его кокона на переборке имела размазанные края, что означало наличие
достаточной атмосферы. Вес вернулся к одному "g". По крайней мере большая
часть корабельных автоматов функционировала.
- К дьяволу мелодраму, - услышал он собственный голос. Голос
доносился как будто издалека, голос постороннего. - У нас полно работы.
Он принялся возиться с ремнями. Мускулы пульсировали и болели.
Струйка крови вытекла у него изо рта, соленая на вкус. Или то был пот?
Ничего. Он готов действовать. Он выкарабкался на свободу, снял шлем,
втянул носом воздух - легкий запах горелого и озона, ничего серьезного, -
и с облегчением глубоко вздохнул.
Каюта представляла собой нечто невероятное. Шкафы открылись и
содержимое их рассыпалось. Но это не слишком волновало Реймона. Чи-Юэнь не
отвечала на его вызовы. Он пробрался через разбросанную одежду к стройной
фигурке. Сбросив перчатки, отстегнул лицевой щиток ее скафандра. Дыхание
женщины было нормальным, без свиста или бульканья, которые указывали бы на
внутренние повреждения. Когда он оттянул веко, зрачок оказался
расширенным. Похоже, она просто потеряла сознание. Он сбросил свою броню,
нашел станнер и пристегнул его. Другие могли нуждаться в помощи больше,
чем Чи-Юэнь. Он вышел.
По лестнице быстро спускался Борис Федоров.
- Как прошло? - окликнул его Реймон.
- Иду проверить, - бросил в ответ инженер и исчез.
Реймон хмуро ухмыльнулся и толкнул дверь в половину каюты Иоганна
Фрайвальда. Немец уже снял скафандр и сидел, сгорбившись, на кровати.
- Raus mit dir, - сказал Реймон.
- У меня голова раскалывается от боли, - возразил Фрайвальд.
- Ты сам хотел быть в нашем отряде. Я считал тебя мужчиной.
Фрайвальд с отвращением посмотрел на Реймона, но зашевелился.
Завербованные констеблем дружинники были заняты в течение следующего
часа. У постоянных членов команды работы было еще больше еще сильнее - они
проверяли, измеряли и совещались друг с другом приглушенными голосами. У
них не было времени чувствовать боль или предаваться страху. У ученых и
техников такого болеутоляющего средства не было. Из того факта, что они
все живы, а корабль явно функционирует, как прежде, они могли бы черпать
радость... только почему Теландер не спешит с обращением? Реймон согнал
всех в зал, занял одних приготовлением кофе, а других - уходом за теми,
кто получил наиболее серьезные повреждения. Наконец он освободился и
поспешил на мостик.
Он задержался, чтобы взглянуть на Чи-Юэнь. Она наконец пришла в себя,
расстегнула ремни, но не смогла снять весь скафандр и упала на матрас.
Когда она увидела его, в ее глазах загорелся слабый огонек.
- Шарль, - прошелестела она.
- Как ты? - спросил он.
- Больно, и совсем нет сил, но...
Он сорвал с нее оставшиеся части скафандра. Она вздрогнула от
грубости, с которой он это проделал.
- Без этого груза ты сможешь добраться до спортзала, - сказал он. -
Доктор Латвала тебя осмотрит. Никто не пострадал слишком серьезно, так что
вряд ли это случилось с тобой.
Он поцеловал ее - краткое, ничего не значащее соприкосновение губ.
- Прости, что я о тебе не забочусь. Я очень тороплюсь.
Реймон продолжил путь. Дверь на мостик была закрыта. Он постучал.
Федоров проревел изнутри:
- Не принимаем. Подождите, пока капитан обратится к вам.
- Это констебль, - отозвался Реймон.
- Отправляйтесь выполнять ваши обязанности.
- Я собрал пассажиров. Они начали выходить из шока и понимают, что
что-то не так. Незнание может их сломать. И может случиться так, что мы
уже не склеим обломки.
- Скажите им, что вскоре будет представлен рапорт, - откликнулся
Теландер без особой уверенности.
- Не можете ли вы сказать им это, сэр? Интерком работает, верно?
Скажите им, что вы сейчас оцениваете точные размеры ущерба, чтобы отдать
распоряжения о необходимом ремонте. Но я предлагаю, мистер капитан, чтобы
вы для начала впустили меня, чтобы я помог вам найти слова для описания
постигшего нас бедствия.
Дверь распахнулась. Федоров схватил Реймона за руку и попытался
втащить его внутрь. Реймон вывернулся из его хватки приемом дзюдо. Его
рука взметнулась, готовая к удару.
- Никогда так не делайте, - сказал он.
Он поднялся на мостик и сам закрыл дверь.
Федоров заворчал и сжал кулаки. Линдгрен поспешила к нему.
- Нет, Борис, - взмолилась она. - Прошу тебя.
Русский подчинился, оставаясь наготове. Все смотрели на Реймона в
напряженном молчании: капитан, первый помощник, главный инженер,
навигационный офицер, управляющий биосистем. Он бросил взгляд за их спины.
Панели управления пострадали: стрелки на шкалах разных приборов погнулись,
экраны разбиты, провода торчат наружу.
- Неприятности в системе управления? - спросил он, показывая туда.
- Нет, - сказал Будро, навигатор. - У нас есть, чем заменить.
Реймон поискал видеоскоп. Провода, ведущие к компенсатору, тоже были
мертвы. Он подошел к электронному перископу и глянул.
Полусферическое изображение прыгнуло на него из темноты, искаженная
картина, свидетелем которой он бы стал, находясь снаружи на корпусе
корабля. Звезды столпились впереди, слегка струясь по бокам корабля; они
сияли синим, фиолетовым, рентгеновским светом. За кормой узор был похож на
тот, что когда-то был привычным, - но не полностью, и звезды эти
покраснели, как тлеющие угли, словно время задувало их. Реймон слегка
вздрогнул и повернул голову обратно в уютную тесноту мостика.
- Ну? - сказал он.
- Система торможения... - Теландер нервничал. - Мы не можем
остановиться.
- Продолжайте, - сказал Реймон без всякого выражения.
Заговорил Федоров. Его тон был презрительным.
- Я полагаю, вы помните, что мы активировали систему торможения в
составе бассердовского модуля. Эта система отличается от системы
ускорения, поскольку для того, чтобы затормозить, мы не толкаем газ сквозь
реактивный двигатель, а обращаем его инерцию движения.
Реймон никак не отреагировал на оскорбление. Линдгрен задержала
дыхание. Через некоторое время Федоров сдался.
- Ну, - сказал он устало, - ускорители тоже работали, причем на
гораздо более высоком энергетическом уровне. Несомненно, что сила их полей
их и защитила. Система торможения... Все. Вышла из строя.
- Как?
- Мы установили только, что произошло вещественное повреждение
внешних приборов управления и генераторов, и термоядерная реакция, которая
давала ей энергию, погасла. Поскольку датчики системы не отвечают, -
должно быть, разбиты - мы не можем в точности сказать, что повреждено.
Федоров перевел взгляд на разбитые панели. Он продолжал говорить,
будучи не в силах остановиться. Человек в отчаянии склонен повторять
очевидные факты снова и снова.
- Соответственно природе катастрофы, система торможения должна была
подвергнуться большей нагрузке, чем система ускорения. Я бы предположил,
что эти силы, действуя через гидромагнитные поля, сломали материальную
часть этой составляющей бассердовского модуля.
Разумеется, мы могли бы произвести ремонт, если бы выбрались наружу.
Но нам бы пришлось подойти слишком близко к пламени энергетического
сердечника ускорителей в его магнитной ловушке. Радиация убьет нас раньше,
чем мы сумеем что-либо сделать. То же самое касается любого робота с
дистанционным управлением, который мы могли бы построить. Вам известно,
что такая сильная радиация делает, например, с транзисторами. Не говоря об
индуктивном эффекте силовых полей.
Ну и, конечно, мы не можем прекратить ускорение. Это означало бы
отключение всех полей, включая экраны, работу которых может обеспечивать
только внешний энергетический сердечник. При нашей скорости водородная
бомбардировка высвобождает гамма-лучей и ионов достаточно, чтобы все на
борту поджарились в течение минуты.
Он замолчал - не как человек, завершивший изложение, а скорее как
машина, у которой закончилась энергия.
- У нас что, вообще не осталось средств управления движением? -
спросил Реймон по-прежнему невыразительно.
- О нет, нет, управлять мы можем, - сказал Будро. - Можно менять
схему ускорения. Мы можем понизить мощность любого из четырех устройств и
повысить мощность других в любом сочетании - сгенерировать боковой вектор
и отклониться в сторону, равно как и продолжать движение вперед. Но как вы
не понимаете: какой бы путь мы ни выбрали, мы должны продолжать
ускоряться, иначе смерть.
- Ускоряться вечно, - сказал Теландер.
- По крайней мере, - прошептала Линдгрен, - мы можем остаться в нашей
галактике. Обращаться вокруг и вокруг ее центра.
Ее взгляд устремился к перископу, и все знали, о чем она подумала: за
этим занавесом из странных голубых звезд - чернота, межгалактическая
пустота, полное изгнание.
- По крайней мере... мы сможем состариться, видя вокруг звезды. Даже,
если мы не сможем никогда больше прикоснуться к планете.
Черты лица Теландера исказились.
- Как я скажу это людям? - прохрипел он.
- У нас нет надежды, - сказал Реймон.
- Никакой, - ответил Федоров.
- О, мы можем прожить свою жизнь - достичь вполне разумного возраста,
если даже и не такого, которого обычно позволили бы достичь процедуры
против старения, - сказал Перейра. - Биосистемы и система круговорота
органики целы. Мы можем даже повысить их производительность. Нам не грозит
ни голод, ни жажда, ни удушье. Конечно, замкнутая экология не на 100%
эффективна. Она будет подвергаться медленному износу, постепенно
деградировать. Космический корабль - это не целый мир. Человек - не такой
вдумчивый проектировщик и широкомасштабный строитель, как Бог. - Улыбка
его была призрачной. - Я не рекомендую никому заводить детей. Им придется
пытаться дышать ацетоном, обходиться без фосфора, истекать соплями и
рисковать заработать гангрену из-за каждой царапины. Но я полагаю, что мы
можем лет пятьдесят рассчитывать на наши приспособления. В сложившихся
обстоятельствах это кажется мне приемлемым.
Линдгрен сказала, глядя на переборку так, словно могла видеть
насквозь:
- Когда последний из нас умрет... Мы должны установить автоматический
выключатель. Корабль не должен продолжать полет после нашей смерти. Пусть
радиация сделает свое дело, пусть трение космоса разломает корпус на
части, а части разлетятся.
- Почему? - спросил Реймон.
- Разве не понятно? Если мы ляжем на круговой курс... потребляя
водород, летя все быстрее и быстрее, все понижая и понижая тау, пока будут
проходить тысячи лет... мы будем становиться все массивнее. Мы можем в
конце концов пожрать всю галактику.
- Нет, этого не произойдет, - сказал Теландер. - Я видел вычисления.
Кто-то однажды забеспокоился, что будет, если бассердовский корабль выйдет
из-под контроля. Но, как заметил мистер Перейра, любое из человеческих
творений здесь, вовне, незначительно. Тау должен был бы стать порядка,
скажем, десяти в минус двенадцатой степени, прежде чем масса корабля
сравняется с массой небольшой звезды. И вероятность его столкновения с
чем-нибудь более важным, чем туманность, всегда дословно астрономически
мала. Кроме того, мы знаем, что вселенная конечна во времени, равно как и
в пространстве. Она перестанет расширяться и коллапсирует, прежде чем наш
тау понизится до такой степени. Мы умрем. Но для космоса мы не опасны.
- Как долго мы можем прожить? - задалась вопросом Линдгрен, прервав
Теландера. - Я не имею в виду потенциально. Если управляющий биосистем
