вам потребуется почти девять миллионов лет, чтобы преодолеть это
расстояние. А в окрестностях Солнца звезды в среднем отстоят друг от друга
примерно на девять световых лет. Бета Девы удалена от Солнца на тридцать
два года.
Тем не менее, такие расстояния можно преодолеть. Корабль, постоянно
увеличивающий скорость при одном "g", проделал бы путь в половину
светового года немного меньше, чем за год времени. Такой корабль двигался
бы со скоростью, очень близкой к предельной - триста тысяч километров в
секунду.
Вскоре возникли практические проблемы. Откуда взять массу-энергию,
необходимую для этого? Даже в ньютоновской вселенной идея ракеты, несущей
с собой столько топлива от самого старта, показалась бы нелепой. Еще более
нелепой она была в реальном, эйнштейновском космосе, где масса корабля и
полезной нагрузки постоянно возрастала, поднимаясь вверх к бесконечности
по мере приближения скорости корабля к световой.
Но топливо и масса реакции есть в самом космосе! Пространство
пропитано водородом. Разумеется, его концентрация по земным стандартам
невелика: примерно один атом на кубический сантиметр в галактических
окрестностях Солнца. Тем не менее, это составляет тридцать миллиардов
атомов в секунду, ударяющих в каждый квадратный сантиметр встречной
поверхности корабля, когда он приближается к скорости света. (Примерно
такое же количество и в начале путешествия, поскольку межзвездная среда
плотнее вблизи звезды). Энергия при этом потрясающая. При столкновении
высвобождаются мегарентгены жесткой радиации; а смертельную дозу
составляет меньше тысячи рентген в течение часа. Никакая материальная
защита не поможет. Даже если предположить, что щит невероятно толст при
старте, он вскоре будет изъеден до основания.
Однако ко времени создания "Леоноры Кристины" имелись уже
нематериальные способы защиты: магнитогидродинамические поля, пульсация
которых проникала вперед на миллионы километров, захватывала атомы своими
диполями - отпадала необходимость ионизации - и управляла их потоком. Эти
поля служили не только в качестве пассивной брони. Они отражали пыль и все
газы, кроме преобладающего водорода. Но этот последний они отправляли
назад - по длинным кривым, чтобы обогнуть корпус корабля на безопасном
расстоянии - пока он не попадал в вихрь сжатия, возбуждающий
электромагнитные поля, центром которых служил бассердовский двигатель.
Корабль не был мал. Однако он был лишь ничтожной искоркой металла в
этой обширной паутине окружающих его сил. Он сам больше не порождал их.
Корабль положил начало процессу, когда достиг минимальной скорости на
реактивной тяге. Но процесс стал слишком масштабным, слишком стремительным
и мог теперь возникать и поддерживаться только сам собой. Первичные
термоядерные реакторы (для торможения используется отдельная система),
трубки Вентури, весь комплекс, который разгонял корабль, не содержался
внутри корпуса. Большая его часть вообще не была материальной, а
представляла собой результат векторов, космических по масштабу.
Управляющие устройства корабля, которыми руководил компьютер, и близко не
походили на автопилот. Они были как катализаторы, которые, если их разумно
использовать, могли повлиять на ход этих чудовищных реакций, могли вызвать
их, могли в нужный момент замедлить и погасить их как свечу... но не
мгновенно.
Раскаленная масса водорода пылала подобно звезде позади
бассердовского модуля, который фокусировал электромагнитные поля.
Колоссальный эффект газового лазера направлял фотоны, образуя луч, реакция
которого толкала корабль вперед. Он испарил бы любое твердое тело при
соприкосновении. Процесс имел не стопроцентный КПД. Однако большая часть
утерянной энергии уходила на ионизацию водорода, который избежал ядерного
сгорания. Эти протоны и электроны вместе с продуктами сгорания
направлялись назад силовыми полями - ураганный выброс плазмы, добавляющий
свое собственное ускорение движению.
Процесс не был стабильным. Скорее он обладал нестабильностью
метаболизма живого существа и подобно ему всегда находился на краю
катастрофы. Непредсказуемые вариации возникали в составе материи в
пространстве. Протяженность, плотность и конфигурацию силовых полей нужно
было подогнать соответственно - проблема из неизвестного количества
миллионов факторов, которую мог достаточно быстро решить только компьютер.
Поступающие данные и выходящие сигналы путешествовали со скоростью света:
конечная скорость, требующая целых три с третью секунды, чтобы пересечь
миллион километров. Ответ может прийти смертельно поздно. Эта опасность
будет возрастать по мере того, как "Леонора Кристина" начнет приближаться
так близко к предельной скорости, что разница во времени станет заметна.
И все же неделю за неделей, месяц за месяцем, корабль продвигался
вперед.
Многократный круговорот веществ, который преобразовывал биологические
отходы в пригодный для дыхания воздух, питьевую воду, съедобную пищу,
годную к употреблению ткань, был способен также поддерживать равновесие
алкоголя на борту. Вино и пиво производились умеренно, в основном к столу.
Рацион крепких напитков был скудным. Но некоторые члены команды включили
спиртное в свой личный багаж. Кроме того, они могли меняться с непьющими
друзьями и копить свой собственный паек, пока его не накапливалось
достаточно для особых случаев.
Согласно образовавшейся традиции, а не правилам устава, за пределами
кают пили в кают-компании. Чтобы способствовать общению, в этой комнате
было несколько небольших столов, а не один большой. Поэтому в перерывах
между трапезами она могла служить клубом. Некоторые мужчины соорудили у
одной из стен бар, где был лед и миксеры. Другие сделали опускающиеся
шторы, так что расписные стены во время попоек можно было скрыть за
несколько менее непристойными картинами. Обычно тапер следил за тем, чтобы
всегда играла фоновая музыка - что-нибудь веселое, начиная от старинных
итальянских и французских танцев шестнадцатого века и заканчивая
последними вещами в стиле "астероидных прогулок", полученными с Земли.
В назначенный день примерно в 20:00 в клубе никого не было.
Большинство членов команды, которые не находились на дежурстве, собирались
на танцы и готовились к этому мероприятию. Праздничная одежда, соблюдение
всех церемоний - это стало невероятно важным. Механик Иоганн Фрайвальд
сверкал ослепительной золоченой туникой и брюками из серебряной парчи,
которые сделала его подруга. Она еще не была готова, как не был готов и
оркестр, поэтому Иоганн Фрайвальд позволил Элофу Нильсону увлечь себя в
бар.
- Ну может хоть сегодня мы не будем говорить о делах? - попросил он.
Это был крупный дружелюбный молодой человек с квадратным лицом. Кожа
у него на голове светилась розовым цветом через коротко подстриженные
светлые волосы.
- Я хочу обсудить кое-что с вами немедленно. Идея только что пришла
мне в голову, - сказал Нильсон своим скрежещущим голосом. - Блеснула, как
молния, когда я переодевался. - Его вид это подтверждал. - Прежде чем
развивать мысль, я хочу проверить ее практичность.
- Хорошо, если вы ставите выпивку, мы сможем немного поговорить.
Астроном нашел на полке свою персональную бутылку, взял пару стаканов
и направился к столу.
- Я возьму воду... - начал Фрайвальд.
Тот его не услышал.
- Таков этот Нильсон, - сказал Фрайвальд поверх голов.
Он налил полный кувшин и отнес на стол.
Нильсон уселся, достал блокнот и начал делать набросок. Он был
малорослым, толстым, седым и неприятным человеком. Его амбициозный отец в
древнем университетском городе Упсала заставил его стать чудом, лишив всех
радостей жизни. Предполагали, что брак Нильсона стал обоюдной трагедией и
превратился в катастрофу. Он распался в тот момент, когда Нильсон получил
возможность отправиться в космос. Но когда Нильсон говорил - не о
человеческих проблемах, которые он не понимал и оттого презирал - а о
своем собственном предмете... забывались его вызывающие манеры и
напыщенность, казалось, что вселенная пульсирует, а он сам находился как
бы в короне из звезд.
- ...ни с чем не сравнимая возможность получить некоторые стоящие
результаты. Только подумайте, какая у нас базисная линия - десять
парсеков! Плюс возможность исследовать спектр гамма-лучей с меньшей
неуверенностью и более высокой точностью, когда они в результате красного
смещения сместятся к фотонам с меньшей энергией. И все больше и больше. Но
все же я не удовлетворен.
Я не думаю, что в самом деле должен пялиться на электронное
изображение неба - узкое, искаженное, деградированное шумом, не говоря уж
о проклятых оптических изменениях. Мы должны поставить снаружи на корпусе
зеркала. Изображения, которые они поймают, могут быть переданы по световым
проводникам в линзы оптических приборов, фотоувеличители и камеры внутри
корабля.
Нет, помолчите. Я прекрасно сознаю, что предыдущие попытки это
сделать потерпели неудачу. Можно построить машину, которая бы выбралась
наружу через шлюз, сформировать пластиковое покрытие для такого
инструмента и алюминировать его. Но индукционные эффекты бассердовских
полей быстро превратят это зеркало в нечто, пригодное для дома развлечений
в Грёна Лунд. Да.
Моя новая идея - впечатать в пластик схемы датчика и поддержки
управляющие сгибатели, которые будут автоматически компенсировать эти
искажения по мере их возникновения. Я бы хотел услышать ваше мнение по
поводу возможности разработки, тестирования и производства таких
сгибателей, мистер Фрайвальд. Вот грубый набросок того, что я
подразумевал...
Нильсона прервали.
- Ах, в-вот ты х-хде, старина!
Фрайвальд и Нильсон посмотрели вверх. Над ними навис Вильямс. У
химика в правой руке была бутылка, а в левой наполовину пустой стакан с
вином. Лицо его было краснее обычного, и он тяжело дышал.
- Was zum Teufel? - воскликнул Фрайвальд.
- Английский, парень, - сказал Вильямс. - Сегодня говорим
п'английски. 'М-мериканский стиль.
Он добрался до стола, поставил свою ношу и оперся на стол так сильно,
что тот чуть не перевернулся.
- Т-ты особенно, Нильсон. - Он указал на него дрожащим пальцем. -
Сегодня говори п'английски, ты, швед. Слышишь?
- Пожалуйста, пойдите в другое место, - сказал астроном.
Вильямс плюхнулся на стул. Он наклонился вперед, опершись на оба
локтя.
- Ты не знаешь, что сегодня за день, - сказал он. - Или знаешь?
- Я сомневаюсь, что вы это знаете, в вашем нынешнем состоянии, -
фыркнул Нильсон, продолжая говорить на шведском. - Сегодня четвертое июля.
- Пр-р-равильно! Т-ты знаешь, что эт' значит? Нет? - Вильямс
повернулся к Фрайвальду. - А т-ты знаешь, парень?
- Мм... годовщина? - предположил механик.
- Верно. Годовщина. Кх...как т-ты угадал? - Вильямс поднял стакан. -
Выпейте с' мной, в-вы двое. Пейте!
Фрайвальд посмотрел на него понимающе и чокнулся:
- Prosit.
- Skal, - начал было говорить Нильсон, но поставил свой стакан
обратно на стол и огляделся.
- Четвертое июля, - сказал Вильямс. - День Независимости. Моей
страны. Хотел устроить праздник. Всем плевать. Выпейте со мной один раз,
может два, и пойдем на их чертовы танцы. - Он некоторое время рассматривал
Нильсона. - Швед, - с расстановкой произнес он, - т-ты выпьешь со мной или
