в щель голову. Девушка поколебалась секунду, затем вошла, подчиняясь
приглашающему жесту Джона. В руках у нее была ореховая шарманка, шейка
ящика и игральная рукоятка которой были усеяны в беспорядке звездами из
слоновой кости. При виде инструмента Джон расплылся в улыбке, а Дженни
застонала.
- Уж не собираешься ли ты играть на этой штуке? Ты же распугаешь весь
скот в округе, неужели не ясно?
- Не распугаю, - возразил Джон. - Кроме того, в ней есть такой фокус,
чтобы играть потише...
- И ты его знаешь?
- Узнаю. Спасибо, Трэй, милая. Видишь ли, некоторые люди просто не
способны оценить звуки настоящей музыки.
- Некоторые люди не способны оценить вопли кота, раскатываемого
скалкой, - ответила Дженни. Затем снова повернулась к Гарету. - Да. Зиерн
могла наложить на него заклятие. Но после твоих рассказов об отце, о его
силе и упрямстве - странно, что она могла так овладеть им.
Гарет мотнул головой.
- И еще одно, - сказал он. - Я не знаю, как это понимать... И я не
уверен в этом, потому что разговаривал с ним без очков... Но мне
показалось, что он как-то высох со времени моего отъезда. Я понимаю, это
звучит глупо, - торопливо добавил он, видя, что Дженни озадаченно
нахмурилась.
- Нет, - неожиданно сказала Трэй и, когда все трое посмотрели на нее,
зарделась, как куколка. - Я думаю, это звучит вовсе не глупо. Я думаю, что
это правда и что "высох" - самое точное слово. Потому что... Мне кажется,
то же самое происходит сейчас с Бондом.
- С Бондом? - переспросила Дженни, и в памяти тут же возникло
изможденное костистое лицо короля, а затем восковая бледность Бонда,
оттененная узором старинной раскраски.
Трэй, казалось, была всецело озабочена приведением в порядок кружев
на левом рукаве. Затем она подняла голову, и драгоценные змейки в ее
волосах блеснули опалово.
- Я думала, мне кажется, - сказала она тихонько. - Он стал какой-то
неловкий и шутит как-то уже не смешно, как будто озабочен чем-то важным.
Но у него сейчас нет дел - ни важных, никаких. И он стал таким же
рассеянным, как твой отец. - Она умоляюще взглянула на Дженни. - Но зачем
ей было налагать заклятие на моего брата? Он же и так всегда был ей
предан! Они подружились, как только Зиерн появилась при дворе. Он любил
ее. Она все время снилась ему...
- Снилась - как? - резко спросил Гарет.
Трэй покачала головой.
- Он не рассказывал мне.
- Во сне он ходил?
Изумленные глаза девушки ответили раньше, чем она заговорила.
- Откуда ты знаешь?
Прерывистый дождь стих. Все долго молчали, под окном в тишине ясно
слышны были голоса дворцовых стражников, рассказывающих анекдот о гноме и
проститутке. Смутный дневной свет убывал, комната стояла холодная и
грифельно-серая. Дженни спросила:
- А тебе она еще снится, Гарет?
Юноша покраснел, как ошпаренный. Наконец помотал головой и сказал,
запинаясь:
- Я... я не люблю ее. В самом деле не люблю. Я пытаюсь... Я боюсь
оставаться с ней один. Но... - Он сделал беспомощный жест, не в силах
бороться с предательскими воспоминаниями.
Дженни сказала мягко:
- Но она зовет тебя. Она позвала тебя в ту ночь, когда мы были в
охотничьем домике. Раньше так случалось?
- Я не знаю... - Гарет выглядел больным и испуганным, как в лесах
Вира, когда Дженни, проникая в его разум, предъявляла ему самого себя.
Трэй, зажигавшая две маленькие лампы из слоновой кости на конторке Джона,
торопливо погасила лучинку и, тихо подойдя к Гарету, усадила его рядом с
собой на край кровати под балдахином.
В конце концов Гарет сказал:
- Чуть не случилось... Несколько месяцев назад она попросила меня
отобедать с отцом и с нею в ее крыле дворца. Я не пошел. Я боялся, что
отец рассердится за неуважение к ней, но позже он произнес однажды такую
фразу, как будто вообще ничего не знал о приглашении. Я удивился, я
подумал... - Он покраснел еще гуще. - В общем, я решил, что она полюбила
меня.
- Полюбил волк овцу, - заметил Аверсин, почесывая нос. - Только вот
страсть была несколько односторонней. И что же тебя остановило?
- Поликарп. - Гарет хмуро поигрывал полой мантии, мягко тронутой
светом лампы, падающим в разрез балдахина. - Он всегда говорил, чтобы я ее
опасался. Он узнал о приглашении и отсоветовал мне идти.
- Ну, я, конечно, ничего не смыслю в магии, но, знаешь, парень,
похоже, что он спас тебе жизнь. - Джон оперся спиной на конторку и
беззвучно прошелся пальцами по клавишам шарманки.
Гарет потряс головой, сбитый с толку.
- Но зачем? Он же неделю спустя пытался меня убить - отца и меня!
- Если это был он.
Юноша уставился на Джона. Медленно нарастающий ужас и понимание
отразились на его лице.
- Но я видел его, - прошептал он.
- Если она может принять образ кошки или птицы, что ей стоит
прикинуться господином Халната, а, Джен? - Аверсин взглянул в дальний
конец комнаты, где молча сидела Дженни, поставив локоть на колено, а
подбородок - на согнутую кисть.
- Вряд ли это было подлинное воплощение, - сказала она негромко. -
Скорее всего иллюзия. Изменение образа требует огромной власти, хотя
власть у нее действительно огромная. Но как бы она это ни сделала, сам
поступок вполне логичен. Если Поликарп начал подозревать о ее намерениях
относительно Гарета, Зиерн его мгновенно этим обезоружила. Сделав тебя
свидетелем, Гарет, она лишила его возможности помочь тебе. Она знала,
насколько страшным покажется тебе такое предательство.
- Нет... - в ужасе выдохнул Гарет.
Голосок Трэй жалобно прозвучал в тишине:
- Но что ей нужно от Гарета? Я могу понять, почему она держится за
короля, - без его поддержки она лишилась бы пусть не всего, но многого. Но
Гарет-то ей зачем? И чего она хочет от Бонда? Он же ей совсем не нужен...
Мы - маленькие люди (я имею в виду, что наша семья не обладает ни
влиянием, ни деньгами). - Беспомощная улыбка тронула уголок ее рта; Трэй
теребила кружево на рукаве. - Мы бы упрочили положение, выйди я удачно
замуж, но... Мы в самом деле не представляем для Зиерн никакой ценности.
- И зачем их убивать при этом? - В голосе Гарета отчетливо прозвучал
страх за отца. - Или это свойство всех заклинаний?
- Нет, - сказала Дженни. - Для меня это тоже удивительно - я никогда
не слышала о заклинаниях, которые бы, подчиняя разум, опустошали еще и
тело жертвы. Но, с другой стороны, я не слышала и о том, что можно годами
держать человека под заклятием. Я имею в виду твоего отца, Гарет. Правда,
ее магия - это магия гномов... Может быть, их заклятия, оплетая душу,
разрушают и тело... Но в любом случае, - добавила она, понизив голос, -
обрести такую власть над человеком можно лишь с его согласия.
- С его согласия? - ужаснувшись, воскликнула Трэй. - Да кто же на
такое согласится? Нет, он не мог...
Гарет (и Дженни отметила это особо) промолчал. На секунду он словно
заглянул, как тогда, на северной дороге, в собственную душу. Кроме того,
он слишком хорошо знал Зиерн.
- Не понимаю. - Трэй помотала головой.
Дженни вздохнула и, поднявшись, подошла через всю комнату к сидящим
рядышком молодым людям, положила руку на плечо девушки.
- Владеющий превращениями может изменить чью-либо сущность точно так
же, как свою собственную. Это требует огромной власти, но самое главное
здесь - желание самой жертвы. Жертва будет сопротивляться, если не найти в
ее душе некой трещинки - этакого бесенка искушения, словом, той части
души, которая сама желает измениться.
За окном была глубокая тьма; в золотистом свете лампы лицо девушки
приняло медовый оттенок. В подрагивании длинных густых ресниц Дженни ясно
читала страх и очарование соблазна.
- Думаю, ты бы воспротивилась, попытайся я превратить тебя в
комнатную собачку, будь у меня, конечно, такая власть. В твоей душе очень
мало от комнатной собачки, Трэй Клерлок. Но вот попытайся я обратить тебя
в коня - в свободную от узды кобылицу, дымчато-серую сестру морского ветра
- мне кажется, я бы получила твое согласие.
Поспешно отведя глаза, Трэй уткнулась лицом в плечо Гарета, и молодой
человек попытался обнять ее за плечи - не слишком, правда, удачно,
поскольку выяснилось, что он сидел на кружевах своей мантии.
- В этом вся власть и опасность превращений. - В комнате было очень
тихо, и Дженни пришлось снова понизить голос. - Если я превращу тебя в
кобылицу, Трэй, твоя сущность станет сущностью коня. Твои мысли будут
мыслями коня, твое тело - телом кобылицы, твоя любовь и желания станут
любовью и желаниями молодого сильного зверя. Ты сможешь вспомнить о том,
кем ты была раньше, но возвратить себе прежний облик ты уже не сможешь.
Но, думаю, ты была бы более счастлива...
- Прекрати! - прошептала Трэй зажмурившись. Гарет обнял ее покрепче.
Дженни умолкла. Потом девушка вновь вскинула веки, в глубине потемневших
глаз еще клубились тайные грезы.
- Извини, - тихо сказала она. - Это не ты меня испугала. Это я
сама...
- Я знаю, - мягко отозвалась Дженни. - Но теперь ты понимаешь? И ты,
Гарет, понимаешь ли, что она могла сделать с твоим отцом? Часто самое
безболезненное - это поддаться искушению и отдать власть над своим разумом
другому. Когда Зиерн только что появилась при дворе, она бы не проделала с
тобой ничего подобного. Ты ненавидел ее; кроме того, ты был еще мальчишка,
и ей было не под силу привлечь тебя, как она привлекала мужчин. Но когда
ты стал мужчиной...
- Какая мерзость! - Трэй вывернулась и сама обняла Гарета за плечи.
- Зато чертовски надежный способ остаться у власти, - заметил Джон,
облокотившись на лежащую на коленях шарманку.
- Пока это только мое предположение, - сказала Дженни. - И,
действительно, непонятно, зачем ей был нужен Бонд. Я бы могла узнать это,
если бы мне удалось увидеть короля, поговорить с ним...
- Божья Праматерь, да он с сыном своим говорить не желает, милая, не
то что со мной или с тобой! - Джон приостановился, как бы вслушиваясь в
собственные слова. - И, может быть, именно поэтому не желает говорить и с
нами. - Его глаза блеснули, остановившись на Гарете. - Знаешь, Гар, чем
дольше я все это вижу, тем больше сдается мне, что надо бы нам все-таки с
твоим папашей потолковать.
8
В мертвой тишине ночного сада прыжок Гарета со стены наделал не
меньше шума, чем случка лосей в сушняке. Дженни вздрогнула, когда юноша с
хрустом низвергся в кустарник с высоты нескольких футов. В тени плюща,
оплетавшего гребень стены, блеснули линзы очков, и голос Джона выдохнул:
- Ты забыл завопить: "Одиннадцать часов - и все тихо!", мой герой.
Последовал легкий шелест, и Дженни скорее почувствовала, чем услышала
приземление Джона - там, внизу. Еще раз оглядела темный, полуразличимый
сквозь сплетения голых веток сад и в свою очередь соскользнула со стены. В
темноте маячил неуклюжий силуэт Гарета, облачившегося ради такого дела в
ржавых оттенков бархат. Джона не было видно вообще - беспорядочный узор
его пледов сливался с блеклыми красками ночи.
- Вон там, - шепнул Гарет, кивнув в направлении огонька, теплящегося
в нише между двумя резными арками - входом в королевскую опочивальню.
Отсветы лампады лежали в мокрой траве, как рассыпанные гулякой монеты.
Юноша двинулся было на свет, но Джон коснулся его руки и проговорил
тихо:
- Я думаю, стоит провести разведку, раз уж мы затеяли взлом и все
такое. Я сейчас взгляну, что там, за домом, и если все спокойно - свистну
козодоем. Идет?
Гарет схватил его за локоть.
