такой. Человек, отдающий жизнь за ближних, и если бы только за ближних!
А послушайся он Зиерн...
С яростным омерзением она отбросила эту мысль, прекрасно понимая, что
Зиерн - та в самом деле могла бы своим колдовством спасти Джона. Весь день
Дженни хотелось заплакать от бессилия что-либо поправить - и в прошлом, и
в настоящем.
Жалобный ребяческий голос Гарета вывел ее из слепого круга ненависти
к самой себе.
- Неужели ты больше ничего не можешь сделать?
- Я уже сделала все, что могла, - устало отозвалась она. - Промыла
раны, зашила, наложила заклинания... Кровь дракона ядовита, а своей он
потерял очень много...
- Но должно же быть хоть что-нибудь... - В беглом блике костра она
увидела, что Гарет плачет.
- Ты просишь меня об этом уже десятый раз за вечер, - сказала Дженни.
- Но это не в моих силах... не в моей власти...
Теперь она пыталась убедить себя, что, не полюби она Джона, потрать
все силы и время на магию - ничего бы в итоге не изменилось.
Посвяти она каждое утро медитации и изматывающим упражнениям вместо
того, чтобы болтать с Джоном, лежа в постели, - смогла бы она уберечь его?
Нет, не смогла бы... Просто стала бы чуть сварливее, чуть скучнее...
Как Каэрдин...
Но даже с ее жалкой школярской магией, прилежно выводящей руну за
руной, - надо было что-то делать. Дженни попыталась сосредоточиться и с
новым отчаянием осознала, что исцелить Джона ей не по силам. Что там
говорила Мэб о врачевании?..
Дженни сгребла обеими руками тяжелые волосы, приподняла. Плечи
сводило судорогой от усталости; она не спала уже вторую ночь.
- Самое большее, что мы можем сейчас сделать - это нагревать камни в
костре и обкладывать ему бока, - сказала она наконец. - Иначе его добьет
холод.
Гарет сглотнул и шмыгнул носом.
- И все?
- Пока все. Если к утру он будет выглядеть чуть покрепче, попробуем
увезти его отсюда...
Но в глубине души Дженни прекрасно понимала, что до утра Джону не
дожить. Снова припомнилось видение в чаше воды. Надеяться было не на что.
Поколебавшись, Гарет предложил:
- Врачи есть в Халнате. Там Поликарп, он сам врач...
- И армия у стен города? - Голос ее звучал глухо и безразлично. -
Если он доживет до утра... Мне бы не хотелось посылать тебя в когти Зиерн,
но утром тебе все-таки придется взять Молота Битвы и съездить в Бел.
Услышав имя Зиерн, Гарет даже осунулся - образ колдуньи наверняка
возник перед ним вновь. Справившись с собой, юноша хмуро кивнул, и Дженни
внезапно всмотрелась в его лицо. Надо же, не убежал... Не бросил...
- Явишься в тот дом и приведешь сюда Мэб, - продолжала она. - Где-то
здесь, в Бездне, должны быть лекарства гномов... - Дженни осеклась. Потом
повторила медленно: - Лекарства гномов...
Как иголка, вонзившаяся в онемелую руку, прошила болью новая надежда.
- Гарет, где карты Джона?
Гарет моргал непонимающе, слишком еще напуганный возможностью новой
встречи с Зиерн. Потом вздрогнул, лицо его исказилось радостью, и он издал
вопль, слышимый, должно быть, и в Беле.
- Пещеры Целителей! - Гарет кинулся к Дженни и обхватил длинными
руками, чуть не свалив с ног. - Я же знал! - захлебывался он, став на
секунду прежним восторженным Гаретом. - Я знал, что ты обязательно
что-нибудь придумаешь! Ты можешь...
- О том, что я могу, ты ничего не знаешь. - Дженни высвободилась,
злясь на него за всплеск тех самых чувств, что уже расходились и в ее
крови подобно глотку крепкого бренди. Повернулась и быстро пошла к Джону,
пока Гарет, сделавшись сразу похожим на радостного большого щенка,
раскидывал скарб в поисках карты.
"Лучше уж безысходность, чем надежда, - думала Дженни. -
Безысходность хотя бы не требует от тебя никаких действий..."
Она откинула со лба Джона рыжеватую прядь, кажущуюся почти черной на
обескровленной коже, и, напрягая память, попыталась восстановить то, о чем
когда-то говорила Мэб: эссенции, замедляющие и укрепляющие прерывистое
сердцебиение; мази, ускоряющие исцеление тела; фильтры, выводящие яды из
вен и вливающие очищенную кровь. И еще там должны быть магические книги,
заклинания, привязывающие душу больного к телу, пока плоть не
восстановится... "Ты найдешь их, - говорила она себе. - Ты должна..." Но
первое же воспоминание о том, что поставлено на карту, лишило ее сил.
Усталость была чудовищной, и Дженни подумала даже, что умри он сейчас - и
ей не пришлось бы продолжать эту безумную, безнадежную борьбу за его
жизнь.
Держа его ледяные руки в своих, она соскользнула на минуту в
исцеляющий транс, нашептывая Джону его настоящее имя. Но отзыва так и не
прозвучало - душа Джона была уже очень далеко.
Зато прозвучало иное, от чего сердце Дженни сжалось: металлический
скрежет чешуи по камню и дрожь напоенного музыкой воздуха.
Дракон был жив.
- Дженни! - Гарет возник снова с беспорядочной охапкой грязной
бумаги. - Я нашел их, но... Пещер Целителей там не обозначено. - Глаза его
за расколотыми дурацкими очками были полны тревоги. - Я бы увидел...
Трясущимися руками Дженни взяла у него карты. При свете костра она
разбирала названия туннелей, пещер, подземных рек - все четкими
руническими буквами, начертанными твердой рукой Дромара. И - россыпь белых
пятен, непомеченных и неназванных. Дела гномов...
Вне себя Дженни отшвырнула бумагу.
- Будь он проклят с его секретами! - злобно прошептала она. -
Конечно, Пещеры Целителей это и есть Сердце Бездны, которым они все
клянутся!
- Но... - Гарет запнулся на миг. - Разве ты не можешь... найти ее
как-нибудь?
Ярость утраченной надежды, страх и ненависть к упрямству гномов
захлестнули на минуту Дженни.
- В этом муравейнике? - крикнула она.
Потом вспомнила о драконе, залегшем в Бездне, и чуть не застонала.
Еще секунда - и она бы вызвала молнию - выжечь весь этот мир дотла.
Молнию... Чтобы вызвать молнию, надо быть Зиерн. Дженни взяла один
кулак в другой и прижала к губам, ожидая, когда уйдут страх и ярость. И
они ушли, оставив ей пустоту и беспомощность. Как будто оборвался вопль -
и оглушила страшная тишина склепа.
Глаза Гарета все еще выпрашивали ответа. Дженни сказала тихо:
- Я попробую. Мэб кое-что рассказала мне...
Мэб рассказала лишь то, что человека, сделавшего неверный шаг, ждут
внизу безумие и голодная смерть.
Услышь это Джон, что бы он сказал ей? "Божья Праматерь, Джен, да ты и
проголодаться не успеешь, как дракон тебя слопает!"
Ах, Джон... И всегда-то он заставлял ее смеяться в самый неподходящий
момент...
Дженни встала; холод пронизал до костей. Медленно, как столетняя
старуха, она снова двинулась к груде вещей. Гарет шел по пятам, кутаясь в
свой алый плащ и не переставая возбужденно говорить о чем-то. Она его не
слышала.
И лишь когда Дженни повесила на плечо большую лекарскую сумку и взяла
алебарду, юноша наконец-то ощутил всю тяжесть ее молчания.
- Дженни, - внезапно встревожась, сказал он и ухватил ее за край
пледа. - Дженни... Но ведь дракон - мертв? Я имею в виду: яд подействовал,
так ведь? Он должен был подействовать! Ты же вынесла оттуда Джона,
значит...
- Нет, - тихо сказала Дженни и удивилась своему злобному равнодушию к
самой себе. Даже при встрече с шептунами в лесах Вира она боялась больше,
нежели теперь. Шагнула было вниз, к утопленным во тьме руинам городка, но
Гарет забежал спереди, схватил за руку.
- Но... Дракон ведь отравлен... Он, наверное, скоро...
Она покачала головой.
- Нет. Не скоро. - Дженни отвела его руку. Она уже на все решилась,
хотя и знала, что на успех рассчитывать нечего.
Гарет сглотнул с трудом, его худое лицо исказилось в тусклом багровом
отсвете костра.
- Давай я пойду, - вызвался он. - Ты расскажешь мне, что искать, и
я...
Несмотря на всю свою угрюмую решимость, она рассмеялась - нет, не над
ним, а над бледной галантностью, подвигнувшей его на такую нелепость.
Конечно, законы баллад требовали, чтобы в подземелья пошел сам Гарет. Но
он бы, наверное, и не понял даже, какую нежность почувствовала к нему
Дженни именно за абсурдность этого предложения. Такую нежность, что не
засмейся она сейчас - она бы заплакала.
Дженни приподнялась на цыпочки и, притянув Гарета за плечи,
поцеловала его в худую щеку.
- Спасибо, Гарет, - пробормотала она. - Но ты не умеешь видеть в
темноте и не разбираешься в зельях...
- Нет, серьезно... - настаивал он, явно не зная, то ли ему облегченно
вздохнуть, услышав отказ, то ли прийти в отчаяние, то ли успокоить себя
мыслью, что Дженни и впрямь лучше подходит для этого дела, чем он сам,
несмотря на все его рыцарство.
- Нет, - сказала она ласково. - Смотри только, чтобы Джон не мерз.
Если я не вернусь... - Дженни запнулась, вспомнив о том, что ее ждет
впереди: либо дракон, либо голодная смерть в лабиринте. Сделав над собой
усилие, она договорила: - Тогда делай то, что сочтешь нужным. Только
постарайся не шевелить его хоть некоторое время.
Замечание было бесполезным, и Дженни это знала. Она пыталась
вспомнить, что ей говорила Мэб о темном царстве Бездны, но в памяти
вставали лишь алмазно мерцающие глаза дракона. Просто нужно было хоть
чем-то ободрить Гарета. И удостовериться самой, что, пока Джон жив, Гарет
лагеря не покинет.
Дженни сжала на прощанье руку юноши и двинулась в путь. Кутаясь в
плед, она шла туда, где над смутными руинами громоздился Злой Хребет, еле
вырисовываясь на фоне тусклого смоляного неба. Оглянувшись в последний
раз, она увидела, как слабый отсвет умирающего костра очертил на мгновение
профиль Джона.
Пение зазвучало задолго до того, как Дженни достигла Внешних Врат
Бездны. Оскальзываясь на покрытых инеем и омытых луной камнях, она уже
чувствовала всю его печаль и ужасающую красоту, лежащую за пределами ее
понимания. Пение вторгалось в старательно припоминаемые ею обрывки
рассказов Мэб о Пещерах Целителей и даже в мысли о Джоне. Казалось, оно
плывет в воздухе, хотя Дженни сознавала, что это вселяющее дрожь и
заставляющее резонировать каждую косточку пение на самом деле звучит лишь
в ее мозгу. Когда она остановилась в проеме Врат, глядя на свою смутную
тень в потоке лунного света, врывающегося в черноту Рыночного Зала, пение
усилилось, ошеломило.
Беззвучное, оно уже пульсировало в ее крови. Образы настолько
сложные, что она не могла ни полностью осмыслить их, ни даже
почувствовать, переплетались в ее сознании - обрывки воспоминаний о
звездной бездне, куда не проникает солнечный свет, об усталости от любви,
способ и мотивы которой были ей странны; что-то из математики,
устанавливающей причудливые связи между не известными ей вещами. Пение
потрясало мощью, совсем не похожее на то, что когда-то звучало над
оврагом, где был убит Золотой Дракон Вира. Огромная власть и мудрость,
накопленные за бесчисленное количество лет, пели в непроглядной тьме
Рыночного Зала.
Дженни еще не видела самого дракона, но по скрипу чешуи догадывалась,
что он должен лежать где-то на пороге Большого Туннеля, ведущего в Бездну.
Затем во мраке мягко вспыхнули отраженным лунным светом его глаза - две
серебряные лампы; пение в мозгу поплыло, сверкающие узоры сплелись,
скрутились в смерч с сияющей сердцевиной. И в сердцевине этой складывались
слова:
"Ищешь лекарств, колдунья? Или надеешься этим оружием, что несешь с
собой, достичь того, чего не достигла с помощью яда?"
Музыка была зримой. Казалось, понятия рождаются прямо в мозгу Дженни.
