Полковник некоторое время молча глядел на него, а затем сказал:
- Признаться, содержимое вашей готовы интересует меня гораздо больше,
чем содержимое ваших карманов. Ведь моя дочь - ваша воспитанница. Так вот, в
последнее время она...- Он не договорил.
- В последнее время,- выкрикнул почтенный Фишер,- она открыла двери
отцовского дома головорезу-социалисту, и этот малый открыто заявляет, что
всегда готов обокрасть богатого человека. Вот к чему это привело. Перед вами
богатый человек, которого обокрали!
- Если вас интересует содержимое моей головы, то я могу вас с ним
познакомить,- бесстрастно сказал отец Браун.- Чего оно стоит, судите сами.
Вот что я нахожу в этом старейшем из моих карманов: люди, намеревающиеся
украсть бриллианты, не провозглашают социалистических идей. Скорее уж,-
добавил он кротко,- они станут осуждать социализм.
Оба его собеседника быстро переглянулись, а священник продолжал:
- Видите ли, мы знаем этих людей. Социалист, о котором идет речь, так
же не способен украсть бриллианты, как и египетскую пирамиду. Нам сейчас
следует заняться другим человеком, тем, который нам незнаком. Тем, кто
играет полисмена. Хотелось бы мне знать, где именно он находится в данную
минуту.
Панталоне вскочил с места и большими шагами вышел из комнаты. Вслед за
этим последовала интерлюдия, во время которой миллионер смотрел на
священника, а священник смотрел в свой требник. Панталоне вернулся и
отрывисто сказал:
- Полисмен все еще лежит на сцене. Занавес поднимали шесть раз, а он
все еще лежит.
Отец Браун выронил книгу, встал и остолбенел, глядя перед собой, словно
пораженный внезапным умственным расстройством. Но мало-помалу его серые
глаза оживились, и тогда он спросил, казалось бы, без всякой связи с
происходящим:
- Простите, полковник, когда умерла ваша жена?
- Жена? - удивленно переспросил старый воин.- Два месяца назад. Ее брат
Джеймс опоздал как раз на неделю и уже не застал ее.
Маленький священник подпрыгнул, как подстреленный кролик.
- Живее! - воскликнул он с необычной для себя горячностью.- Живее!
Нужно взглянуть на полисмена!
Они нырнули под занавес, чуть не сбив с ног Коломбину и клоуна (которые
мирно шептались в полутьме), и отец Браун нагнулся над распростертым
комиком-полисменом.
- Хлороформ,- сказал он, выпрямляясь.- И как я раньше не догадался!
Все молчали в недоумении. Потом полковник медленно произнес:
- Пожалуйста, объясните толком, что все это значит? Отец Браун вдруг
громко расхохотался, потом сдержался и проговорил, задыхаясь и с трудом
подавляя приступы смеха:
- Джентльмены, сейчас не до разговоров. Мне нужно догнать преступника.
Но этот великий французский актер, который играл полисмена, этот гениальный
мертвец, с которым вальсировал Арлекин, которого он подбрасывал и швырял во
все стороны,- это...- Он не договорил и заторопился прочь.
- Это - кто? - крикнул ему вдогонку Фишер.
- Настоящий полисмен,- ответил отец Браун и скрылся в темноте.
В дальнем конце сада сверкающие листвой купы лавровых и других
вечнозеленых деревьев даже в эту зимнюю ночь создавали на фоне сапфирового
неба и серебряной луны впечатление южного пейзажа. Ярко-зеленые колышущиеся
лавры, глубокая, отливающая пурпуром синева небес, луна, как огромный
волшебный кристалл,- все было исполнено легкомысленной романтики. А вверху,
по веткам деревьев, карабкалась какая-то странная фигура, имеющая вид не
столько романтический, сколько неправдоподобный. Человек этот весь искрился,
как будто облаченный в костюм из десяти миллионов лун; при каждом его
движении свет настоящей луны загорался на нем новыми вспышками голубого
пламени. Но, сверкающий и дерзкий, он ловко перебирался с маленького деревца
в этом саду на высокое развесистое дерево в соседнем и задержался там только
потому, что чья-то тень скользнула в это время под маленькое дерево и чей-то
голос окликнул его снизу.
- Ну, что ж, Фламбо,- произнес голос,- вы действительно похожи на
летучую звезду, но ведь звезда летучая в конце концов всегда становится
звездой падучей.
Наверху, в ветвях лавра, искрящаяся серебром фигура наклоняется вперед
и, чувствуя себя в безопасности, прислушивается к словам маленького
человека.
- Это - самая виртуозная из всех ваших проделок, Фламбо. Приехать из
Канады (с билетом из Парижа, надо полагать) через неделю после смерти миссис
Адамс, когда никто не расположен задавать вопросы,- ничего не скажешь, ловко
придумано. Еще того ловчей вы сумели выследить "летучие звезды" и разведать
день приезда Фишера. Но в том, что за этим последовало, чувствуется уже не
ловкость, а подлинный гений. Выкрасть камни для вас, конечно, не составляло
труда. При вашей ловкости рук вы могли бы и не привешивать ослиный хвост к
фалдам фишеровского фрака. Но в остальном вы затмили самого себя.
Серебристая фигура в зеленой листве медлит, точно загипнотизированная,
хотя путь к бегству открыт; человек на дереве внимательно смотрит на
человека внизу.
- Да-да,- говорит человек внизу,- я знаю все. Я знаю, что вы не просто
навязали всем эту пантомиму, но сумели извлечь из нее двойную пользу.
Сначала вы собирались украсть эти камни без лишнего шума, но тут один из
сообщников известил вас о том, что вас выследили и опытный сыщик должен
сегодня застать вас на месте преступления. Заурядный вор сказал бы спасибо
за предупреждение и скрылся. Но вы - поэт. Вам тотчас же пришла в голову
остроумная мысль спрятать бриллианты среди блеска бутафорских
драгоценностей. И вы решили, что если на вас будет настоящий наряд Арлекина,
то появление полисмена покажется вполне естественным. Достойный сыщик вышел
из полицейского участка в Путни, намереваясь поймать вас, и сам угодил в
ловушку, хитрее которой еще никто не придумывал. Когда отворились двери
дома, он вошел и попал прямо на сцену, где разыгрывалась рождественская
пантомима и где пляшущий Арлекин мог его толкать, колотить ногами, кулаками
и дубинкой, оглушить и усыпить под дружный хохот самых респектабельных
жителей Путни. Да, лучше этого вам никогда ничего не придумать. А сейчас,
кстати говоря, вы можете отдать мне эти бриллианты.
Зеленая ветка, на которой покачивается сверкающая фигура, шелестят,
словно от изумления, но голос продолжает:
- Я хочу, чтобы вы их отдали, Фламбо, и я хочу, чтобы вы покончили с
такой жизнью. У вас еще есть молодость, и честь, и юмор, но при вашей
профессии их недостанет. Можно держаться на одном и том же уровне добра, но
никому никогда не удавалось удержаться на одном уровне зла. Этот путь ведет
под гору.
Добрый человек пьет и становится жестоким; правдивый человек убивает и
потом должен лгать. Много я знавал людей, которые начинали, как вы,
благородными разбойниками, веселыми грабителями богатых и кончали в мерзости
и грязи. Морис Блюм начинал как анархист по убеждению, отец бедняков, а
кончил грязным шпионом и доносчиком, которого обе стороны эксплуатировали и
презирали. Гарри Бэрк, организатор движения "Деньги для всех", был искренне
увлечен своей идеей - теперь он живет на содержании полуголодной сестры и
пропивает ее последние гроши. Лорд Эмбер первоначально очутился на дне в
роли странствующего рыцаря, теперь же самые подлые лондонские подонки
шантажируют его, и он им платит. А капитан Барийон, некогда знаменитый
джентльмен-апаш, умер в сумасшедшем доме, помешавшись от страха перед
сыщиками и скупщиками краденого, которые его предали и затравили.
Я знаю, у вас за спиной вольный лес, и он очень заманчив, Фламбо. Я
знаю, что в одно мгновение вы можете исчезнуть там, как обезьяна. Но
когда-нибудь вы станете старой седой обезьяной, Фламбо. Вы будете сидеть в
вашем вольном лесу, и на душе у вас будет холод, и смерть ваша будет близко,
и верхушки деревьев будут совсем голыми.
Наверху было по-прежнему тихо; казалось, маленький человек под деревом
держит своего собеседника на длинной невидимой привязи. И он продолжал:
- Вы уже сделали первые шаги под гору. Раньше вы хвастались, что
никогда не поступаете низко, но сегодня вы совершили низкий поступок. Из-за
вас подозрение пало на честного юношу, против которого и без того
восстановлены все эти люди. Вы разлучаете его с девушкой, которую он любит и
которая любит его. Но вы еще не такие низости совершите, прежде чем умрете.
Три сверкающих бриллианта упали с дерева на землю. Маленький человек
нагнулся, чтобы подобрать их, а когда он снова глянул наверх - зеленая
древесная клетка была пуста: серебряная птица упорхнула.
Бурным ликованием было встречено известие о том, что бриллианты
случайно подобраны в саду. И подумать, что на них наткнулся отец Браун. А
сэр Леопольд с высоты своего благоволения даже сказал священнику, что хотя
сам он и придерживается более широких взглядов, но готов уважать тех, кому
убеждения предписывают затворничество и неведение дел мирских.
НЕВИДИМКА
В холодной вечерней синеве кондитерская на углу двух крутых улиц в
Кемден-тауне сверкала в темноте, как кончик раскуриваемой сигары. Вернее
сказать, даже как целый фейерверк, потому что бесчисленные огни всех цветов
радуги дробились в бесчисленных зеркалах и плясали на бесчисленных тортах и
конфетах, сиявших позолоченными и многоцветными фантиками. Эту ослепительную
витрину облепили уличные мальчишки - шоколадки были в тех блестящих золотых,
красных и зеленых обертках, которые едва ли не соблазнительней самого
шоколада, а громадный белоснежный свадебный торт в витрине был недоступен и
заманчив, как будто весь Северный полюс превратился в громадный лакомый кус.
Понятно, что столь радужные соблазны не могли не привлечь к себе всю
окрестную детвору в возрасте до десяти, а то и двенадцати лет. Но эта
угловая лавка не лишена была привлекательности и для кое-кого постарше: от
витрины не отрывался молодой человек по крайней мере лет двадцати четырех от
роду. Лавка эта была и для него ослепительным чудом, но манили его не только
шоколадки, хотя, к слову сказать, их он тоже не прочь был бы отведать.
Это был рослый, крепкий юноша с рыжими волосами и решительным, но
каким-то безучастным видом. Под мышкой он держал папку с рисунками, которые
запродал по сходной цене издателям, после того как дядя (который был
адмиралом) лишил его наследства за сочувствие социализму, тогда как на самом
деле он выступил с докладом против этой экономической теории. Прозывался
юноша Джон Тэрнбул Энгус.
Войдя наконец в лавку, он направился к двери за стойкой, через которую
попал в своего рода кафе-кондитерскую, и едва приподнял шляпу, здороваясь с
молоденькой официанткой. Это была смуглая, тонкая, расторопная девушка в
черном платье, на лице ее играл румянец, а глаза ярко блестели; выждав
сколько положено, она подошла к молодому человеку принять заказ.
Заказ, по-видимому, не изменялся день ото дня.
- Прошу вас, дайте булочку за полпенса и чашку черного кофе,- деловито
попросил он. Но не успела девушка отойти, как он добавил: - И еще я прошу
вашей руки.
Смуглолицая красавица бросила на него высокомерный взгляд и сказала:
- Не люблю таких шуток!
Рыжеволосый юноша с неожиданной серьезностью посмотрел на нее.
- Клянусь вам, я не шучу,- сказал он,- это так же несомненно... так же
несомненно, как вот эта булочка за полпенса. Это отнюдь не дешевле булочки:
за это надо расплачиваться. Это так же вредно, как булочка. От этого
пищеварение расстраивается.
Смуглая красавица долго не сводила с него темных глаз, мучительно
