возникал слуга. Если он был голоден, слуга держал в руках поднос
с едою, самой изысканной из той, что он когда-либо пробовал.
Если он испытывал жажду, то еще до того, как его желание
формировалось в мысль, пока оно все еще было чувством, появлялся
человек с напитками.
Так это и продолжалось, и он был очень счастлив два или три дня,
а потом он начал ощущать беспокойство, потому что человеку
необходимо что-нибудь делать, вы не можете просто сидеть в
кресле. Только человек Дао может вот так сидеть в кресле и
сидеть, сидеть, сидеть... Вы этого не можете.
Священник забеспокоился. Два-три дня выходных, небольшой отдых
-- это нормально. При жизни он был так активен -- множество
публичных служб, миссии, церкви, проповеди; он был настолько
вовлечен в дела общины и паствы, что теперь он с удовольствием
отдыхал. Но сколько ж можно отдыхать? Отдыхать хорошо до тех
пор, пока, рано или поздно, выходные не закончатся, и тогда вы
возвращаетесь в мир, в свой привычный круг деятельности. Он стал
беспокоен, начал чувствовать какое-то неудобство.
Вдруг появился слуга и спросил: "Чего ты хочешь? Это твое
чувство -- не потребность, ты не голоден, не испытываешь жажду,
ты просто неспокоен. Так что же мне сделать?"
"Я не могу всегда сидеть здесь, не могу же я сидеть вечно, я
хочу чем-нибудь заняться", -- объяснил священник.
"Это невозможно... -- возразил слуга. -- Все твои желания здесь
будут нами исполнены, что за нужда тебе что-то делать? Это ни к
чему, и поэтому такое тут не предусмотрено".
Священник обеспокоился еще больше и воскликнул: "Да что же это
за Рай такой?"
"Какой Рай? Какой еще Рай? С чего ты взял, что это Рай? --
удивился слуга. -- Это -- Ад. Кто тебе сказал, что это Рай?"
И это действительно был ад. Теперь-то он понял: без деятельности
-- это был ад. Он должен был рано или поздно сойти с ума. Без
общения и без разговоров, без необходимости проводить службы,
без язычников, которых нужно обращать в христианство, без глупых
людей, которых надо делать мудрыми, чем он мог заниматься?
Только человек Дао смог бы изменить тот ад и обратить его в
небеса. Человек Дао, где бы он ни был, умиротворен, покоен. Он
делает только самое необходимое, и, если вы сделаете это
необходимое за него, то он станет еще счастливее. Все
несущественное отброшено.
Вы не можете отбросить несущественное. В самом деле, девяносто
девять процентов вашей энергии растрачивается на несущественное.
Существенного недостаточно, и ум всегда страстно жаждет еще
несущественного, потому что существенное такое небольшое, такое
маленькое, его можно легко выполнить. А что вам делать потом?
Люди не особо озабочены тем, чтобы иметь хорошую пищу. Они более
заинтересованы иметь дорогую машину, потому что хорошей пищи
можно легко достигнуть. И что потом? Люди не хотят иметь хорошие
здоровые тела. Это то, чего можно слишком легко достигнуть. Они
хотят чего-то такого, чего достигнуть весьма непросто, чего-то
невозможного, а несущественное -- это всегда невозможное. Всегда
есть дома, что побольше, машины, что подороже, и они продолжают
становиться все больше и все дороже, так что вам никогда не
придется отдыхать.
Целый мир пытается заниматься несущественным. Девяносто
процентов индустрии занято несущественным. Пятьдесят процентов
человеческого труда тратится на то, что вообще никому не нужно.
Половина индустрии посвящена женскому уму, более того, женскому
телу: моделирование новых платьев каждые три месяца,
проектирование новых домов, одежды, пудры, мыла, кремов;
пятьдесят процентов индустрии посвящено этакому нонсенсу.
Человечество голодает, люди умирают без пищи -- и половина
человечества занимается абсолютно несущественным.
Добраться до Луны -- ну совершенно бессмысленно. Если бы мы были
хоть немного мудрее, мы бы даже не думали об этом. Это абсолютно
пустая трата таких огромных денег, на которые можно было бы
накормить всю землю. Войны бесполезны, бессмысленны; но
человечество безумно, и в войнах нуждается более, нежели в пище.
Оно нуждается в том, чтобы отправиться на Луну, больше, чем в
пище, больше, чем в одежде, больше, чем в существенном, потому
что существенного недостаточно.
И сейчас наука породила величайший ужас; этот ужас заключается в
том, что теперь существенное может быть выполнено очень легко. В
течении десяти лет все потребности человечества могут быть
удовлетворены, вся эта земля может быть удовлетворена в том, что
касается необходимого. И что же потом? Что же вы будете делать
после этого? Вы будете в таком же положении, как и тот
священник. Он был уверен, что попал на небеса, а затем
обнаружилось, что это был ад. Всего за десять лет вся земля
может стать адом.
Несущественное необходимо вашему безумию, чтобы не оставаться
без дела. Тут никаких Лун не хватит, нам придется пойти
подальше, нам придется продолжать создавать бесполезное. Это
нужно. Людям это необходимо, чтобы чем-то занять себя.
Человек Дао -- это не активный человек. Его действия -- это лишь
самое существенное: те, которых не избежать. Тех, которых можно
избежать, он избегает. Он настолько счастлив сам по себе, что
ему нет нужды выражаться в действиях. Его деятельность скорее
похожа на недеятельность: он делает, не становясь тем, кто
делает, не становясь деятелем.
Он -- это пустая лодка, свободно плывущая по морю, никуда не
направляющаяся.
Хоть и не мыслит себя добрым и мягким.
Позвольте этой мысли этого проникнуть глубоко в ваше сердце.
Хоть и не мыслит себя добрым и мягким. --
потому что, если вы считаете себя таким, то суть этого вы уже
упустили; если вы знаете, что вы простой человек, то это не так.
Именно знание все усложняет. Если вы знаете, что вы религиозный
человек, то это не так, потому что этот хитрый ум, который,
собственно, и знает, все еще продолжает существовать.
Когда вы мягкий, но вы не знаете этого, когда вы просты, а вы не
осознаете этого, -- тогда это и вправду становится самим вашим
естеством, вашей природой. Когда что-то действительно
естественно, тогда вы этого не осознаете, но когда что-нибудь
навязанно, искусственно, вы о нем знаете. Когда кто-нибудь
становиться богат -- выбивается в новоиспеченные богачи, в
этакие нувориши -- он постоянно помнит, что у него есть богатый
дом, есть плавательный бассейн, есть богатство, и вы сразу
увидите, что он не аристократ, потому что ему так нравится
демонстрировать все это.
Один нувориш заказал три плавательных бассейна для своего сада.
Их сделали, и он показывал их своему другу. Тот был несколько
удивлен. "Три плавательных бассейна? Для чего? Хватило бы и
одного", -- спросил он.
"Нет, ну как его может хватить? -- возразил новоявленный богач.
-- Один с горячей водой, а другой с прохладной".
"А третий?" -- поинтересовался у него его друг.
"Ну, третий... третий для тех, кто не умеет плавать.-- ответил
он и пояснил: -- Поэтому третий бассейн мы будем держать
пустым".
Вы можете заметить, что, если человек только что разбогател --
он будет стремится демонстрировать свое богатство. Истинный
аристократ -- это тот, кто забыл, что он богат. Человек,
познавший Дао -- это аристократ внутреннего мира.
Если человек выставляет свою религию напоказ, то он все еще не
религиозен по-настоящему. Его религия все еще похожа на колючку,
она неестественна для него, она ранит, он страстно желает
продемонстрировать ее. Если вы стремитесь показать свою
простоту, так какая же это простота? Если вы выставляете напоказ
вашу мягкость, тогда это просто хитрость, и ничего мягкого в ней
нет.
Человек Дао -- это человек внутреннего мира. Он настолько с ним
сонастроен, что это никак не заметно -- не только вам, он и сам
он об этом не знает. Он не помнит, что он мудр, он не
подозревает, что он невинен -- как вы можете это знать, если вы
невинны? Ваше знание будет мешать невинности.
Последователь Хазрата Магомета отправился вместе с ним в мечеть
для утренней молитвы. Было лето, и по дороге обратно они увидели
множество людей, все еще спавших в своих домах или прямо на
улице. Было раннее утро, летнее утро, а многие люди еще мирно
спали. "Что будет с этими грешниками? -- очень высокомерно
заявил тот человек Хазрату Магомету. -- Они проспали утреннюю
молитву".
Сам он сегодня впервые ходил молиться. Вчера он так же сладко
спал, как и эти грешники. Нувориш хочет выставиться,
покрасоваться перед Магометом: "Магомет Хазрат, что случится с
этими грешниками? Они не были на утренней молитве, они ленивы и
все еще спят".
Магомет остановился и сказал: "Отправляйся домой, а мне придется
вернуться в мечеть".
"Почему?" -- удивился тот человек.
Магомет ответил: "Моя утренняя молитва из-за тебя пропала зря;
от общения с тобой все разрушилось. Мне придется совершить
молитву снова. А что касается тебя, то запомни пожалуйста:
никогда не приходи опять. Для тебя было бы лучше спать, как
другие; по крайней мере, тогда они не были бы грешниками. Твоя
молитва имела лишь один результат -- она дала тебе повод
осуждать других".
Так называемый религиозный человек религиозен только для того,
чтобы смотреть на вас с осуждением, поскольку он может объявить
вас грешником. Пойдите к святым, так называемым святым, и
взгляните им в глаза. Вы не найдете невинности, которая должна
была бы там быть. Вы найдете рассчитывающий, все вычисляющий ум,
смотрящий на вас и думающий об аде: "Ты отправишься в ад, а я
буду на небесах, потому что я так много молился, пять раз в
день, и я так много постился". Как будто вы можете купить место
в раю!.. Это монеты -- пост, молитва -- этими монетами пытаются
совершить покупку.
Если вы замечаете осуждение в глазах святого, будьте уверены,
что он -- "нувориш"; он еще не аристократ внутреннего мира, он
еще не принадлежит ему, отделен от него. Он может знать его --
но вы знаете что-то только тогда, когда оно существует отдельно
от вас.
Здесь нужно упомянуть еще об одном: по этой же причине знание
себя, самопознание -- невозможно. Вы не можете знать себя,
потому что когда вы себя _знаете_, вы знаете не то, что вы
называете собой, это не вы сами, это что-то другое, что-то, что
отдельно от вас. Мы сами -- это всегда познающий, никогда не
познаваемое -- так как вы можете его, этого познающего, познать?
Вы не можете так уменьшить, сократить его, чтобы свести его к
объекту.
Я могу видеть вас. Как я могу видеть себя? Кто в таком случае
будет видящий и кто будет видимым? Нет, самого себя невозможно
познать таким же образом, как мы познаем все остальное.
Самопознание, познание себя -- невозможно в обычном смысле, ибо
при этом знающий всегда трансцендирует, всегда выходит за рамки.
Что бы он ни знал, это не то. Упанишады говорят:
нети-нети(netineti) -- ни то, ни это. Что бы вы ни знали,
вы этим не являетесь; что бы вы ни не знали, вы не являетесь и
этим тоже. Вы -- тот, кто знает, познает, а этого познающего
невозможно сократить до познаваемого объекта.
Самопознание невозможно. Если ваша невинность исходит из вашего
внутреннего источника, то о ней, ее -- вы знать не можете. Если
вы навязали ее себе, как внешнее, как маску, то вы можете ее
знать; если это всего лишь платье, которое вы надели, то вы
знаете о ней, но она не есть само дыхание вашей жизни. Эта
невинность -- продукт воспитания, а взращенная невинность --
жуткая вещь.
Человек, познавший Дао, не мыслит себя добрым и мягким. Он
мягок, но он не знает об этом; он добр, но и этого он не знает;
он -- сама любовь, но он того не сознает -- потому что любящий и
знающий не разделены; мягкость, доброта, сострадание -- и
знающий -- нераздельные, их не двое. Нет, их невозможно
разделить на познаваемое и познающего. Это внутренняя
аристократичность: когда вы становитесь так богаты, что даже
перестаете это осознавать. Когда вы настолько богаты, незачем
выставлять это напоказ.
Мне довелось слышать следующую историю:
Как-то раз Генри Форду случилось приехать в Англию. В справочном
