Н.Шитова.
Дерзкая
Часть I. Силуэты снов
Глава 1.
Клиент смотрел на меня, как на ходячее недоразумение, и
раздражение сквозило в каждом жесте этого строгого, хмурого
человека. Всем видом он показывал, как возмущен тем, что эта
девчонка что-то от него хочет, вместо того, чтобы просто
отрабатывать гонорар.
-- Я повторяю достаточно ясно, -- заговорил он с
расстановкой, -- никаких других данных о жене у меня нет. Все
документы я передал вашему боссу при первой нашей встрече. И
писем от нее я не имею вот уже полгода.
-- Вы уверены в этом?
Он демонстративно вскинул руку и посмотрел на часы, а
затем коротко бросил:
-- Абсолютно.
-- У нас другое мнение.
-- А именно?
-- Вы не хотите доверить нам информацию, которую получили
на прошлой неделе.
-- Какую такую информацию?
-- Письмо. Его доставил вам в субботу человек,
подъезжавший к вашему дому на фиолетовом джипе.
Он снова вскинул руку, но на этот раз смотрел на часы
никак не меньше пяти секунд. Меня взяла злость. Я впервые
видела клиента, который изо всех сил мешает расследованию, за
которое внес кругленький аванс, и от благоприятного завершения
которого зависит, по-видимому, его дальнейшее процветание.
-- Который час?
-- Что? -- он даже не услышал вопроса.
-- Ничего. Если вы больше ничего не хотите мне сообщить,
то у меня нет больше вопросов, -- я поняла, что мой план удался
на все сто.
-- Прекрасно. Мне срочно нужно возвращаться в офис. Я
свяжусь с Орешиным, если у меня будут... если у меня будет
что-либо...
Он развернулся и нетвердой походкой направился к выходу из
бара. Я-то знала, что он совершенно трезв, и подозревала, что
путь его лежит отнюдь не в офис. Голова его занята была в эту
минуту некой проблемой, причем столь важной, что он даже забыл
возмутиться, узнав, что мы, оказывается, следим за каждым его
шагом, хотя он об этом не просил. А впрочем, он даже не вник в
подтекст моего сообщения.
Дождавшись, пока Зубарский скрылся из вида, я подошла к
телефону-автомату, что висел у входа в кафе. В конторе трубку
сняли после первого гудка.
-- Агентство Орешина, -- отозвался на том конце провода
Олег.
-- Это я...
-- Да, малышка!.. -- оживился Олег. -- Что у тебя?
-- Он клюнул. Похоже, что влип он очень серьезно. Он
получил послание в субботу...
-- Да, и что в нем? Он отдал его тебе?
-- Пока он даже не признался в том, что получил его... Он
уходит, и весьма быстро. Иду за ним...
-- Э-э-э, постой-ка! -- голос Олега зазвучал металлом. --
Ты все-таки решила поиграть на его и наших нервах?!...
-- Мне некогда!.. -- я уже хотела положить трубку, но на
том конце возникла перепалка, и через пару секунд спокойный
голос брата коротко приказал:
-- Отставить!
-- Но, Юрка! Мы упустим его!
-- Ты уже рискнула один раз. Если он клюнул, то пойдет
именно домой. Олег встретит его там. Он уже выезжает.
-- А если он пошел не домой? Мало ли мест, где он мог
оставить письмо? К тому же, Олег будет полчаса тащиться до
места!
-- Послушай-ка: спорить будем потом. Я жду тебя в конторе!
-- отрезал босс.
Юрий первым повесил трубку, и это означало, что доказывать
что-либо было бесполезно с самого начала.
Но в одном Юра ошибся -- я не поеду в контору, если уж я
спровоцировала Зубарского на замешательство и бегство,
удержаться от того, чтобы самой завершить начатое, я не могла.
Я вышла из бара на оживленную улицу и почти бегом
двинулась изученным за неделю маршрутом, опасаясь потерять
клиента. Но через пару минут я увидела его далеко впереди.
Теперь будет совсем не трудно держать его в поле зрения.
С определенной долей риска можно было быть почти
уверенной, что Зубарский, ошарашенный тем, что его секрет
раскрыт, невольно сделает все, чтобы дать нам необходимую
информацию. Этот человек сегодня был явно чем-то смертельно
напуган.
Насколько мы успели узнать этого добропорядочного
состоятельного обывателя, намерения его относительно
расследования были искренни.
Его эксцентрическая жена исчезла полгода назад, оставив
двусмысленное письмо. Она уходила туда, где обещано все, чего
ей не хватало, просила за нее не беспокоиться и не сердиться.
Письмо светилось счастьем и оптимизмом, и не было похоже на
предсуицидную записку. К тому же человек, готовящийся к смерти,
не берет с собой наряды, туалетные принадлежности и наличные
деньги. Похищение как будто бы тоже исключалось, за полгода
никто ничего не потребовал от Зубарского. В милиции Зубарскому
не помогли, заявив, что крепче надо было любить жену, и
поскольку какого-либо насилия в обстоятельствах исчезновения, а
проще -- бегства, не усмотрели, дело то ли быстро закрыли, то
ли вовсе не возбудили. Зубарский в общем-то не особенно
беспокоился и не сердился, как и хотела беглянка. Но, как он
нам заявил, в последнее время он стал чувствовать, что за ним
следят, и стал бояться за свою жизнь. Поскольку в милиции его
снова отшили, посоветовав сходить к врачу, он пришел к нам.
Все мы сходились на предположении, что его жена, молодая
богатая дама стала невинной жертвой какого-нибудь неотразимого
соблазнителя, с которым и проматывает свои денежки где-нибудь
на экзотическом курорте. И плевать она хотела на своего
сухаря-мужа, и нет ей до него никакого дела. Сам же Зубарский
считал, что именно его сбежавшая жена и тот, с кем она сейчас
находится, устроили за ним настоящую охоту. В чем именно
выражалась угроза, Зубарский не смог четко определить. Он
чувствовал опасность, и все. Я высказала Юрке мысль, что "новый
русский", сорокалетний совладелец частной страховой компании
просто свихнулся от страха потерять свое добро так же, как
потерял жену. Уж очень мало был Зубарский похож на нормального
человека, когда впервые появился у нас на Торжковской с
просьбой разыскать беглянку и ее покровителя. Таким образом он
полагал устранить нависшую над ним опасность.
Юра быстренько скалькулировал Зубарскому приблизительную
смету, включающую установку в его доме хитрой импортной
охранной системы, и, получив половинный к смете аванс, начал
действовать.
Осторожный и педантичный Юрий не стал исключать сразу
версию о намеренном убийстве или похищении, и не верил в полное
неведение Зубарского, поэтому в течение недели мы вели
наблюдение за его домом. Ничего подозрительного не было, и мы
уже отчаялись выудить что-нибудь таким путем. Но в субботу
вечером, когда Зубарский вывел на прогулку своего пинчера, к
дому подъехал фиолетовый джип, и молодой парень в джинсовом
костюме опустил в почтовый ящик конверт. Мы уже знали, что
двумя часами раньше он опустил в тот же ящик вечернюю газету.
Неофициальный почтальон в джинсах явно не имел ничего общего с
почтовым ведомством. Дежуривший в это время Олег немедленно
совершил попытку извлечь письмо из ящика до появления у дома
его хозяина, но не успел.
Я настаивала на том, чтобы Юра разрешил мне припугнуть
клиента, но брат отправил меня на встречу с Зубарским с куда
более мягкими инструкциями. Нетерпение взяло верх над
обязанностью подчиниться боссу. Язык у меня так и чесался одной
фразой заставить Зубарского потерять самообладание; и я своего
добилась. Как бы ни ворчал на меня Юрка, очевидно, что мои
предположения оправдались. Теперь дела пойдут быстрее -- если,
конечно, прийдя в себя, Зубарский не решит закрыть дело и не
потребует назад аванс. Тут уж, конечно, моя инициатива не
получит одобрения.
Зубарский двигался довольно быстро, и за время нашего пути
ни разу не только не оглянулся, но и не посмотрел по сторонам.
Становилось ясно, что он не придает никакого значения
возможности слежки и вообще об этом не думает. Этот факт
немного поколебал мою уверенность в том, что у клиента есть
какой-то злой умысел. Но раздражение на человека, который сам
все мутит и запутывает, не проходило. Не удивительно, что от
него ушла жена. Судя по его же собственным рассказам, это была
романтичная взбалмошная женщина. Она ненавидела рутину, которая
стала окружать ее после замужества. Она злилась при
необходимости повторять постоянные бытовые "ритуалы", ее
обижали сухость и предопределенность поведения мужа, его
привычка к строгому, размеренному жизненному распорядку. Сам
Зубарский был весьма эмоционален и энергичен, но энергию свою
он тратил на то, чтобы придать своей жизни безукоризненную
упорядоченность. Мне кажется, что собаку он завел тоже для
того, чтобы она вносила в жизнь своеобразный "собачий" порядок:
ежедневные прогулки в одно и то же время, регулярная закупка
собачьего корма, купание и всякие прививки... Жена его,
наоборот, была по натуре капризной девчонкой, ей вечно хотелось
то одного, то другого: то сменить семейного врача, то
пересадить кусты в саду, то обить гостиную более веселым
материалом. Сам Зубарский рассказывал об этом нехотя, и
чувствовалось, что наряду с недовольством и недоумением он
испытывает что-то вроде ностальгии по тому времени, когда в его
доме порхала и щебетала, обижалась, упрямилась, веселилась,
плакала симпатичная женщина. Повинуясь девизу "хорошо ли, худо
ли, главное, чтобы было интересно", она вечно искала себе
приключений, развлечений и чего-нибудь новенького, читала много
книг о религиях, философиях, колдовстве и оккультных науках,
собирала репродукции сюрреалистических художников и устроила в
мансарде обсерваторию в надежде первой заметить прилет
инопланетян, благо на все эти сумасбродства денег у ее мужа
хватало.
Когда Зубарский впервые появился в нашем офисе и сидел
несколько часов подряд, подробно рассказывая о себе и жене, я
чуть не уснула от скуки через первые же полчаса. Уж очень много
и монотонно говорил клиент, в то время как мне сразу стало
ясно: от такого типа сбежит кто угодно. Юра и Олег отнеслись к
Зубарскому по-иному. Впрочем, они совершенно одинаково
относились в начале дела ко всем клиентам, и никогда не
позволяли себе лишних эмоций при деловых беседах с людьми.
Полезное качество, которое мне дается так трудно...
Пока я размышляла, мы добрались до "ново-русского"
спального района в Коломягах, одного из престижных в городе.
Многим пришлось бы полжизни вертеться, чтобы поселиться здесь в
одном из комфортабельных коттеджей, вокруг которых уже начали
разрастаться аккуратные садики...
Когда я еще жила в интернате, мне много раз снились такие
дома. А может, это был один дом, только подходила я к нему во
сне с разных сторон, а каждая стена была у него не похожа на
другую. Каждый фасад -- стиль, настроение, плавные переходы
плоскостей и полусферических поверхностей, нежные цвета...
Домик-пряник. (Как безвкусно смотрелся бы, наверное, такой
проект, случись реализовать его на практике). Я подходила к
дому по мелкому шуршащему гравию, во всех окнах горел свет,
изнутри слышалась музыка и гомон голосов, кто-то выходил мне
навстречу, широко раскрывая дверь... В этом месте я обычно
просыпалась, и ни разу мне не удалось разглядеть, кто именно
выходил меня встречать. На смену покою и празднику приходила
темнота и тишина спальни в интернате. Я продолжала грезить
наяву, представляя, что там, за дверью не гулкий коридор
спального корпуса, а теплые звуки и нежные запахи дома, моего
дома, где много людей, любящих и любимых... Очень долго я
искренне считала, что люди, живущие в таких районах с красивыми
