или сбежать.
- Вам необходимо лечь в больницу, - сказал ему врач. - У вас большая
потеря крови...
- Ни в коем случае!
Вальтер не мог позволить себе лечь в больницу. Ведь тогда о характере
его ранения станет известно полиции. Он вызвал надом врача своего филиала,
зная, что тот все сохранит в тайне. Полиции в его доме делать нечего! Во
всяком случае, не сейчас, еще не время. Доктор, внутренне сгорая от
любопытства, молча зашил зияющую рану. Кончив свое дело, спросил:
- Может, мне прислать сюда сиделку, господин Гасснер?
- Нет, не надо. За мной присмотрит моя жена.
Это было месяц тому назад. Вальтер позвонил своему секретарю и
сказал, что приболел и будет безвыездно находиться дома.
В памяти всплыло то ужасное мгновение, когда Анна неожиданно
попыталась убить его. Он обернулся как раз вовремя, и вместо сердца
ножницы вонзились ему в плечо. От боли и шока он чуть было не лишился
сознания, но все же нашел в себе силы оттащить Анну в спальню и запереть
ее там на ключ. А она все время кричала:
- Что ты сделал с детьми? Что ты сделал с детьми?!
С этого времени Вальтер держал ее в спальне взаперти. Сам готовил ей
пищу. Приносил поднос к двери, открывал ее и входил к Анне в комнату,
плотно прикрыв дверь за собой. Забившись от него в самый дальний угол, она
всегда шептала одно и то же:
- Что ты сделал с детьми?
Иногда, когда он открывал дверь спальни, то заставал ее у стены.
Приложив к ней ухо, она стояла не шелохнувшись, вслушиваясь, не донесутся
ли какие-либо звуки, свидетельствующие о присутствии в доме их сына и
дочери. Вальтер понимал, что времени у него оставалось в обрез. Вдруг его
мысли перебил едва слышимый звук шаркающих ног. Он прислушался. Звук
повторился. "Наверху кто-то расхаживал по комнатам. Но в доме не должно
было быть никого. Он сам позакрывал все двери".
Фрау Мендлер убирала наверху. Она была поденщицей и только во второй
раз пришла прибраться в этом доме. Работа здесь была ей не по душе. В
прошлую среду во время уборки герр Гасснер ходил за ней по пятам, словно
боялся, что она что-нибудь украдет. Когда она попыталась пойти наверх,
чтобы навести там чистоту, он не позволил ей это сделать, быстро с ней
расплатился и отослал ее восвояси. Его манера и тон здорово ее тогда
напугали.
Сегодня, Gott sei Dank, его нигде не было видно. Фрау Мендлер открыла
дверь ключом, который ей был выдан на прошлой неделе, и пошла наверх. В
доме было неестественно тихо, и она решила, что хозяева куда-то ушли. Она
навела порядок в одной из спален и нашла валявшуюся там на бюро мелочь и
золотую коробочку для пилюль. Пройдя чуть дальше по коридору, попыталась
открыть дверь в другую спальню. Дверь была заперта. Странно. Может, у них
там хранится что-нибудь ценное? Она снова повернула ручку, как вдруг
услышала изнутри женский голос:
- Кто там? - прошептал он.
Фрау Мендлер испуганно отдернула руку.
- Кто это? Кто там?
- Фрау Мендлер, уборщица. Прибрать у вас в спальне?
- Увы, я заперта снаружи. - Голос звучал громче и оттенком истерии. -
Помогите мне! Пожалуйста! Вызовите полицию. Скажите им, что мой муж убил
наших детей. И убьет меня. Поспешите! Постарайтесь успеть выйти отсюда,
пока он...
Опустившаяся на плечо фрау Мендлер рука резко развернула ее, и она
очутилась лицом к лицу с герром Гасснером. Он был бледен как полотно.
- Что вы здесь все шныряете да подглядываете? - до боли стиснув ей
руку, спросил он.
- Я... я не подглядываю, - дрожащим голосом ответила она. - Сегодня
мой уборочный день. Агентство...
- Я же сказал им, что нам никто не нужен. Я... - он оборвал себя на
полуслове.
Действительно ли он позвонил в агентство? Он, видимо, хотел это
сделать, но боль была такой острой, что не помнил, сделал он это или нет.
Фрау Мендлер снизу вверх посмотрела на него, и то, что она прочла в его
взгляде, ужаснуло ее.
- Но мне никто ничего не говорил, - сказала она.
Он стоял, внимательно прислушиваясь к звукам за запертой дверью.
Тишина. Тогда он снова обернулся к фрау Мендлер.
- Убирайтесь отсюда. Чтобы я вас здесь больше не видел.
Ее не надо было долго упрашивать. Он забыл с ней расплатиться, но у
нее в кармане была золотая коробочка для пилюль и кое-какая мелочь. Ей
было жаль бедную женщину, оставшуюся взаперти в спальне. Она бы очень
хотела ей помочь, но не смела ввязываться в это дело, так как уже давно
состояла на учете в полиции.
В Цюрихе инспектор Макс Хорнунг читал полученный из главного
управления Интерпола в Париже телекс:
"Счет на пленку, использованную для съемок фильма-"гасилки",
перечислен на банковский счет главного оперативного управляющего "Роффа и
сыновей". Непосредственный покупатель больше в концерне не работает.
Пытаемся выяснить его местонахождение. Сообщим немедленно. Конец
сообщения".
В Париже полиция выудила из Сены голое тело утопленницы. На вид ей
было 18-19 лет. Она была блондинкой, и вокруг ее шеи была повязана красная
лента.
В Цюрихе Элизабет Уильямз была взята под круглосуточное наблюдение
полиции.
48
Ярко вспыхнула белая лампочка, означавшая, что звонят по личному
телефону. Номер этот знали всего несколько человек. Рис поднял трубку.
- Алло.
- Доброе утро, милый.
Четкий, с хрипотцой голос трудно было не узнать.
- Тебе бы не следовало мне звонить.
Она засмеялась.
- Раньше тебя не очень беспокоили эти вещи. Никогда не поверю, что
Элизабет сумела приручить тебя за столь короткое время.
- Что тебе от меня нужно? - спросил Рис.
- Хочу повидаться с тобой сегодня вечером.
- Это невозможно.
- Не зли меня, Рис. Мне приехать в Цюрих или...
- Нет, только не в Цюрихе, - он замялся. - Я приеду сам.
- Так-то оно лучше. Тогда на старом месте, как обычно, cheri.
И Элена Рофф-Мартель повесила трубку.
Рис медленно опустил трубку на рычаг и задумался. С его стороны это
было только краткое увлечение красивой и зажигательной женщиной. Все это
уже в прошлом. Но избавиться от Элены было не так-то просто. Шарль ей
надоел до чертиков, и теперь она хотела Риса.
- Мы прекрасно подходим друг другу, - говорила она.
Элена Рофф-Мартель всегда знала, чего хочет. И перечить ей было
небезопасно. Рис решил, что правильнее будет все же съездить в Париж. Надо
дать ей понять, что между ними все кончено.
Несколькими минутами позже он уже входил в кабинет Элизабет. При виде
его глаза ее просияли. Она обвила его шею руками и прошептала:
- Я как раз думала о тебе. Давай улизнем с работы и поедем домой.
Он улыбнулся.
- Ты становишься сексуальным маньяком.
Она теснее прижалась к нему.
- Знаю. Правда, здорово?
- Боюсь, что сегодня вечером должен лететь в Париж, Лиз.
Она даже не сумела скрыть своего разочарования.
- Хочешь, я полечу с тобой?
- Нет смысла. Маленькая деловая встреча. Чуть позже вернусь. И мы
вместе поужинаем.
Когда Рис вошел в знакомую крохотную гостиницу на Левом Берегу,
Элена, усевшись за столиком, уже ждала его в ресторане. Сколько Рис
помнил, она никогда не опаздывала. Всегда собранна, деятельна, удивительно
красива, умна, превосходная любовница, и все же чего-то ей недоставало.
Элена не ведала чувства сострадания. В ее безжалостности просматривался
холодный расчет неумолимого убийцы. Она сметала всех и вся со своего пути.
Рису вовсе не хотелось попасть в список ее жертв. Он подсел к ней за
столик.
- Ты неплохо выглядишь, милый, - сказала она. - Женитьба тебе явно на
пользу. Хороша в постели Элизабет?
Он только улыбнулся, пытаясь сгладить ее бестактность.
- Тебя это не касается.
Элена наклонилась вперед и взяла его руку в свою.
- Ах, cheri, еще как касается. Это касается нас _о_б_о_и_х_.
Она начала мягко поглаживать его руку, и он мысленно представил ее в
постели. Тигрица, необузданная, дикая, искусная и ненасытная. Он тихонько
высвободил руку.
Глаза Элены стали холодными.
- Как тебе в роли президента "Роффа и сыновей", Рис?
Он почти забыл, какой тщеславной и жадной она была. Память вновь
воскресила их нескончаемые разговоры на одну и ту же тему. Она буквально
бредила идеей стать во главе концерна. "Ты и я, Рис. Если убрать Сэма,
какой у нас с тобой откроется простор для деятельности".
И даже в постели: "Это моя фирма, милый. В моих жилах течет кровь
Сэмюэля. Моя. Я так хочу. О, люби меня сильнее, Рис".
Власть была самым сильным половым стимулятором для Элены. И
опасность.
- Зачем я тебе понадобился? - спросил Рис.
- Мне кажется, настала пора подумать о будущем.
- Не понимаю, о чем это ты.
- Я тебя слишком хорошо знаю, дорогой, - сказала она со злобой. - Ты
так же честолюбив, как и я. Думаешь, мне неизвестно, зачем тебе
понадобилось столько лет быть только тенью Сэма, когда у тебя была масса
предложений возглавить любую фирму? Потому что ты был уверен, что в один
прекрасный день именно ты станешь во главе "Роффа и сыновей".
- А тебе не кажется, что я мог оставаться в фирме, потому что любил
Сэма?
Она ухмыльнулась.
- Конечно же, cheri. И потому ты теперь женился на его маленькой
очаровательной девочке.
Из своего кошелька она достала тонкую черную сигару и поднесла к ней
платиновую зажигалку.
- Шарль говорит, что контрольный пакет акций Элизабет оставила за
собой и что она против того, чтобы пустить акции в свободную продажу.
- Да, это верно, Элена.
- А тебе не приходило в голову, что, случись с ней что-нибудь
непредвиденное, именно ты унаследуешь все ее состояние?
Не отвечая, Рис уставился на нее долгим взглядом.
49
У себя дома на Олгиата Иво Палацци случайно выглянул из окна гостиной
и обомлел от ужаса. По подъездной аллее к дому медленно катила Донателла с
их сыновьями. Симонетта была наверху, отдыхала после обеда. Кипя от
негодования, готовый на все, даже на убийство, Иво опрометью выскочил
навстречу своей второй семье. Он был так щедр к этой женщине, так добр,
так любил ее, и вот теперь она намеренно пытается разрушить его карьеру,
расстроить его брак, испортить всю жизнь. Донателла вылезла из "ланча
флавиа", которую он собственноручно подарил ей. До чего же она все-таки
хороша! Вслед за ней из машины выскочили мальчики и бросились ему на шею.
О, как любил их Иво! О, как было бы здорово, чтобы Симонетта еще не успела
проснуться!
- Я приехала поговорить с твой женой, - решительно сказала Донателла
и, повернувшись к мальчикам, приказала: - Мальчики, за мной.
- Нет! - вспылил Иво.
- Как ты меня остановишь? Не увижу ее сегодня, увижу завтра.
Иво был прижат к стене. Все пути к бегству были отрезаны. И тем не
менее он понимал, что ни она, ни кто-нибудь другой не смеют уничтожить то,
что он с таким трудом добыл своими собственными руками. Иво считал себя
порядочным человеком и не желал делать то, на что его вынуждали
обстоятельства, и даже не столько ради себя, сколько ради Симонетты и
Донателлы, ради всех своих детей.
- Ты получишь свои деньги, - пообещал Иво. - Дай мне пять дней.
Донателла посмотрела ему прямо в глаза.
- Пять дней, - сказала она.
В Лондоне сэр Алек Николз принимал участие в парламентских дебатах в
палате общин. Он должен был выступить с основным докладом по решающему
вопросу о волне рабочих забастовок, грозившей нанести серьезный ущерб
британской экономике. Но ему было трудно сосредоточиться. Мысли его были
