чтобы развернуться. Вильямс взвыл и бросился за ним. Реймон некоторое
время защищался от неумелой атаки, затем развернулся и нанес несколько
сильных ударов. Вильямс полетел на пол. Он рухнул бесформенной грудой,
икая. Из носа у него текла кровь. Глассгольд с причитаниями бросилась к
нему. Она опустилась на колени, прижала его к себе и подняла на Реймона
гневный взгляд.
- Храбрец! - презрительно бросила она.
Констебль развел руками.
- Я должен был позволить ему меня ударить?
- Вы м-могли бы уйти.
- Невозможно. Моя обязанность - поддерживать порядок на корабле. Пока
капитан Теландер не освободит меня от моих обязанностей, я буду выполнять
их.
- Прекрасно, - сквозь зубы сказала Глассгольд. - Мы идем к нему. Я
подам официальную жалобу.
Реймон покачал головой.
- Всем было объявлено, и все согласились, что капитана не следует
беспокоить из-за наших ссор. Ему нужно думать о корабле.
Вильямс застонал, окончательно придя в себя.
- Мы пойдем к первому помощнику Линдгрен, - сказал Реймон. - Я должен
подать жалобы на вас обоих.
Глассгольд сжала губы.
- Как пожелаете.
- Не к Линдгрен, - пробормотал Вильямс. - Линдгрен и он, они...
- Уже давно нет, - сказала Глассгольд. - Она больше не смогла его
выдерживать, еще до катастрофы. Она будет справедлива.
С ее помощью Вильямс оделся и добрался до командной палубы.
Несколько человек увидели их и спросили, что случилось. Реймон грубо
оборвал вопросы. Ответом ему были хмурые взгляды. Около первого же
аппарата вызова интеркома он набрал номер Линдгрен и попросил ее не
уходить из приемной.
Комната была крохотная, но звуконепроницаемая, подходящая для
конфиденциальных и неприятных разговоров. Линдгрен сидела за столом. Она
надела униформу. Флюоропанель освещала ее снежно-белые волосы. Голос,
которым она предложила Реймону начинать, после того, как все уселись, был
столь же холоден.
Он сжато изложил происшествие.
- Я обвиняю доктора Глассгольд в нарушении медицинских правил, -
закончил он, - а доктора Вильямса в нападении на стража порядка.
- Бунт? - спросила Линдгрен.
Вильямс испугался.
- Нет, мадам. Хватит обвинения в нападении, - сказал Реймон. И
повернулся к химику: - Считайте, что вам повезло. Мы с психологических
позиций не можем себе позволить проводить суд, а обвинение в бунте требует
суда. По крайней мере, пока вы будете продолжать так себя вести, это
невозможно.
- Достаточно, констебль, - бросила Линдгрен. - Доктор Глассгольд,
прошу вас изложить вашу версию.
- Я признаю свою вину в нарушении правил, - твердо заявила она, - но
я прошу пересмотреть мое дело - как и дела всех - на что мы имеем право
согласно Уставу. Я требую, чтобы мой случай рассматривал и решал не доктор
Латвала единолично, а бюро офицеров и моих коллег. Что касается драки,
Норберт был явно спровоцирован и стал жертвой чистой злобы ради злобы.
- Что вы утверждаете, доктор Вильямс?
- Не знаю, как можно подчиняться вашим дурацким пра... - Американец
сдержал себя. - Прошу прощения, мадам, - сказал он немного невнятно из-за
разбитых губ. - Я никогда не знал на память правила поведения на
космическом корабле. Я полагал, что здравого смысла и доброй воли
достаточно. Возможно, Реймон формально прав, но я уже почти дошел до
предела, терпя его твердолобое вмешательство.
- В таком случае, доктор Глассгольд, доктор Вильямс, готовы ли вы
придерживаться моего приговора? Вы имеете право на суд, если пожелаете.
Вильямс изобразил кривую улыбку.
- Дела достаточно плохи и без того, мадам. Я полагаю, что этот случай
должен быть записан в корабельный журнал, но вовсе незачем, чтобы о нем
узнала вся команда.
- О да, - выдохнула Глассгольд. Она схватила Вильямса за руку.
Реймон открыл рот.
- Вы подчиняетесь мне, констебль, - опередила его Линдгрен. - Вы,
конечно, можете подать апелляцию капитану.
- Нет, мадам, - ответил Реймон.
- Хорошо. - Линдгрен откинулась назад. Ее лицо смягчилось. - Я
приказываю, чтобы все обвинения по данному случаю с обеих сторон были
сняты - или, вернее, просто не регистрировались. Это не войдет ни в какие
записи. Давайте обсудим проблему просто как люди, которые, я бы так
выразилась, все в одной лодке.
- Он тоже? - Вильямс указал в сторону Реймона.
- У нас должны быть порядок и дисциплина, вы же знаете, - мягко
сказала Линдгрен. - Иначе нам не выжить. Возможно, констебль Реймон
переусердствовал. А, возможно, и нет. В любом случае, он единственный
представитель правопорядка, единственный полицейский и военный специалист,
который у нас есть. Если вы расходитесь с ним во мнениях... для этого
здесь я. Успокойтесь. Я пошлю за кофе.
- С позволения первого помощника, - сказал Реймон, - я бы хотел уйти.
- Нет, нам еще есть что вам сказать, - резко бросила Глассгольд.
Реймон продолжал смотреть в глаза Линдгрен. Между ними словно
проскакивали искры.
- Как вы пояснили, мадам, - сказал он, - моя работа - блюсти закон на
корабле. Не больше и не меньше. Этот разговор превратился в личную
доверительную беседу. Я уверен, что леди и джентльмен будут чувствовать
себя лучше, если я уйду.
- Думаю, вы правы, констебль, - кивнула она. - Вы свободны.
Он встал, отдал честь и вышел. Поднимаясь наверх, он встретил
Фрайвальда, который приветствовал его. Реймон поддерживал некое подобие
сердечности со своими дружинниками.
Он вошел к себе в каюту. Кровати были опущены и соединены в одну.
Чи-Юэнь сидела на кровати. На ней был светлый, украшенный оборками
пеньюар, который делал ее похожей на девочку - маленькую и печальную.
- Привет, - сказала она без выражения. - В твоем лице буря. Что
случилось?
Реймон сел с ней рядом и все рассказал.
- Ну и что, - сказала она, - ты очень их винишь?
- Нет. Думаю, нет. Хотя... не знаю. Предполагалось, что эта толпа -
лучшее, что могла собрать Земля. Интеллект, образование, личная
стабильность, здоровье, самоотдача. И они знали, что никогда не вернутся
на родину. В лучшем случае, они вернулись бы домой, постаревшие на большую
часть века. - Реймон провел пальцами по своим жестким, как проволока,
волосам. - Положение изменилось, - вздохнул он. - Мы отправляемся к
неведомой судьбе - возможно, к смерти; наверняка к полной изоляции. Но
разве это так уж отличается от того, что мы планировали с самого старта?
Неужели это может сломать нас, превратить в развалины?
- К сожалению, это так, - сказала Чи-Юэнь.
- И ты туда же. Я рассчитывал на тебя. - Он свирепо глянул на нее. -
Сначала ты была занята - хобби, теоретическая работа, составление
программы работ, которые ты планировала вести в системе Беты Девы. И когда
случилась катастрофа, ты отреагировала нормально.
Тень улыбки скользнула по ее лицу. Она погладила его по щеке.
- Ты меня вдохновлял.
- Но с тех пор... ты все чаще и чаще сидишь и ничего не делаешь. У
нас с тобой начиналось что-то настоящее; но в последнее время ты не
слишком часто общаешься со мной всерьез. Тебя редко интересуют разговоры,
или секс, или что-нибудь еще, в том числе и другие люди. Ты больше не
работаешь. Ты больше не строишь грандиозных планов. Ты даже не плачешь в
подушку после того, как выключен свет... да, я не спал, я лежал и слушал,
как ты плачешь. Почему, Ай-Линг? Что случилось с тобой? С ними?
- Мне кажется, что у нас просто нет твоего первобытного стремления
выжить любой ценой, - сказала она почти неслышно.
- Есть цена, которую я бы тоже не стал платить за жизнь. Но в нашем
положении... У нас есть все необходимое. Определенная доза комфорта.
Приключение, которого никогда еще не бывало. Что не так?
- Ты знаешь, какой сейчас год на Земле? - вопросом на вопрос ответила
она.
- Нет. Это я убедил капитана Теландера убрать те часы. К ним
выработалось слишком болезненное отношение.
- Большинство из нас все равно самостоятельно ведут подсчеты. - Она
говорила ровным безразличным тоном. - В настоящий момент, я полагаю, на
родине примерно лето Господне 10000. Прибавь или отними несколько
столетий. О да, я учила в школе концепцию, что синхронизация времени в
релятивистских условиях недействительна. И я помню, как ожидалось, что
столетняя отметка будет огромным психологическим барьером. Несмотря на
это, растущие даты имеют смысл. Они делают нас абсолютными изгнанниками.
Уже. Безвозвратно. Возможно, наш род уже вымер. Цивилизация могла уже
погибнуть. Что произошло на Земле? Во всей галактике? Что совершили люди?
Кем они стали? Мы никогда не разделим их судьбу. Мы этого лишены.
Он попытался сломить ее апатию резкостью.
- Что с того? На Бете-3 мазер доставлял бы нам вести, состарившиеся
на поколение. И больше ничего. А наши индивидуальные смерти тоже отрезали
бы нас от вселенной. Обычная участь человека. Почему мы должны скулить,
если наша судьба приняла необычный оборот?
Она серьезно оглядела его, прежде чем ответить:
- Тебе самому не нужен ответ. Ты хочешь заставить меня найти его для
себя.
Ошеломленный, он ответил:
- Ну... да.
- Ты понимаешь людей лучше, чем хочешь дать понять. Это твоя работа,
без сомнения. Скажи мне сам, в чем наша проблема.
- Потеря контроля над жизнью, - ответил он тотчас. - Члены экипажа
еще не в такой плохой форме. У них есть работа. Но ученые, как ты,
вызывались лететь на Бету Девы. Их ждала впереди героическая, волнующая
работа, а в пути - приготовления к ней. Теперь же они понятия не имеют,
что их ждет. Они только знают, что это будет нечто совершенно
непредсказуемое. Что это может быть смерть - потому что мы чудовищно
рискуем, - и они ничего не смогут сделать, чтобы предотвратить ее, только
пассивно ждать, а ими будут манипулировать. Разумеется, их моральный дух
падает.
- Что, по-твоему, мы должны делать, Шарль?
- Ну, в твоем случае, например, почему не продолжить работу? Рано или
поздно мы будем искать планету, чтобы поселиться. Планетология станет для
нас жизненно важной.
- Ты сознаешь, что шансы против нас. Мы будем продолжать эту дикую
охоту до самой смерти.
- Проклятье, мы можем увеличить шансы!
- Как?
- Это одна из тех задач, над которыми вы должны работать.
Она снова улыбнулась, немного оживленнее.
- Шарль, ты заставляешь меня хотеть этим заниматься. Если не по
какой-либо другой причине, то для того, чтобы ты перестал устраивать мне
порку. Это потому ты так суров с остальными?
Он оглядел ее.
- До сих пор ты держалась лучше, чем большинство, - сказал он. - Я
попробую поделиться с тобой тем, чем занимаюсь. Возможно, это поможет
тебе. Ты можешь сохранить профессиональную тайну?
Ее взгляд засверкал.
- Ты должен уже был достаточно изучить меня.
Он погладил ее и улыбнулся.
- Старый принцип, - сказал он. - Работа в военных и правительственных
организациях. Я начал применять его здесь. Человеческое животное нуждается
в отцовско-материнском образе, но в то же время терпеть не может, когда
его дисциплинируют. Можно добиться стабильности следующим способом: высшая
власть существует на расстоянии, она богоподобна, практически недоступна.
Непосредственный начальник - подлый сукин сын, который заставляет всех
равняться по линии, за что его ненавидят. Но его непосредственный
начальник настолько добрый и сочувствующий, насколько позволяет его
положение. Понимаешь?
Она приложила палец к виску.
- Не вполне.
