Однажды я спросила нашего священника, могли ли перевоплощения быть
истинными, и он сказал, что не знает. Он сказал, что видел однажды
небольшой движущийся вихрь и когда он приблизился к стогу сена, то принял
форму вращающегося стога, а когда он пересекал дорогу, то принял форму
пыли, и если бы он подошел к пруду, то стал бы водяным смерчем.
- Другими словами, да?
- Он имел в виду "может быть". Но аналогия не кажется совершенно
правильной относительно меня. Это хорошие стихи, но в конце концов
философия жизни - это не только стихи. Конечно, поэзия истинна, но ты
никогда не знаешь наверняка, как она истинна или где она истинна. У нее
нет твердых границ, как у материальных вещей. Нельзя построить всю свою
жизнь на лирике. К тому же, я рассказала своему дяде и он был в ярости.
Психиатру начал нравиться дядя Стеллы.
- Как много рассказала ты своему дяде обо всем этом?
- Ничего. Я только сказала ему, что мне нравится древняя история и
все такое.
Он сказал моей тете, что это странное влечение, но безвредное.
- Ты сказала, что при твоем первом посещение ты узнала египетское
писание, - сказал Питер, ставя небольшую ловушку.
- Ну, я видела несколько в исторической книге Пита, - искренне
сказала Элси.
- Ты составила график для разных воплощений? В Америке это первый
график?
- Обо всем этом я не знаю ничего. Я действительно помню немного, если
вообще что-нибудь. Кажется, что это все возвращается ко мне, когда я вновь
это вижу. И мои стихи. Конечно, они за пределами моего возраста. Все
критики говорят, что они обладают чрезвычайной проницательностью. Если это
не вдохновение, то тогда я должна помнить из прошлых жизней, которые
гораздо старше моей. А Вы говорите, что мы не можем вообразить то, что мы
не видели, что еще больше упрощает вещи.
- Продолжай.
- Это все. Что Вы думаете? Я не права во всем этом?
- Хочешь, я откровенно выскажу свое мнение, Стелла?
- Да, хочу.
- Думаю, что ты поработала над этим очень умно, - медленно сказал он,
- и я хорошо понимаю, как ты пришла к этому. Но я не думаю, что твоя
теория вообще истинна. Думаю, что тебе хотелось убежать оттуда, где ты
была - жить не там, где ты жила - не так ли? И тебе особенно хотелось
избавиться от других в музее. Ты привела себя в полугипнотическое
состояние, шатаясь в одиночестве по тенистым галереям - в полудремотном
состоянии. Многие люди были очень глубоко тронуты или очень напуганы при
виде предметов этих древних цивилизаций. Их древность очень сильно
действует на воображение. Вероятно книга по истории была твоим первым
мимолетным впечатлением о мире за пределами твоей ежедневной жизни. Ты
приняла глубокое волнение за активную память. Вспоминала ли ты
когда-нибудь то, что не видела или не читала в этой жизни?
- Нет. Не то, что я могла бы доказать, во всяком случае.
- Ничего, в чем бы ты была уверена, полагаешь ты? Я думал так. Книги,
которые ты читала, а так же то, что ты писала, было бегством от того, что
было твоим образом жизни каждый день, как можно дальше в пространстве и во
времени, кроме того, они были выходом для твоей созидательной энергии и
воображения, для твоего порыва писать рассказы и тому подобное. "Звездный
ребенок" показывает, по меньшей мере, желание верить, что ты фактически не
принадлежишь семье, что ты пришла совсем из другого источника.
- Я знала лучше к тому времени, когда написала это, - сказала Стелла,
защищаясь. - Но я думала, что получился хороший рассказ.
- Конечно, получился. И "Воплощение в Египте" показывает желание жить
где-нибудь еще, по возможности в другом мире. В своих мыслях тебе должно
быть нравилось жить в Египте, читать и писать о нем.
- Вы не думаете, что перевоплощение, вероятно, может быть истинным?
- Оно имеет сильную притягательность для воображения, - ответил д-р
Уэллес. - Оно сулит некоторый вид бессмертия тем, кто не может думать ни о
чем другом; но я не вижу большой пользы в том, чтобы жить много жизней,
если следует забыть их все...
- Можно было вырасти в них без воспоминания.
- Можно было вырасти гораздо лучше с помощью памяти, не думаешь ли
ты?
- Я слышала о законе сохранения материи. Мог быть закон о сохранении
душ.
- Могло быть почти все. Не следует беспричинно приумножать гипотезы.
Есть ли у тебя какое-либо свидетельство для перевоплощения?
- Многие цивилизации верили в это.
- Знаю. Кстати, какая у тебя религия? Египетская? Буддистская?
- Конечно нет, - возмущенно вскричала Стелла. - Вы думаете я
поклоняюсь коровам и кошкам, и жукам?
- Ты когда-нибудь жила, как животное или птица какая-нибудь?
- Это совсем не обязательно.
- Все зависит от того, какой религии перевоплощения ты следуешь.
Почему твой дядя так рассердился на того священника, с которым ты
говорила?
- Он сказал, что она не была христианской.
- Да, разве? Это мнение противоречит целому иудо-христианскому
апокалипсису и большей части нашей философии. Платон верил в форму этого,
и я думаю, что Ориген учил одной такой доктрине. Если ты серьезно хочешь
это понять, то ты должна изучить учения в их разной форме и узнать, какую
следует принять и почему. Я сам всегда следовал за практичным старым
реалистом Аристотелем. Я должен признать, что я никогда серьезно не
относился к метемпсихозу. Думаю, что можно доказать его ложность
философскими и психологическими методами. Ты думаешь, что можешь доказать
его истинность?
- Я не хочу иметь нереальное представление о себе или о мире, -
запротестовала Стелла. - Я бы предпочла иметь здравое и реальное
представление, как Вы и Тим, и другие считают, что Вы имеете. Пока я не
приехала сюда я думала, что религия - это просто что-то такое, что ты
принимаешь на веру без каких-либо доказательств или философского
обоснования. Но... но...
- Давай попробуем создать такую философию, на которую ты могла бы
положиться, - предложил психиатр. - Такую, какую ты можешь испытать и
доказать. Я дам тебе книги для изучения и ты приведешь все доводы против
них, какие сможешь. - Он выбрал один том с полки. - Практичный человек,
Аристотель; давай начнем с него. Как твой греческий?
- О, это на двух языках, - с удовольствием воскликнула Стелла.
- Думаю, что у Фомы Аквинского есть некоторый соответствующий
материал в "Контриноверных", - сказал Питер. - Стелла, твои познания в
египетском действительно замечательны, и твои книги чрезвычайно интересны.
- Они могут рассказать обо мне очень много, - сказала Стелла. - Тим
сказал, что Вы можете анализировать рассказы и стихи так же, как вы это
делаете со снами. Могли бы мы проделать это?
- Конечно, если бы тебе этого захотелось, - сказал д-р Уэллес. - Но
не дай этому лишать тебя возможности написать еще об этих вещах, о которых
ты так много знаешь, и которые ты так тщательно изучила.
- Если у меня будет здравая философия, я смогу писать еще мудрее, а
также жить мудрее, - серьезно сказала Стелла. - Спасибо Вам, д-р Уэллес. Я
попробую узнать, что можно доказать.
Питер полностью расслабился, когда она ушла, и с облегчением
вздохнул. Одну проблему можно было выкинуть из головы. Он знал, что было в
голове малышки, и она согласилась заниматься под его руководством.
Потребуются месяцы, может быть годы, чтобы сравнить обе стороны поднятых
ею вопросов, но это было бы хорошо для всех детей. Сейчас осталось...
- Придумал!
Питер вскочил на ноги и набрал номер.
- Мне нужно место в самолете, - сказал он, - немедленно, если можно.
- Как долго он не мог увидеть очевидное!
- Джей? Это Питер Уэллес. Я здесь, в городе. Я приехал поговорить с
твоими опекунами, но мне нужно твое разрешение.
- Но... что Вы хотите сказать?
- Я хочу рассказать им о тебе, - сказал психиатр. - Ты не можешь
больше хранить тайну; школа неизбежно получит огласку, и они имеют право
узнать непосредственно от нас, прежде чем это произойдет.
- Я думал обо всем этом. Но вы должны обещать... - он заколебался.
- Они могут подслушать, что ты говоришь? - предположил Питер. - Ты
хочешь, чтобы я обещал не просить их посылать тебя в школу?
- Да, это.
- Даю тебе свое слово. Я даже не упомяну о возможности.
- Тогда приходите.
Через полчаса доктор был там и вскоре были закончены формальности его
представления.
- Я представляю, - сказал доктор Уэллс, - школу для лучших детей,
которая открывается на Западном Побережье.
- Мы не могли бы и думать отправить Джея, - сказала миссис Куртис.
- Я не собирался просить вас это делать, - сказал доктор Уэллес. - У
меня есть другая просьба. Я приехал просить вас помочь нам в обучении
детей.
- Вы должны знать, что я потерял зрение, - ответил мистер Куртис, - и
в течение многих лет не занимался обучением. Я оставил эту профессию,
чтобы отдать все время написанию исторических работ, за несколько лет до
того, как потерял зрение.
- Я понимаю это, сэр. Но вы слушайте меня. Дети, которых я собираю
для школы, обладают блестящим умом. Хотя им только едва больше десяти, они
написали много книг и приобрели известность как изобретатели и тому
подобное, под вымышленными именами. Все, что я говорю, я могу доказать.
Что нам требуется от наших учителей, так это сочувствие к одаренным детям,
и богатство знаний и мудрость, чтобы поделиться ими с детьми. Они очень
хотят учиться; от Вас просто ожидается поговорить с ними в течение часа
или двух в день. Позвольте мне спросить Вас, знакомы ли Вы с именем
Джеймса Вернона Уорта?
- Пожалуй, да. Моя жена читала мне его книги. Но, конечно, он ведь не
ребенок?
- Это ваш сын Джей.
И затем Питер рассказал им всю историю. Вскоре их недоверие было
преодолено, ситуация прояснилась, представлено доказательство - главное из
всех доказательств - сам Джей.
- Но ты, разбойник, - запротестовал опекун, - когда я читал первую
книгу, которая, ты говоришь, твоя, я продиктовал тебе письмо, чтобы ты
отправил его автору!
- Да, дядя, - сказал Джей, - и это тоже наполнило меня большой
гордостью.
- Я не уверен, следует ли мне гордиться тобой или ты сыграл со мной
подлую шутку, - сказал мистер Куртис.
- Вы должны очень гордиться, - сказал Питер Уэллес. - Это не было
нежеланием довериться Вам или он намеревался лишить Вас удовольствия
знать, что он сделал. Эти дети хотят или нуждаются в помощи взрослых, даже
больше, чем любой другой взрослый автор - если не столько же. Мы никогда
не должны предавать их псевдонимы. Их достижения должны храниться в тайне,
под вымышленными именами. Но им необходимо изучать историю так, как Вы
можете ее преподавать, и я приехал сюда в надежде, что Вы сделаете для
этих других ребят то, что Вы сделали для Джея.
- Я заставил его обещать, не просить Вас отпустить меня, - сказал
Джей. - Но, пожалуйста, если Вы поедете, можно мне поехать с вами?
- Все это, в целом, чрезвычайно заманчиво, - сказал мистер Куртис, -
но едва ли мне понравиться рассматривать попытку снова учить...
- Конечно, ты сделаешь это, Джон, - твердо сказала его жена. Ты
можешь писать книги там так же, как здесь. Мы не вросли корнями в этот
город навсегда, так ведь? И Джей должен быть с теми другими подростками,
но он не должен уезжать без нас. Жалованье - это не главное - там и не
должно быть его. Если хочешь, я буду тоже преподавать языки; я хороший
лингвист. Мы хотим иметь большую долю в этом прекрасном деле, не так ли
