2 ШОЛОХОВ М.А. (1905-1984) -- писатель и общественный деятель, академик
АН СССР с 1939 г., дважды Герой социалистического труда, автор "Донских
рассказов" (1926), романов "Тихий Дон" (1928-1940) и "Поднятая целина"
(1932-1960), неоконченного произведения "Они сражались за Родину" и мн.др.
3 БАУМАН К.Я. (1892-1937) -- крестьянин, член РСДРП с 1907 г., активный
участник Октябрьской революции 1917 г., с 1920 г. секретарь Курского губкома
РКП(б), с 1923 г. работник аппарата ЦК партии, с 1928 г. член Оргбюро ЦК
ВКП(б) и второй секретарь Московского горкома партии, с 1929 г. секретарь ЦК
и первый секретарь Московского горкома ВКП(б), с 1931 г. первый секретарь
Среднеазиатского бюро ЦК ВКП(б), с 1934 г. заведующий отделом науки,
научно-технических открытий и изобретений ЦК ВКП(б), кандидат в члены
Политбюро ЦК ВКП(б) в 1929-1930 гг.; с 1925 г. член ЦК ВКП(б), член ЦИК
СССР. Репрессирован, реабилитирован посмертно.
4 КАМЕНЕВ Л.Б. (Розенфельд) (1883-1936) -- член Коммунистической партии
с 1901 г., активный участник революционного движения, председатель ВЦИК в
ноябре 1917 г., председатель Моссовета в 1918-1926 гг., заместитель
председателя Совнаркома СССР в 1923-1926 гг., председатель СТО в 1924-
1926 гг., директор Института Ленина в 1923-1926 гг.; член ЦК партии в
1917-
1927 гг., и Политбюро ЦК в 1919-1926 гг., ВЦИК и ЦИК СССР.
Репрессирован, реабилитирован посмертно.
5 ВЕКЛИЧЕВ Г.И. (1898-1938) -- рабочий, член РКП(б) с 1918 г.,
репрессированный и посмертно реабилитированный видный военно-политический
работник, армейский комиссар 2-го ранга, член Военного совета при народном
комиссаре обороны СССР с 1934 года. Перед массовыми репрессиями в этот совет
входили 85 человек. Из них 76 были репрессированы, в том числе 68
расстреляны.
6 ОРДЖОНИКИДЗЕ Г.К. (1886-1937) -- из дворян, член РСДРП с 1903 г.,
участник трех российских революций и Иранской революции (в 1909-1911 гг.),
после 1917 г. занимал ряд ответственных партийно-политических и
военно-государственных постов, в 1922-1926 гг. 1-й секретарь Закавказского и
Северо-Кавказского крайкомов партии, в 1926-1930 гг. председатель ЦКК
ВКП(б), нарком РКИ и заместитель Председателя Совнаркома СССР и СТО, с 1930
г. председатель ВСНХ, с 1932 г. нарком тяжелой промышленности СССР; в 1920-м
и с 1921 г. член ЦК партии (с перерывом), с 1930 г. член Политбюро ЦК
ВКП(б).
7 ЕНУКИДЗЕ А.С. (1877-1937) -- из крестьян, член РСДРП с 1898 г.,
активный участник рабочего движения и Октябрьской революции 1917 г., затем
находился на ответственных должностях во ВЦИК, в 1922 -- 1935 гг. секретарь
Президиума ЦИК СССР, в 1924-1930 гг. член ЦКК, с 1934 г. член ЦК ВКП(б).
Репрессирован, реабилитирован посмертно.
8 ЧЕРНЫШЕВ С.Е. (1881-1963)--архитектор, после 1917 г преподавал до
1930 г. во ВХУТЕМАС'е, до 1950 г. в Московском архитектурном институте,
главный архитектор города Москвы в 1934-1941 гг., председатель управления по
делам архитектуры Мосгорисполкома в 1944-1948 гг., 1-й секретарь Союза
архитекторов СССР в 1950-1955 годах. Участвовал в создании Генерального
плана реконструкции Москвы после 1931 года.
9 РОТЕРТ П.П. -- начальник строительства Московского метрополитена,
автор многих инженерных конструкций и строительно-технических разработок.
10 РЫНДИН К.В. (1893-1938)--сын портного, рабочий, член РСДРП с 1915
г., после 1917 г. занимал ответственные советские, партийные и военные
должности, в 1924-1926 гг. секретарь Нижнетагильского, затем Пермского
окружкомов ВКП(б), в 1927 г. --Уральского обкома ВКП(б), с 1928 г. работал в
аппарате ЦК ВКП(б), в 1929-1932 гг. председатель Московской контрольной
комиссии ВКП(б), заведующий Московской областной РКИ, 2-й секретарь МК и МГК
ВКП(б), с 1934 г. секретарь Челябинского обкома ВКП(б), член ЦК ВКП(б) с
1930 года. Репрессирован, реабилитирован посмертно.
11 Разработки каменного угля в 18 км от бывшей станицы Каменской, где
возникли копи при Вишневецком буераке у р.Донец.
12 МАКОВСКИЙ В.Л. -- инженер Метростроя, в дальнейшем один из видных
специалистов по строительству метро, автор ряда тематических работ.
13 УХАНОВ К.В. (1891-1937)--рабочий, член РСДРП с 1917 г., занимал
различные советско-административные должности в Москве, с 1921 г. директор
завода "Динамо", с 1922 г. руководил электрическим трестом, с 1926 г.
председатель Мосгорисполкома и с 1929 г. Мособлисполкома, с 1932 г.
заместитель наркома снабжения СССР, с 1934 г. нарком местной и затем легкой
промышленности РСФСР, член ЦК партии с 1923 г., член Президиумов ВЦИК и ЦИК
СССР. Репрессирован, реабилитирован посмертно.
14 ЛИХАЧЕВ И.А. (1896-1956) -- из крестьян, рабочий и матрос, член
РСДРП с 1917 г., затем участник Гражданской войны и профсоюзный работник, в
1926-1939 и 1940-1950 гг. директор Московского автомобильного завода, в
1939-1940 гг. нарком машиностроения СССР, с 1950 г. директор Московского
машиностроительного завода, с 1953 г. министр автомобильного транспорта и
шоссейных дорог СССР; член ЦК ВКП(б) с 1939 года.
15 КИРОВ С.М. (1886 -- I.XII.1934) -- из мещан, член РСДРП с 1904 г.,
участник революционного движения, после 1917 г. занимал ответственные
военно-партийные посты, с 1921 г. секретарь ЦК КП Азербайджана, с 1926 г.
первый секретарь Ленинградского губкома ВКП(б) и Северо-Западного бюро ЦК
партии, с 1930 г. член Политбюро и с 1934 г. секретарь и член Оргбюро ЦК
ВКП(б).
УБИЙСТВО КИРОВА
В 1934 г. собрался XVII съезд партии -- съезд победителей, как его
тогда называли. Никакой оппозиции уже не было ни в партии, ни на самом
съезде. Это был первый съезд после смерти Ленина, где не было оппозиции. Да,
при жизни Ленина всегда была оппозиция! В 30-е годы развернулись пятилетки,
дела пошли хорошо, все увлеклись хозяйственной деятельностью. Тогда это было
главное дело. И это правильно: ведь она конкретно служит идеологии. Если
идеология не подкреплена материально, то она не укрепится, не прорастет в
сознании людей. Итак, все шло хорошо.
Мне трудно сейчас припомнить все подробности. Как-то вечером в начале
декабря раздался телефонный звонок. Звонил Каганович: "Я говорю из
Политбюро, прошу вас, срочно приезжайте сюда". Приезжаю в Кремль, захожу в
зал. Каганович встретил меня. У него был какой-то страшный и настораживающий
вид, очень взволнованный, в глазах стояли слезы. Слышу: "Произошло
несчастье. В Ленинграде убили Кирова. Потом расскажу. Сейчас Политбюро
обсуждает этот вопрос. Туда намечается делегация: поедут Сталин, видимо,
Ворошилов, Молотов, лица от московской парторганизации и еще от московских
рабочих, человек 60. Делегацию Москвы нужно возглавить вам. Вы будете стоять
там в траурном почетном карауле и потом сопровождать тело из Ленинграда в
Москву".
Я тут же отправился в Московский комитет. Мы составили свою делегацию и
поздним вечером того же дня выехали в Ленинград. Сталина, Ворошилова и
Молотова, которые тоже туда поехали, я не видел, ни когда садились в поезд,
ни когда мы прибыли, потому что они ехали отдельно, в специальных вагонах.
Ленинград (хотя, может быть, это мои личные переживания и я переношу их на
всех других) находился в глубоком трауре. Мы видели убитых горем секретарей
городского и областного партийных комитетов, многих других людей. Встретился
я там и со старыми знакомыми. Особенно в хороших отношениях я был с
Чудовым1, вторым секретарем Ленинградского областного комитета партии,
красавцем, симпатичным, уважаемым всеми товарищем. Все мы просто разводили
руками и толком не знали, что произошло. Знали только, что убил Кирова некто
Николаев2. Нам сказали, что Николаев не то был исключен из партии, не то
имел взыскание за участие в троцкистской оппозиции, так что поэтому это --
дело рук троцкистов. По-видимому, они организовали убийство, и в нас это
вызывало искреннее возмущение и негодование.
Не помню сейчас, сколько дней мы пробыли о Ленинграде. Когда
ленинградцы прощались с телом Сергея Мироновича Кирова, мы тоже стояли в
карауле, по-моему, даже по нескольку раз. Потом состоялись перевоз тела в
Москву и похороны. Как переживали смерть Кирова Сталин и некоторые другие
члены Политбюро, не могу сказать. Каганович же, которого я видел, был
потрясен и, на мой взгляд, даже напуган. Сталина я видел только, когда он
стоял в карауле в Ленинграде. Но он умел владеть собой, и лицо его было
совершенно непроницаемо. Да я даже думать тогда не мог, что он может быть
занят иными мыслями, кроме переживаний по поводу смерти Кирова.
Я с Кировым не был близко знаком. Как-то мы вместе с ним выступали на
чьих-то похоронах на Красной площади в Москве. Кого мы тогда хоронили, не
помню. Каганович мне тогда сказал: "Надо, чтобы вы выступили, но имейте в
виду, что там будет выступать Киров. Киров очень хороший оратор, поэтому вы
подумайте хорошенько, иначе впечатление о вас может быть неблагоприятным". Я
ответил, что ничего не смогу большего, чем смогу, а с Кировым мне не
соревноваться, поэтому, может быть, лучше, чтобы кто-нибудь другой выступил?
"Нет, велели, чтобы вы выступили". И я выступил. Каганович сейчас же, как я
только закончил, подошел ко мне: "Замечательно, блестяще выступили. Это
отмечено Сталиным. Он сказал: "С Кировым рядом выступать тяжело, а Хрущев
выступил хорошо".
Если уж говорить о себе, то я считался неплохим оратором. Выступал
всегда без текста, а чаще всего даже без конспекта. Когда я готовился к
докладам, то составлял цифровые конспекты, потому что держать цифры в голове
тяжело, а так доклады у меня получались лучше. Я начал читать доклады,
только когда стал уже большим начальником: все очень ответственно, сказанное
поправить трудно. Поэтому я вынужден был поступать именно так. К тому же
видел, что все так делают, все читают... Когда, например, я готовился к
докладу на XIX съезде партии, Маленков3 сказал мне: "Вот такой-то и такой-то
тебе приготовят доклад. Ты не обижайся. Знаешь, что я тебе скажу? Вот сам
Сталин, выступая в 1941 г. на октябрьских торжествах во время войны, в
докладе даже запятых не переставил. Ему дали этот доклад, и я не знаю, читал
ли он его до того, но абсолютно без всяких изменений зачитал текст. Так что
ты не смущайся, это у вождей бывает". Итак, приехали мы в Ленинград. Нас
разместили в лучшей гостинице. Наша делегация насчитывала человек 60:
рабочие, служащие. Постояли мы в почетном карауле у гроба, а потом сидели в
гостинице и разговаривали. Делать-то нам было больше нечего. Все оплакивали
Кирова.
Потом завертелась казенная машина. Как она вертелась, я не знаю, меня
она не касалась. Этим вопросом занимался сам Сталин. Я был вне той машины,
мое дело было лишь в том, чтобы, когда понесут гроб к вокзалу, мы
пристроились к общей процессии, а по прибытии в Москву все вместе шли с
вокзала. Потом в газетах было напечатано: "Московская организация оказала
почести тов. Кирову". Жену его я видел на похоронах в первый и последний
раз, сейчас я ее и не узнаю.
В быту Киров был очень неразговорчивый человек, но на людях--трибун.
Сам я не имел с ним непосредственных контактов и потом расспрашивал Микояна
о Кирове. Микоян хорошо его знал. Он рассказывал мне; "Ну как тебе ответить?
На заседаниях он ни разу ни по какому вопросу не выступал. Молчит и все. Не
знаю я даже, что это означает".
Я же слышал, что Киров мог "заговорить" даже голодных людей. Так он
поступал в Астрахани в 1919 г.: есть было нечего, так он людям речи
