Слышимость была не лучше. Слова с трудом пробивались сквозь звуки
затрудненного дыхания и пульсирующей крови внутри скафандра, а также через
космический шум в шлемофоне. Поскольку в скафандрах не было системы
очищения воздуха, сравнимой с корабельной, газообразные отходы устранялись
не полностью. Они накапливались в течение часов, пока работающий космонавт
не оказывался в дымке испарений пота, воды, углекислого газа,
сероводорода, ацетона... и его белье, насквозь мокрое, не прилипало к
телу... и он смотрел на звезды утомленными глазами сквозь фасетчатый
щиток, а головная боль лентой обвивала его голову.
Тем не менее, бассердовский модуль - рукоять кинжала с шишкой - был
отсоединен. Отвести его в сторону от корабля было тяжелой и опасной
работой. Лишенный трения и веса, он все же сохранял каждый грамм своей
значительной массы инерции. Ее было так же тяжело остановить, как и
привести в движение.
Наконец он оказался за кормой на кабеле. Федоров сам проверил его
положение.
- Готово, - буркнул он.
Его люди присоединили свои страховочные веревки к кабелю. Федоров
сделал то же самое, поговорил с Теландером на мостике и отключился. Кабель
втащили обратно на корабль, а вместе с ним бригаду инженеров.
У них были причины торопиться. Пока модуль следует за кораблем по той
же орбите, но потом начнут действовать дифференциальные факторы. Они скоро
вызовут нежелательное смещение в относительных центровках. Но все должны
быть внутри корабля до начала следующего этапа процесса.
"Леонора Кристина" распростерла паутины своих черпающих полей. Они
сверкали в свете солнца - серебро на фоне звездной черноты. Издалека
корабль напоминал паука, одного из крошечных искателей приключений,
которые отправляются в полет на бумажных змеях, сделанных из росистого
шелка.
Внутренняя энергетическая установка "Леоноры Кристины" питала
энергией генераторы черпающих полей. От их управляющей сети исходило поле
магнитогидродинамических сил - невидимых, но действующих на протяжении
тысяч километров; динамическая взаимная игра, а не статичная конфигурация,
тем не менее, поддерживаемая и подгоняемая с точностью, близкой к
абсолюту; невероятно сильная и невероятно сложная.
Поля охватили дрейфующее бассердовское устройство, привели его в
микрометрически точное положение по отношению к корпусу корабля и
зафиксировали на месте. Капитан Теландер осуществил последнюю проверку с
Патрулем на Луне, получил "добро" и отдал команду. С этого момента
инициатива перешла к роботам.
Невысокое ускорение, с которым корабль шел на ионном двигателе,
придало ему скромную скорость, измеримую в десятках километров в секунду.
Ее хватило, чтобы запустить межзвездный двигатель. Имеющаяся энергия
возросла на невообразимое количество порядков. При полной единице
гравитации "Леонора Кристина" начала движение!
4
В одной из садовых комнат стоял обзорный экран, обращенный вовне.
Чернота и бриллианты, обрамленные папоротником, орхидеями, нависающей
фуксией и бугенвилией, шокировали взгляд. Фонтан звенел и сверкал. Здесь
воздух был теплее, чем в большинстве мест на борту; влажный, полный зелени
и благоухания.
Бассердовские системы еще не были развиты до ровного движения
электрических ракет. Корабль постоянно вздрагивал. Вибрация была слабой,
на пределе заметного, но она проникала сквозь металл, кость, а, быть
может, и сны.
Эмма Глассгольд и Чи-Юэнь Ай-Линг сидели на скамейке среди цветов.
Они прогуливались по кораблю и разговаривали, нащупывая путь к дружбе.
Однако, войдя в сад, обе умолкли.
Внезапно Глассгольд вздрогнула, словно от боли, и отвернулась от
экрана.
- Напрасно мы сюда пришли, - сказала она. - Давай уйдем.
- Почему? - удивленно спросила планетолог. - По-моему, здесь чудесно.
Это лучше, чем голые стены, которые мы сделаем приятными для глаз не
раньше, чем через много лет.
- От этого не убежишь, - Глассгольд указала на экран.
Так получилось, что в этот момент он сканировал пространство за
кормой, и показывал Солнце, уменьшившееся до ярчайшей из звезд.
Чи-Юэнь внимательно присмотрелась к своей спутнице. Молекулярный
биолог была, как и она сама, небольшого роста, темноволосая, с голубыми
глазами, с круглым и румяным лицом и коренастой фигурой. Она одевалась
очень просто, и на работе и на отдыхе. И, хотя Глассгольд не была
противницей общественных мероприятий, до сих пор она оставалась скорее
наблюдателем, нежели участницей.
- За - сколько? - за пару недель, - продолжала она, - мы достигли
окраин Солнечной системы. Каждый день - нет, каждые двадцать четыре часа;
"день" и "ночь" больше не значат ничего - каждые двадцать четыре часа наша
скорость увеличивается на 845 километров в секунду.
- Козявка вроде меня рада снова иметь полный земной вес, - сказала
Чи-Юэнь нарочито беспечно.
- Не пойми меня превратно, - торопливо сказала Глассгольд. - Я не
стану кричать: "Поверните обратно! Обратно!" - Она попыталась подшутить
над собой. - Это было бы нечестно по отношению к психологам, которые
признали меня годной. - Шутка не удалась. - Просто... я поняла, что мне
нужно время... чтобы привыкнуть к этому.
Чи-Юэнь кивнула. Она, в своем самом новом и ярком чеонг-саме - среди
ее увлечений было собственноручное изготовление одежды, - казалась почти
принадлежащей к другому биологическому виду. Но она похлопала Глассгольд
по руке и сказала:
- Ты не одна так чувствуешь, Эмма. Это предвидели. Люди на корабле
начинают сейчас понимать не только умом, а всем своим существом, что
значит отправиться в такое путешествие.
- Непохоже, что ты переживаешь.
- Я не переживаю. По крайней мере, с тех пор, как Земля исчезла в
солнечном сиянии. Прощаться было больно. Но у меня есть опыт прощаний. Он
учит смотреть вперед.
- Мне стыдно, - сказала Глассгольд. - Ведь мне было дано намного
больше, чем тебе. Или это сделало меня слабодушной?
- Действительно больше? - приглушенно спросила Чи-Юэнь.
- Н-ну... конечно. Почему ты спрашиваешь? Ты что, не помнишь? Мои
родители всегда были благополучными людьми. Отец - инженер на
дезалинизационной фабрике, мать - агроном. Негев - прекрасное место, когда
растут хлеба, и тихое, дружелюбное, не такое лихорадочное, как Тель-Авив
или Хайфа. Хотя мне и нравилось учиться в университете. Я могла
путешествовать с интересными спутниками. Конечно, я была счастлива.
- Тогда почему ты записалась для участия в экспедиции на Бету-3?
- Научный интерес... Полностью иная эволюция целой планеты...
- Нет, Эмма. - Локоны цвета вороньего крыла встрепенулись, когда
Чи-Юэнь покачала головой. - Межзвездные корабли доставили данные, которых
хватит на сотню лет научных исследований прямо на Земле. От чего ты
бежишь?
Глассгольд прикусила губу.
- Мне не следовало совать нос в твои дела, - извинилась Чи-Юэнь. - Я
хотела помочь.
- Я расскажу, - сказала Глассгольд. - Я чувствую, что ты
действительно могла бы мне помочь. Ты моложе меня, но повидала больше. -
Она сплела пальцы, положив руки на колени. - Хотя я и сама не вполне
уверена. Мне казалось, что я обрету... цель. Не знаю. Я записалась
добровольцем, повинуясь импульсу, толчку. Когда меня вызвали для
серьезного тестирования, мои родители подняли такой шум, что я уже не
могла отступить. При всем при том мы всегда были очень близки. Мне было
так больно покидать их. Мой большой, уверенный в себе отец вдруг совсем
осунулся и постарел.
- Был ли замешан какой-нибудь мужчина? - спросила Чи-Юэнь. - Я
расскажу тебе про себя - это не секрет, потому что мы с ним были
помолвлены, а все официальные сведения об участниках нашей экспедиции,
попали в наши персональные досье.
- Мы учились вместе в университете, - тихо сказала Глассгольд. - Я
любила его. Я по-прежнему его люблю. Он едва замечал меня.
- Это бывает, - ответила Чи-Юэнь. - Человек или преодолевает такое
чувство, или оно превращается в болезнь. У тебя здравый ум, Эмма. Тебе
нужно только выбраться из твоей скорлупы. Подружиться с товарищами по
кораблю. Пусть они станут тебе небезразличны. Ненадолго выбраться из своей
каюты - в каюту какого-нибудь мужчины.
Глассгольд залилась румянцем.
- Я в этом не участвую.
Чи-Юэнь подняла брови.
- Ты девственница? Мы не можем себе этого позволить, так как должны
основать новую расу на Бете-3. Наш генетический материал и так весьма
скуден, чтобы не сказать больше.
- Я хочу вступить в брак, как положено, - сказала Глассгольд с
проблеском гнева. - И иметь столько детей, сколько даст мне Бог. Но они
будут знать, кто их отец. Ничего страшного, если я не стану играть в
глупые игры поющих кроватей, пока мы в пути. На корабле достаточно женщин,
которые будут этим заниматься.
- Например, я. - Чи-Юэнь была невозмутима. - Вне всякого сомнения,
возникнут постоянные пары. Но почему бы пока не получать кратких мгновений
наслаждения?
- Извини, - сказала Глассгольд. - Мне не следовало вмешиваться в
личные дела. Тем более, когда люди такие разные, как, например, ты и я.
- Верно. Я только не согласна, что моя жизнь менее счастлива, чем
твоя. Напротив.
- Что? - Глассгольд открыла рот. - Ты шутишь!
Чи-Юэнь улыбнулась.
- Если ты что-то и знаешь о моем прошлом, Эмма, это только внешняя
сторона. Я могу себе представить, что ты думаешь. Моя страна разделена,
доведена до нищеты, содрогается от последствий революций и гражданских
войн. Моя семья - культурная и придерживающаяся традиций, но бедная той
отчаянной бедностью, которая знакома только аристократам в худшие времена.
Мне посчастливилось учиться в Сорбонне, когда представилась такая
возможность. Когда я получила диплом, меня ждала тяжелая работа. - Она
повернула лицо к убывающему свету Солнца и добавила тише. - О моем
мужчине. Мы тоже учились вместе, в Париже. Потом, как я уже говорила, мне
пришлось быть вдали от него - из-за работы. Наконец он отправился в Пекин
- навестить моих родителей. Я должна была скорее приехать, и мы бы стали
мужем и женой согласно закону и таинствам, как уже были ими в
действительности. Произошел мятеж. Он был убит.
- О, бедняжка... - начала Глассгольд.
- Это внешняя сторона, - перебила Чи-Юэнь. - Внешняя. Неужели ты не
видишь: у меня тоже была любящая семья, может быть, даже в большей
степени, чем у тебя, потому что они понимали меня так хорошо, что не
сопротивлялись тому, что я покидаю их навсегда. Я повидала мир, и видела
больше, чем можно увидеть, путешествуя первым классом. У меня _б_ы_л_ мой
Жак! И другие - до него, а потом и после него, как он хотел бы. Я
отправляюсь в путь без сожалений и без боли, которую нельзя вылечить.
Счастье на моей стороне, Эмма.
Глассгольд не ответила.
Чи-Юэнь взяла ее за руку и встала.
- Ты должна освободиться от себя самой, - сказала планетолог. - С
течением времени только ты сама можешь научиться, как это сделать. Но,
может быть, я смогу немного помочь тебе. Пойдем в мою каюту. Мы сошьем
платье, которое будет тебе к лицу. Скоро состоится празднование Дня
Соглашения, и я хочу, чтобы ты развеселилась.
Задумайтесь: один световой год - это бездна, которую невозможно
представить. Исчислимая, но недоступная воображению. На обычной скорости -
скажем, на разумной скорости для машины в уличном движении мегаполиса -
