софе бледный и
неподвижный. Если бы он умер! Но увы! Он зашевелился и медленно
встал на ноги.
Взглянув на меня, он поднял руку.
-- Я предупреждал, что это будет трудно. Мне тоже
досталось: так долго пропускать через себя навылет полноценный
контакт...
-- Что ты понимаешь про такие вещи, как "легко" и
"трудно"? Ты же о меня ноги вытер!
Извеков пожал плечами. Разумеется, он не понимал, разве
такому объяснишь что-нибудь о чужих страданиях, если для него
не существует неприятностей, кроме своей собственной физической
боли...
-- Постарайся забыть то, что сейчас видела, -- посоветовал
Валерий. -- Твои друзья, конечно, переживают, но пройдет совсем
немного времени, и они смирятся. Ты тоже перестанешь горевать,
потому что мы с тобой вместе начнем делать нечто такое, что
заставит тебя забыть свою жизнь...
Он опять пустился в свой горячечный бред, излагал, как
по-писанному. Я не стала вслушиваться в его уже набившие
оскомину обещания. Я до сих пор толком не поняла, что он от
меня хочет, ради чего он мучает меня.
Я забралась в кресло, подобрала ноги, сцепила пальцы на
колене и, закрыв глаза, переключилась на свои горькие мысли.
Мне было жаль, что контакт прервался по моей вине. Я не смогла
спокойно выслушать протест Олега. Я представляла, что ему не
все равно, жива я или нет, но все же... Если бы только можно
было вернуть все назад. А если это невозможно, то все теряет
смысл, и меня, действительно, не должно больше быть, ребята
никогда не должны узнать, что я все еще существую. Валерий
прав, скоро они смирятся, и все у них пойдет своим чередом.
А я никогда не смирюсь. Потому что есть одна очевидная
вещь, о которой я ни разу за три года толком не задумалась.
Потому что я оставила по ту сторону Рая не просто сводного
брата и коллегу. Я потеряла единственных людей, которые были
для меня всем. И прежде всего Олежку. Он был мне больше, чем
просто друг, неважно, знал он об этом, или нет. И потеря Олега
страшнее всего, потому что я была уверена -- брат примет меня
любую. А Олег нет. Извеков отнял у меня Олега навсегда. Этого я
ему никогда не прощу...
Странный хруст, прозвучавший совсем рядом со мной, вытащил
меня из небытия. Я сначала ничего не заметила, но Извеков,
прервав свою речь, бросился ко мне с воплем негодования:
-- Что же ты делаешь?!! -- и, схватив меня за руки, развел
их в стороны.
Пальцы левой руки мотанулись и обвисли на кисти,
обломанные у основания суставов. Я в испуге отдернула руку.
Пальцы беспомощно подпрыгнули, как вставленные в пустую
перчатку карандашики.
-- Разве же так можно?! О чем ты думала? Опять о них?
Я в ужасе кивнула, глядя на свои пальцы.
-- С тобой сложнее, чем я думал. Ты покалечишь себя, и мне
придется тебя переселять, прежде, чем я закончу проработку
аналогов, а я, честно говоря, практически ее не начинал... --
посетовал Валерий. -- Что мне теперь с тобой делать?.. Знаешь
что, сегодня ночью я возьму тебя с собой в город...
-- В собачьем виде?!
-- Не сопротивляйся. Если не хочешь бегать со стаей, можем
навестить кое-какие места вдвоем. Поверь мне, тебе будет легче.
И не смей больше так уходить в себя, иначе твое невольное
членовредительство сделает твое тело непригодным для
передвижения.
-- И тебе придется отправить меня в другую реальность?
-- Да, но я не хочу с этим спешить. Постепенно мы соберем
три личности, в том числе и твою, в одно цельное сознание.
-- А без тела нельзя собрать?
Валерий назидательно поднял руку:
-- Нельзя! Вот ты, например. Даже треть сознания без
телесной оболочки испытывает шок за шоком. Сознание не может
жить без тела, оно задавит само себя, не выдержит собственного
саморазрушительного воздействия...
-- А как же такие, как ты? Ведь ты смертен?
-- Да. Если я умру, то попытаюсь сам сделать себя зомби. И
если избегать серебра, можно жить вечно, соблюдая меру в
эмоциях. Правда, это возможно только здесь.
-- Почему?
-- Потому что все, что касается зомби-оборотней, я могу
проделывать только вблизи и внутри Рая. Все это возможно только
вблизи скопления множества дверей.
Я ничего не поняла, но постаралась это запомнить на
будущее.
-- Ну а если тебя переедет автомобиль где-нибудь далеко
отсюда? Или я задушу тебя электропроводом, расчленю, оболью
кислотой и подожгу?
Валерий замешкался. Похоже, такую возможность он никогда
не рассматривал.
-- Вряд ли тебе это удастся.
Я не стала спорить. Секундой позже он ответил:
-- Предполагаю, что и тогда сознание будет знать, как
сберечь само себя. А вот как, не знаю. В мирах нет мест, где
жили бы бестелесные души. Я же объяснил тебе уже, что это
невозможно.
-- Или же ты не нашел такого дивного места. То говоришь,
что цельное сознание не может жить без тела, то уверяешь, что
оно бессмертно. Подработай-ка собственные теории.
Валерий недоверчиво посмотрел на меня, потом сморщился,
заставил себя улыбнуться и перевел разговор на другое:
-- Давай попробуем осуществить маленькое превращение. Это
не больно, но тебе лучше закрыть глаза, потому что смотреть на
процесс не слишком приятно. Куда более привлекательно выглядит
начало и конец.
Я закрыла глаза. Руки Валерия расстегнули на мне застежку
комбинезона.
-- Сними это, чтобы потом не барахтаться в тряпках.
Я послушалась его. Было слышно, как рядом шуршит тканью
Валерий. Вдруг, без всякого предупреждения, я на несколько
секунд ощутила свое тело, потому что каждая клеточка его,
казалось, стала вибрировать. Вибрация прекратилась, и я снова
перестала чувствовать себя.
-- Р-р-р! -- послышалось рядом со мной.
"Что?" -- я попыталась задать вопрос, но чьи-то, возможно,
мои голосовые связки издали короткое рычание. "Все", --
прозвучал в моей голове телепатический ответ Валерия.
Я открыла глаза. Да-а, снизу комната выглядела несколько
по-другому. Подо мной внизу на ворсистом ковре стояли две
лохматые рыжие лапы. Чьи бы это? Оказалось -- мои. Я
попробовала, и они подчинились моим внутренним командам. Они
слушались меня точно так же, как и мертвое тело.
Рядом со мной стоял серый ротвейлер с голубыми глазами. Из
полуоткрытой пасти миролюбиво свисал подрагивающий язык, а
черные губы пса, казалось, изображали улыбку.
-- Рр-р! -- буркнул ротвейлер и, мотнув головой, побежал в
ванную комнату. Я побежала за ним, забавляясь новыми
впечатлениями от непривычной оболочки. Ротвейлер подбежал к
зеркалу, явно предлагая мне посмотреть на себя.
А, в конце концов, что за разница, быть мертвым человеком
или мертвой собакой? И так, и сяк, все пути назад отрезаны.
Я подошла к зеркалу. Песик был, и вправду, ничего.
Блестящая шелковистая рыжая шерсть, лохматые ноги и живот,
гладкая стриженая -- вот только неизвестно, кем и когда! --
спина и длинные лохматые уши. Да, все было бы ничего. Но у
коккер-спаниэля были человеческие темно-серые с желтыми
искорками глаза.
Глава 8.
Уже было довольно поздно, но Извекова все не было. Я
терпеливо ждала его, стоя на стеклянной галерее около входа на
главный эскалатор. По переплетениям лент двигались самые
разнообразные люди. В одиночку, парами, изредка по трое, более
многочисленных компаний не встречалось. Люди не сходились друг
с другом в этих стенах. Они приходили сюда уже сбившись в
малочисленные компании заговорщиков и не заводили здесь новых
знакомств. Возможно, потому что этого им просто не хотелось.
Как не хотелось этого мне. Хотя, конечно, в большинстве своем
это были обычные, нормальные живые люди, даже если на них была
нелепая одежда, а в сезон и мягкие удобные мокасины. Но я уже
не была человеком. До такой степени, что даже грубо зашитые
раны и укусы, выставленные на обозрение, не волновали меня. Мне
было абсолютно все равно, кто и как на меня посмотрит.
Практически ничем я не была уже похожа на Екатерину. И ничего
от той жизни у меня не оставалось, кроме обтянутого бархатом
серебряного браслета. Подгоняя его к своей руке, я зажала его
на запястье внахлест, чтобы не потерять, и снимала только когда
Валерий впихивал меня в собачью шкуру и водил за собой по
окрестностям Сылве.
-- Привет! -- раздался за моей спиной натянуто-вежливый
голос Марины.
Почти неделю после той сцены, когда я сделала вид, что
хочу на нее напасть, она не подходила ко мне ближе, чем на
десять метров. И только потом постепенно стала со мной
разговаривать. Разговоры ее меня совершенно не интересовали, я
даже не могла припомнить, о чем она болтала. Было только ясно,
что ее не волнует судьба ее несчастного мужа. Она жила в Раю
чем-то совсем другим. Она имела какие-то другие цели, но
вникать в них мне не хотелось. Она была живой женщиной. А это
значит, что у меня с ней не могло быть ничего общего.
Поэтому ее приближение меня не слишком обрадовало. Я
оглянулась на нее и кивнула в ответ, надеясь, что она пойдет
своей дорогой. Но она подошла и, встав рядом, оперлась о
пластиковые перила.
-- Ждешь?
Мне хотелось ляпнуть ей в ответ какую-нибудь колкость, но,
право, было лень, поэтому я промолчала.
-- Он редко опаздывает, -- не смутилась Марина. -- Куда он
хотел тебя вести?
Я снова промолчала. Во-первых, Валерий не обсуждал со мной
своих конкретных планов, ведя только пространные беседы,
переливая из пустого в порожнее и восхваляя Рай. Во-вторых, мне
было все равно, в какую дверь Извеков захочет войти на этот
раз.
-- Я только что была в городе, -- заметила она
безразличным тоном. И хотя я опять ничего ей не ответила,
внутренне я взмолилась, чтобы она оставила эту тему. Мне не
хотелось снова думать о том, что и как происходит в городе.
После того визуального сеанса я едва пришла в себя, да и то
только позволив Валерию превращать меня в эту чертову собаку.
-- Там очень много новых людей, -- продолжала Марина. --
