стараясь прокоптить как можно лучше, чтобы оно как можно дольше не
испортилось. Моргейн сказала, что будет дежурить первой, и Вейни лег спать
рано и проснулся, разбуженный своим чувством времени. Он заподозрил, что
она не стала бы будить его, памятуя о том, как это сделал он прошлой ночью,
но свое место она уступила ему без возражений. Она не любила излишних
споров.
Он сидел и подбрасывал в костер тонкие ветки, чтобы мясо ни на
секунду не переставало коптиться. Куски мяса стали жестче, он отрезал полоску
и принялся лениво жевать. О том, что это можно делать так неспешно, он почти
забыл; что можно отдохнуть целых два дня, ему уже и в голову не приходило.
В темноте зафыркали и зашевелились лошади. Сиптах проявил
некоторый интерес к кобыле, но маленькая шиюнская лошадь, похоже, не
отвечала взаимностью. Никаких поводов для беспокойства. Звуки были
привычные, знакомые.
Внезапное фырканье, шевеление ветвей... у него напрягся каждый
мускул, сердцебиение участилось. Затрещали кусты. Это были кони.
Он поднялся, стараясь не производить шума. Протянул меч и коснулся
им Моргейн.
Глаза ее открылись. Она сразу все поняла, встретилась с ним взглядом,
и он посмотрел туда, откуда послышался слабый звук. Он скорее почувствовал,
чем услышал его. Кони по-прежнему беспокоились.
Она поднялась, не сказав ни слова, как и он. Ее белая фигура среди
черных теней представляла собой слишком хорошую мишень. Рука ее была не
пустой: маленькое черное оружие, убившее оленя, нацелено в том направлении,
откуда донесся звук, но она не пустила его в ход. Она схватила Подменыш,
более надежное оружие, и стиснула рукоять, затем скользнула во тьму и
исчезла.
Кусты шевелились. Обезумевшие кони рвались с привязи, испуганно
ржали. Он двинулся между молодыми деревцами и вдруг... то, что он принял за
лишайник, зашевелилось -- черная паучья тень, внезапно ожившая. Он пошел
дальше, пытаясь следовать его движениям, не слишком осторожничая,
поскольку Моргейн охотилась на того же, на кого и он.
Вторая тень, на этот раз Моргейн -- он стояла спокойно, не забывая,
что у нее есть оружие, очень опасное и убивающее издали. Впрочем, она была
не из тех, кто стреляет вслепую из страха. Они встретились и постояли недолго
рядом. В темноте не слышалось ни звука, кроме храпа потревоженных лошадей.
Зверь больше не показался. Вейни сделал жест -- повернул вверх
ладонь,-- предлагая вернуться к тому месту, где горел костер. Они быстро
вернулись, и, пока Моргейн собирала еду, он погасил костер. Рот его был
закрыт на замок страхом, ощущением возможной засады и необходимостью
срочно убегать. Они скатали одеяла, оседлали лошадей, уничтожили следы
лагеря, все это сделав молча и быстро. Вскоре они вновь ехали во мраке, уже
другим путем, стараясь следовать в безлунной тьме не в ту же сторону, куда
отправился шпион, чтобы не встретить его друзей.
Вспоминая фигуру, испугавшую его, неестественные движения, которые
сразу бросались в глаза, он сказал:
-- У него была странная походка.
Что подумала Моргейн -- для него осталось тайной.
-- Там, куда ведут Врата, много странных обитателей.
Но никто больше не встречался им во тьме. День застал их уже вдали от
места ночлега, и маршрут их, видимо, отличался от выбранного прежде, а
может, и нет. Зеленые ветви окружали их со всех сторон, не давая увидеть
направление пути.
Позже они наткнулись на дерево со стволом, обвязанным белой
веревочкой. Дерево было приметное, старое, обожженное молнией.
Вейни остановился. Это было свидетельство того, что здесь побывал
человек. Но Моргейн ударила пятками Сиптаха, и они поехали дальше, туда,
где следы пересекали их путь.
Колеса оставили в грязи колею.
К его разочарованию, Моргейн свернула на дорогу. Не в обычае
Моргейн было искать встречи с местными людьми, о которых она ничего не
знала.
-- Кем бы они ни оказались,-- произнесла она,-- если это добрые люди,
мы предупредим их о том, кого привели за собой. Если понадобится,
постараемся защитить их и сразимся с нашими врагами.
Он ничего на это не ответил. Это выглядело настолько нелогичным,
как, впрочем, и любые другие действия людей, которые собирались повернуть и
противостоять многочисленной орде, прекрасно вооруженной, способной
превратить в пустыню мир, по которому она шла.
Вывод: Моргейн сказала ему не всю правду. Суть же заключалась в
мече, висевшем на седле у ее колена. Сама Моргейн тоже обладала частицей
этой силы, и следовательно, не безумие вело ее этим путем, а просто
бесстрашие.
Он поехал за ней, поскольку таков был его долг.
Глава 2
Вдоль дороги встречались всевозможные признаки человека: то
колесная колея, то следы раздвоенных копыт скота, то сломанные ветки и
клочья шерсти на придорожных деревьях. Вейни решил, что это тропа, по
которой местные пастухи гонят стада на водопой. Где-то неподалеку должно
находиться пастбище.
День уже клонился к закату, когда они оказались в центре всего этого.
Здесь была деревня, в которой могли бы обитать какие-нибудь лесные
жители Эндара. Правда, крыши здесь были другой формы, с выгнутыми
скатами. Они купались в солнечном сиянии, на них падали тени старых
деревьев, зеленовато-золотистая дымка окутывала старые срубы и крыши,
крытые соломой. Деревня представляла собой как бы единое целое с лесом, если
не считать того, что бревна срубов были крашенными, хотя краски давно
выцвели. Изб было около тридцати, и они не были ограждены стеной для
защиты. Загоны для скота, одна-две телеги, пыльные амбары. И одно огромное
здание из бревен с резными карнизами и соломенной крышей. Не дворец
какого-нибудь лорда, а просто громоздкое покосившееся строение со
множеством окон.
Моргейн остановила коня и, оказавшись рядом с ней, Вейни натянул
поводья. Он почувствовал слабость в груди.
-- У такой деревни,-- сказал он,-- не может быть врагов.
-- Будут,-- ответила Моргейн и пришпорила Сиптаха.
Их появление вызвало в деревне небольшую суматоху. Дети,
возившиеся в пыли, оторвались от игр и уставились на них. Женщины
выглядывали в окна и тут же выскакивали из дверей, вытирая руки о подолы.
Два старика вышли из большого дома и стали дожидаться, когда они
приблизятся. К этим двум подошли люди помоложе, а также старухи и
парнишка лет пятнадцати, и еще работник в кожаном фартуке. Подошли и
другие старики. Они хмуро стояли, обычные люди, смуглые, невысокие.
Вейни нервно вглядывался в простенки между домами и просветы между
деревьями, окружавшими их и небольшие поля, лежавшие за деревьями. Он
вглядывался в открытые окна и двери, в загоны и на телеги, ожидая нападения.
Его не было. Он сжимал пальцы на рукояти меча, висевшего на боку коня, но
Моргейн держала руки на виду -- она казалась мирной, грациозной. Ему стало
стыдно, что он оглядывается на все так подозрительно.
Моргейн натянула поводья возле небольшой кучки народа,
собравшейся на ступенях большого дома. Люди поклонились все вместе,
грациозно и торжественно, как лорды, и когда они вновь подняли лица, на них
было выражение почтительности, но ни в коем случае не страха.
"Не верьте нам,-- подумал Вейни. Вы еще не знаете, кто придет за
нами". Но на лицах не было ничего, кроме уважительности, и самый старый из
людей поклонился и приветствовал их.
И тут сердце Вейни замерло. Эти люди говорили на языке кел.
Арртейн -- так они обращались к Моргейн, что означало "миледи".
Пока они странствовали, Моргейн мало-помалу обучала его этому языку. Он
вполне понимал слова вежливого обращения, угрозы и прочее самое основное.
Эти маленькие смуглые люди не были кел. Но старики, совершенно очевидно,
почитали их, и потому приветствовали Моргейн, приняв ее за кел, на которых
она была похожа.
Он взял себя в руки. Поначалу душа его содрогнулась, когда он
услышал этот язык из человеческих уст. Но он быстро смирился с этим.
Повсюду, где бы ни побывали кел, их речь оставила свои следы, и даже язык
Вейни, по словам Моргейн, содержал много оставленных ими понятий. Это
было трудно понять, но это было так. Однако больше всего его удивило то, что
люди эти говорили на почти не искаженном языке кел. Кемейс -- так они
обращались к нему, что означало "спутник" и звучало почти как кемен.
Здесь, где почитали кел, он не мог быть "милордом".
-- Мир всем,-- приветствовал он их тихим голосом, как было принято
почти везде, и услышал:
-- Какую радость мы можем доставить тебе и твоей леди?
Но он не мог ответить, хотя и понял вопрос.
С ними заговорила Моргейн, а они -- с нею. Спустя мгновение она
искоса глянула на него.
-- Слезай,-- сказала она на языке кел. Сказано это было исключительно
для того, чтобы заверить жителей деревни в их мирных намерениях. Он
спешился, но ни на миг не утратил бдительности и не отошел от нее ни на шаг,
лишь стоял, сложив руки на груди, чуть в стороне, откуда он мог видеть и ее, и
тех, с кем она говорила, и тех, кто подходил с разных сторон. Слишком много
людей, слишком тесная группа. Это ему не очень нравилось, хотя ни один из
них не проявил недружелюбных намерений.
Кое-что из того, что говорилось, он понимал. Уроков Моргейн было
достаточно, чтобы он понял, что им обещают приют и еду. Акцент слегка
отличался от того, с которым говорила Моргейн, но не резал слух, как ее слова,
когда она говорила на его родном языке.
-- Нам предлагают приют,-- сказала Моргейн,-- и я решила согласиться
остановиться здесь, по крайней мере, на ночь. Пока нам здесь, как я вижу,
ничего не грозит.
-- Как пожелаете, лио.
Она показала на красивого мальчика лет десяти.
-- Это Син, старший из внучатых племянников Битейн. Он присмотрит
за лошадьми, но я бы предпочла, чтобы этим занимался ты -- с его помощью.
Это означало, что она решила остаться с ними одна. Это не слишком
обрадовало его.
-- Прошу сюда, кемейс,-- сказал мальчик. Моргейн удалилась в дом
вместе со стариками, а мальчишка повел Вейни в хлев, пытаясь скрыть
неловкость, как любой деревенский мальчишка, не привыкший к чужакам и
оружию. Пожалуй, он дивился его росту, благодаря которому Вейни в этой
деревне выглядел весьма внушительно. Ни один мужчина в деревне не доставал
ему до плеча. Возможно, думал он, его считают здесь полукровкой кел, и
гордиться этим он не мог. Но спорить с ними не имело смысла.
Син о чем-то болтал, пока они не пришли в хлев и не начали распрягать
лошадей. Он что-то пытался отвечать, пока ему это не надоело, и на очередной
вопрос Сина ответил:
-- Прости, я не понимаю.
Мальчишка удивленно уставился на него, поглаживая кобыле холку.
-- Кемейс? -- спросил мальчишка.
Он не мог объяснить. Он мог сказать: я здесь чужой, или я из Эндара-
Карша, или что-нибудь другое, но стоило ли? Не лучше ли было предоставить
все подобные разговоры Моргейн, которая понимает этих людей и сама
способна выбрать, что можно сказать, а что нужно скрыть?
-- Друг,-- сказал он, потому что умел сказать это, и лицо Сина
просветлело.
-- Да,-- сказал Син и стал чистить кобылу скребницей. Син с радостью
делал все, что показывал ему Вейни, и узкое лицо его засияло от удовольствия,
когда Вейни улыбнулся и попытался выразить удовлетворение его работой.
Хорошие люди, люди с открытыми сердцами, подумал Вейни и почувствовал
себя в безопасности.
-- Син,-- сказал он, тщательно выговаривая слова,-- ты займешься
лошадьми. Согласен?
-- Я буду спать здесь,-- сказал Син, в его темных глазах вспыхнул
восторг.-- Я буду заботиться о лошадях, о вас и о вашей леди.
-- Пошли со мной,-- сказал Вейни, поднимая на плечо их имущество:
седельные сумки с тем, что было им необходимо на ночь, с пищей, которая
могла привлечь зверей, и с сумкой Моргейн, в которой не оставалось ничего,
что могло бы потешить чье-либо любопытство. Общество мальчика доставляло
ему удовольствие -- тот, разговаривая с ним, ни на минуту не утрачивал
