щая стакан.
А зелье действительно крепкое: можно потом полночи работать, как пос-
ле лечебного сна над морем. (Пользовался он когда-то такой процедурой в
Ялте: раскладушки ставились на открытой террасе, построенной прямо над
прибоем).
18
Работал он в малом кабинете, который не превращается в проходной
двор. А чтобы некстати не совался даже секретарь, над входом загорались
по мере надобности нужные надписи. Либо: "УШЕЛ В СЕБЯ", и тогда не смел
отвлекать никто и ни по какому поводу; либо: "ВЫШЕЛ ИЗ СЕБЯ", и тогда
секретарь допускал посвященных в святилище.
А место алтаря в святилище занимала карта: восемь метров в длину и
четыре в высоту - во всю стену малого кабинета.
Карта России. Вдоль карты приходилось шагать - девять шагов от Петер-
бурга до Камчатки. Девять шагов совпадали с другой девяткой: девятую до-
лю земной суши занимает избравшая его страна. Страна, за которую он от-
вечает.
Карту изготовили в Генеральном штабе, и вся она была испещрена крас-
норечивыми знаками: сплошными и пунктирными линиями, елочками, кружками,
стрелками, треугольниками, пирамидами, квадратами, звездочками - всем,
что только могла предложить геометрия, шрифтология и чуть ли не кабба-
листика. И вся эта полиморфная пестрая сыпь лишь в слабой степени симво-
лизировала реальную сложность организма, называемого Россией. Шагая
вдоль карты, Стрельцов попеременно испытывал гордость и отчаяние. Гор-
дость - от того, что вся эта громада подчинена ему. Отчаяние - от того,
что подчинена она быть не может, что охватить умом такую сложность не-
возможно в принципе, что множество дел совершается ему неведомых, дел
глупых, дел темных, узнать о которых он никогда не сможет, не то чтобы
вмешаться. Но при этом он как бы и отвечает за все, что происходит на
одной девятой части суши.
Нет, не отвечает. Нужно прежде всего усвоить это самому, а потом и
внушить остальным. Избирателям внушить. У него свой круг ответственнос-
ти, свой уровень. Он не столько командир, сколько знамя - но без знамени
не существует полка. Он одновременно и знамя, и знаменосец. И это глав-
ная роль в государстве. Немножко он и командир полка - но лишь по сов-
местительству и на четверть ставки, если быть откровенным перед самим
собой. Зато знаменосец, не выпускающий из рук знамени ни днем, ни ночью
- он и только он, и никому он не позволит хотя бы подержаться за древко!
Над дверью горел поощрительный транспарант "ВЫШЕЛ ИЗ СЕБЯ", и потому
раздался шелковый шепот секретаря:
- Александр Алексеевич, шеф иностранных дел просится.
Таков секретарский стиль: министров трактовать чуть-чуть свысока.
- Пропусти.
19
С Богданом Березовским Стрельцов совместно подвизался в университетс-
ком театре. В знаменитой постановке "Бориса" Богдан играл Шуйского, так
что старые друзья оставались в своих амплуа.
Там же блистала Стелла Стрепетова (Марина, разумеется), безнадежно
влюблен в нее был Юрка Голубчиков (прекрасный был юродивый, но это ни о
чем ни говорит).
В политике прежде всего ценна преданность, поэтому Стрельцов и потя-
нул их за собой в СОСУД, что и дало основание язвительному Билибину наз-
вать команду претендента "бродячей труппой". Билибин когда-то играл
Гришку, а в "бродячей труппе" ведал связями с банкирами. "Снюхался со
спонсорами", как язвил он на собственный счет.
Впрочем, после победы места в администрации ему как-то не нашлось.
20
Ведомство Богдана Березовского давно нужно было переименовать в Ми-
нистерство Внешних Дел - чтобы симметрично с Делами Внутренними. Получи-
лись бы МВД-I и МВД-II, и Иностранные Дела разом лишились бы традицион-
ного ореола: для нас что Калуга, то и Канберра, что Омск, то и Осака,
разве что Калуга с Омском важнее - так должно расставить приоритеты в
уважающем себя государстве. Ничего, пусть остается про запас хороший ход
для следующей кампании.
- Ну что, Богдан, чего ты не в свой день?
- Только что смотрел, Сэнсей, твой пресс. Чего ж ты перед выборами
молчал про Македонского предка?
- Зачем? Побеждать надо за свои достоинства. А предка растащили бы по
фельетонам. Надо сначала сесть в Кремле, а потом считаться родством с
Александром.
- Зато теперь ты создал проблему международную! Греция может заволно-
ваться, не говоря о самой Македонии. Да и Турция, Иран, Индия - все
фрагменты его царства. Один Афганистан останется спокоен, потому что в
Афганистане не повезло и Александру. Геополитика получается серьезней,
чем Третий Рим. Да с традиционным московским вектором на восток!
Когда Богдан выступает на конференциях, в ООН или встречах Восьмерки
и Девятки, он солидно медлит басом. А перед президентом всегда увлекает-
ся и тараторит тенорком.
- Я же ни на что у них не претендую, Богдаша. Россия обширней царства
Македонского, так что даже Александру Филиппычу у нас бы тесно не пока-
залось!
Стрельцов широким жестом как бы обвел знаменитую карту.
- А этот перемещенный клад?! Скорей всего, Александр закопал сокрови-
ща Кира. Персия может потребовать репатриации. Иран то есть. Интересует-
ся же Турция Троянским кладом! Хотя современные иранцы относятся к пер-
сам так же, как турки к Приаму и Парису.
- Ничего-ничего. Наоборот, даже и хорошо. Я лично ни на что не пре-
тендую, и как президент от имени России. Но слово сказано. Они слышали.
И пусть чувствуют. А уж клад, если он вообще существует, столько веков в
русской земле пролежал, что ни о какой репатриации даже заикаться невоз-
можно. Это все равно что Монголия захочет Мамаев курган замать.
- А ты думаешь, Сэнсей, он где-то зарыт, этот клад Лежит-дожидается?!
- глазки у Богдана загорелись, и он перешел на хриплый шепот.
Когда касается кладов, все возвращаются в детство.
- Не знаю, Богдаша. Ничего не утверждаю и ни на чем не настаиваю.
Старой карты на желтом пергаменте у меня нет. Да и в любом случае дело
это наше, семейное - мое да Гришки, - улыбнулся Стрельцов.
Не видела ни одна женщина, как неотразимо дернулся вверх угол прези-
дентского рта.
А Березовский понял, что аудиенция закончена.
21
"УШЕЛ В СЕБЯ".
Как только все подхватили вслед за Стрельцовым "Есть на свете город
Карашок", стало очевидно, что успех принесло созвучие: "Карашок" и "хо-
рошо" пишутся совсем по-разному, а произносятся почти одинаково. Без
почти - одинаково!
Так нужно ли упорствовать - писать по-разному?
Отсюда и родился у Стрельцова: "Проект предоставления свободы орфог-
рафии имени Бернарда Шоу". Почему "кОрова", когда естественнее "кАрова"?
Школьники подобную свободу (свАбоду!) разумеется поддержали бы, но
школьники - не избиратели, поэтому Стрельцов очень скоро понял всю опас-
ность своего проекта: взрослые в общем консервативны, новые свободы/свА-
боды им подозрительны. С "кАровой" они бы, положим, еще и смирились, но
ведь последует "армЕя" и "нароТ" - а это уже смахивает на государствен-
ную измену!
И потому на время предвыборной кампании Стрельцов крамольный проект
оставил, а черный спиральный блокнот со своим планом освобождения орфог-
рафии спрятал в ванной комнате - высоко в вентиляционной отдушине, заб-
ранной шаткой решеткой, куда никто никогда не лазал, о чем свиде-
тельствовала девственная пушистая пыль, вынесенная из отдушины на рука-
вах.
Но все-таки спрятал - не сжег!
Так не приспело ли наконец время вспомнить оставленный проект? Посы-
лать за блокнотом, оставленным в ванной отдушине, не было никакой надоб-
ности: не зря же он любит демонстрировать на прессах и переговорах блеск
своей памяти.
Искусившись за время кремлевского сидения в политике, Стрельцов те-
перь понимал, что можно подать проект совсем в ином свете: не "свобода
орфографии имени Бернарда Шоу", которая угрожает раздразнить как против-
ников всех и всяческих свобод/свАбод, так и ревнителей чистоты русской
речи и русской мысли от любых нежелательных иностранцев, - а "Договор о
слиянии орфографии Белоруссии и России"! Ведь белорусы давно пишут "мА-
лАко" - и прекрасно себя чувствуют. Значит - можно! Можно совместить
свободу с политическим приобретением. Ведь создание единого орфографи-
ческого пространства - явное приобретение, и даже лиловые противиться не
станут!
И все-таки нужно было взвесить: смеет ли себе позволить такое демок-
ратический президент? Александр Македонский - он мог колебать любые ос-
новы! И даже Петр: упразднил сразу три буквы, если не больше.
22
Разминаясь от сидения за столом, Стрельцов вышел из кабинета и, в
очередной раз пренебрегая чудесами связи, зычно гаркнул:
- Парфен! Подавай! Поехали!
И знал, что у собственного его президентского подъезда уже подан бро-
непоезд. Маленький скромный бронепоезд, состоящий всего из трех броневи-
ков, ну не считая пары мигалок - в головах и в охвостьи.
Стрельцов слышать не мог утвердившийся еще со времен генсеков термин
"членовоз". Потому что вообще, как ни странно, не любил сальных намеков,
а в особенности намеков на отвратительное старческое бессилие. То ли де-
ло оседлать броневик, этот сгусток силы и энергии!
Оседлать броневик - и промчаться цугом по Москве!
Наивная зашифровка позывных сохранялась, но Стрельцов специально
вник, чтобы Парфен не перемудрил с конспирацией, и, опережая кортеж,
неслось в эфире: "Я - Первый! Я - Первый! Царский выезд в пути!" И
инструкция соблюдена: если можно было когда-то кораблю Гагарина дать по-
зывной "Маяк", кажется, или "Сокол", то почему нельзя машине президента
дать позывной "Царский выезд"?
И проспекты расчищались, как по волшебству. От Кремля до Барвихи
насквозь зеленый свет.
Стрельцов знал - ни на секунду никогда не усомнился! - что пассажиры
прижатых к обочинам медлительных машин с удовольствием глядят вслед пре-
зидентскому бронепоезду, а вечером за столом не преминут похвастать:
"Сегодня видел - Сам ехал!"
23
Сын Гришка не встретил своего владетельного родителя на крыльце, де-
монстрируя молодую независимость. Встретились в столовой: до того, чтобы
не поужинать, не дождавшись отца, независимость все же не простиралась.
- Привет, па! Чего ты так долго? Я думал, сразу после пресса. Здорово
ты их! Я успел кое-что посмотреть, конечно.
На самом деле, Гришка - домашний летописец, и сегодняшний пресс на-
верняка записал, как и все предыдущие. Но делает это как бы мимоходом,
сохраняя независимость - у него своя жизнь, он студент университета, как
когда-то папа, а не "лишний секретарь" - что означает в его устах: еще
один личный, а потому излишний.
Но гораздо интереснее - и полезнее для папы-президента - не универси-
тетское настоящее, а армейское прошлое Гришки. Никто не сосчитал,
сколько голосов принес Стрельцову сын-танкист, но много. Лицом и ростом
в папу, он проехал на своем танке по всем журнальным обложкам страны и
половины мира.
Подавальщица неслышно внесла любимые отцом и сыном оладьи из гречне-
вой каши. Стрельцовы не так глупы, чтобы, дорвавшись до власти, жрать
одних крабов, нафаршированных черной икрой!
Явилась следом и кошка Трошка, которой отдельно подавалась треска - к
гречневым оладьям она так и не привыкла.
- Скажи-ка, папа, ведь недаром ты им сегодня вещал про Александра Ма-
кедонского? Только почему же я как единственный наследник не посвящен?
Обидел детку.
- Детина ты, а не детка... Понимаешь, все мы - чьи-нибудь наследники.
Вернее, потомки. Вот посмотри на Трошку: поймал ты ее на помойке, а она
наверняка царских кровей, родословная тянется от египетских фараонов,
только что не записанная писцами на папирусах.
24
Точнее, Троша провела детство, отрочество и часть юности на стройке,
а не на помойке, но эти объекты, увы, обычно схожи. На стройке станции
