Джон задумчиво почесал свой длинный нос.
- Я, конечно, варвар и все такое, - сказал он. - Откуда мне знать,
как это называется в цивилизованных землях! Но у нас на севере есть
крепкое словцо для тех, кто вот так платит за гостеприимство.
На какой-то момент Зиерн онемела; воздух, казалось, потрескивал от ее
гнева и колдовской власти. Наконец она рассмеялась мелодично.
- Клянусь тебе, Драконья Погибель, ты восхитительно наивен. Рядом с
тобой я чувствую себя столетней старухой. - Говоря это, она отбросила
прядь волос со щеки, свежая и простодушная, как двадцатилетняя девушка. -
Хватит. Кое-кто из нас собирается ускользнуть от этой скуки и прогуляться
верхом к морю. Ты идешь, Гарет? - Ее рука вкралась в его руку так, что
освобождаться было бы невежливо. Дженни видела, как порозовело лицо
Гарета. - А ты, наш варвар? Король вряд ли захочет сегодня с тобой
встретиться.
- Будь что будет, - негромко сказал Джон. - Я остаюсь здесь и буду
ждать.
Бонд засмеялся жестяным смехом.
- Непреклонность, побеждающая царства.
- Ага, - согласился Джон и вернулся к резной скамье, упрочив таким
образом свою репутацию эксцентричного варвара.
Гарет вырвал руку из пальцев Зиерн и тоже уселся неподалеку,
зацепившись при этом мантией за резную львиную голову на подлокотнике
кресла.
- Думаю, я тоже останусь, - произнес он с достоинством, невероятным
для человека, ведущего отчаянную борьбу с мебелью.
Бонд засмеялся снова.
- Я думаю, наш принц слишком долго пробыл на севере.
Зиерн сморщила носик, словно нашла шутку весьма сомнительной.
- Погуляй пока, Бонд. Мне еще нужно поговорить с королем. Я скоро
вернусь. - Она подобрала шлейф и двинулась к бронзовым дверям королевской
приемной; опалы вспыхивали на ее вуали, как роса на цветке, когда она
входила в полосы света из окон. Стоило ей поравняться с группой гномов,
как старый Дромар снова встал и двинулся к ней, явно принуждая себя к
неприятной, но необходимой встрече. Но Зиерн лишь отвела взгляд и ускорила
шаги. Теперь, чтобы догнать ее, старику пришлось бы бежать, уморительно
семеня короткими кривыми ножками. Он не сделал этого и остался стоять,
глядя вслед колдунье полными ненависти янтарно-бледными глазами.
- Не понимаю, - говорил Гарет - много позже, когда они прокладывали
путь в узких переулках многолюдных портовых кварталов. - Она сказала: отец
сердится... Да, но он же знал, кого я привел! И он не мог не знать о
нападении дракона на обоз. - - Чтобы не столкнуться с тремя моряками,
вывалившимися из дверей таверны, ему пришлось перепрыгнуть через пахнущую
рыбой слизь сточной канавы, едва не запутавшись в собственном плаще.
Когда распорядитель Бадегамус назвал в опустевшей галерее имя
последнего просителя, с которым сегодня пожелал говорить король, Джон и
Дженни увели расстроенного и рассерженного Гарета к себе - в покои,
отведенные им в дальнем крыле дворца. Они принялись освобождаться от
нелепых официальных мантий, и тут Джон объявил о своем намерении идти в
город и встретиться там с гномами.
- С гномами? - удивленно переспросил Гарет.
- Ну, если это никому не приходило в голову, то мне пришло. Раз уж я
собираюсь драться с драконом, то должен же я хотя бы узнать план этих
самых подземелий. - С поразительной ловкостью Джон выпутался из
перекрещивающихся крыльев своей мантии, и его голова вынырнула из
двустороннего атласа, взъерошенная, как куст сорной травы. - И раз уж мне
не удалось поговорить с ними при дворе...
- Но они же заговорщики! - запротестовал Гарет. Умолк, ища, куда
положить пригоршню старомодных цепей и колец, но стол был завален книгами,
гарпунами и содержимым лекарской сумки Дженни. - Заговорить с ними при
дворе - самоубийство! И потом, не собираешься же ты драться в самой
Бездне! Я полагал... - Гарет осекся, чуть было не добавив, что в балладах
дракона положено поражать перед его логовом, но уж никак не в самом
логове.
- Если я встречусь с ним на открытом месте, он поднимется в воздух -
и мне конец, - возразил Джон, как будто они обсуждали партию в триктрак. -
Заговорщики они, не заговорщики - я знаю одно: пока дракон в Бездне -
добра не жди. Остальное - не мое дело. Так ты проведешь нас, или придется
выспрашивать у прохожих, где тут найти гномов?
К удивлению Дженни и, может быть, немножко и к собственному, Гарет
согласился быть их проводником.
- Расскажи мне про Зиерн, Гар, - сказала Дженни, засовывая на ходу
руки поглубже в карманы своей куртки. - Кто она? Кто ее учитель? К какой
она школе относится?
- Учитель? - Гарет явно никогда не думал о таких вещах. - Школа?
- Если она владеет магией, то должна была у кого-то учиться. - Дженни
взглянула снизу вверх на юношу, пока они делали крюк, обходя гогочущих
прохожих, окруживших пару уличных фокусников. Позади них на площади с
фонтаном темнокожий толстяк южного типа установил вафельную печь, и зычные
его зазывания разносились вместе с клубами дыма в сыром туманном воздухе.
- Существуют десять или двенадцать школ магии, и называются они по
именам основателей. Вообще-то их было больше, но некоторые школы пришли в
упадок и исчезли. Мой наставник Каэрдин, а следовательно и я как его
ученица, или его учитель Спэт, или другие ученики Спэта, - все это школа
Херна. Достаточно сказать: я принадлежу к школе Херна - и любому колдуну
уже ясно, какова твоя власть, твои возможности, какого рода заклинания ты
применяешь...
- В самом деле? - Гарет был заинтригован. - Я даже и не подозревал о
таком. Я всегда думал, что магия - это... что-то врожденное.
- Разумеется, врожденное, - сказала Дженни. - Но без надлежащего
обучения дар просто не разовьется. Нужно долгое время, нужны усилия... -
Она замолчала, горько улыбнулась. - За все приходится платить, -
продолжила она момент спустя. - Власть сама собой не дается...
Говорить об этом было трудно, и не только из-за сознания ничтожности
твоей собственной власти, но еще и из-за того, что многое здесь показалось
бы непонятным тому, кто никогда не имел дела с магией. За всю свою жизнь
Дженни встретила одного-единственного человека, способного понять ее, и
этот единственный стоял сейчас возле вафельной печи, и пледы его были
припорошены сахарной пудрой.
Дженни вздохнула и остановилась на краю площади - подождать Джона.
Булыжники мостовой были увлажнены близостью моря и слизью отбросов. Ветер
здесь отдавал рыбой, как и везде в этом городе, отравленном дыханием
океана. Площадь была такая же, как сотни других в Беле - вымощенный
пятачок, окруженный с трех сторон высокими рахитичными строениями, над
которыми вздымала заплесневелые камни сланцево-серая башня с часами, в
основание которой был врезан алтарь с выщербленным образом Квиса,
загадочного владыки времени. В центре площади побулькивал фонтан в широком
водоеме из тесаного гранита. Каждый камень был покрыт сверху белесым
налетом, а снизу - черно-зеленым мхом, который, казалось, рос везде во
влажном воздухе города. Женщины зачерпывали воду и сплетничали, юбки их
были подоткнуты чуть ли не до ляжек, но головы приличия ради покрыты
неуклюжими шерстяными вуалями, приколотыми к узлам волос.
В оштукатуренных лабиринтах портовых кварталов нездешний вид Джона
внимания не привлекал. Жители трех четвертей королевства и всех южных
стран толпились на мощенных камнем наклонных улочках: моряки с бритыми
головами и бородами - как шелуха кокосовых орехов; коробейники из западных
провинций в допотопных неуклюжих одеяниях, лица укрыты вуалями - как у
женщин, так и у мужчин; ростовщики в черном габардине и шапочках,
говоривших о том, что это блудные дети, изгнанники из своей страны;
проститутки, раскрашенные до последнего дюйма; актеры, фокусники, продавцы
шарфов, крысобои, карманники, калеки и бродяги. Некоторые женщины бросали
в сторону Дженни, вышедшей в город без вуали, взгляды, исполненные
насмешки и неодобрения, и она была весьма раздосадована тем, что взгляды
эти ее, честно говоря, рассердили.
- Что ты вообще знаешь о Зиерн? - спросила она. - Чему ее учили в
Бездне?
Гарет пожал плечами.
- Не знаю. Кажется, она была вхожа в Пещеры Целителей. Это такое
место Бездны, где хранятся вся мудрость и сила целителей-гномов. Больные
приезжали к ним из самых дальних стран, и я знаю, что многие маги были с
ними связаны.
Дженни кивнула. Даже на севере, где многие и понятия не имели о жизни
и обычаях гномов, Каэрдин с величайшим почтением отзывался об огромной
власти, накопленной в Пещерах Целителей - в Сердце Бездны Ильфердина.
Через площадь потянулась процессия богомольцев. Священники Кантирита,
владыки моря, шествовали, закрыв лица капюшонами, дабы не оскверниться
прикосновением нечистых взглядов; из многоголосого бормотания выплывал вой
ритуальных флейт. Все обряды, связанные с Двенадцатью Богами, были
настолько древними, что слова молитв давно уже утратили смысл, а музыка...
Ничего подобного Дженни не слышала даже при дворе.
- А когда Зиерн вернулась в Бел? - спросила она Гарета.
На скулах юноши обозначились желваки.
- После смерти мамы, - глухо отозвался он. - Я... я думаю, мне не
стоило тогда сердиться на отца. В ту пору я еще не понимал, каким образом
Зиерн может привлекать людей, часто против их воли. - Некоторое время
Гарет сосредоточенно разглаживал оборку на рукаве, затем вздохнул. - Я
думаю, он нуждался в ком-то, а я был так груб с ним, когда мама умерла!..
Дженни не сказала на это ничего, предоставив ему возможность выбора -
продолжать или умолкнуть. С другого конца площади выползала еще одна
процессия - на этот раз шли сторонники одного из южных культов, плодящихся
в портовых кварталах, как кролики. Темнокожие мужчины и женщины, распевая,
били в ладоши, а исхудалый женоподобный жрец с волосами до пояса
выплясывал вокруг маленького идола, плывущего над толпой в переносном
алтаре, обитом дешевым розовым ситцем. Священники Кантирита, казалось, еще
глубже ушли в свои защитные капюшоны, а флейты взвыли с удвоенной силой.
Гарет оделил новых пришельцев неодобрительным взглядом, и Дженни
вспомнила, что король Бела был также и Первосвященником храма Двенадцати
Богов. И Гарет несомненно тоже был воспитан в самом ортодоксальном духе.
Грохот создавал иллюзию уединения. В бурлящей вокруг толпе никому ни
до кого не было дела, и спустя минуту Гарет заговорил снова.
- Это случилось на охоте, - объяснил он. - Мы с отцом оба любили
охотиться, хотя потом он не выехал в поле ни разу. Мама ненавидела эту
забаву, но она любила отца и, если он просил ее, всегда выезжала с нами.
Он посмеивался над ее трусостью, но это были не совсем шутки - он не
выносит трусов. Она следовала за ним по ужасной местности, вцепившись в
луку седла, и все ждала окончания охоты. Потом он обнимал ее, и смеялся, и
спрашивал, не набралась ли она храбрости, - такие вот шутки... И так было
всегда, насколько я помню. Она иногда лгала ему, что начинает находить в
охоте удовольствие, но, когда мне было четыре года, я подсмотрел, как она
перед самым выездом разорвала свою амазонку - - персиковую, с серой
выпушкой, - так боялась...
- Это была храбрая леди, - тихо сказала Дженни.
Гарет быстро взглянул ей в лицо и тут же отвел глаза.
- Прямой вины отца в этом не было, - сказал он, помолчав. - Но когда
это случилось, он решил, что виноват во всем он один. Она упала вместе с
лошадью на камни, а с дамского седла спрыгнуть можно лишь в одну сторону.
