плен. Но иногда я заставляла их раздеваться. Мне было приятно смотреть на
молодых парней, стоявших передо мной во всей своей наготе. Многие падали
передо мной на колени. Тогда я приказывала своим людям увести их прочь.
В Хольмгарде я видела человека, который жег зерно. Мне этого не
забыть: зерно привезли из разных мест, и его было очень много. Бонды и
рабы подвозили воз за возом. Лошадей у них было мало. Рабы тащили сани по
голой земле, если они спотыкались и падали, их хлестали кнутом. А жег это
зерно один человек. На реке стоял корабль. На нем приехали покупать зерно.
Но его было слишком много. И его жгли, чтобы поднять на него цену.
У того, который жег, вспыхнула борода. Я стояла рядом и смотрела. Мне
хотелось научиться всему, понять все, что вижу. Этот человек зарабатывал
свой хлеб, сжигая хлеб.
Мы поплыли обратно.
Да, иногда у меня бывали мужчины... ты ведь об этом хотел спросить?
Однажды я велела привести ко мне раба. Мы захватили его всего два дня
назад. Я сразу его приметила, когда мне показали этих несчастных.
- Тебя я не продам, - сказала я. - Сегодня ты можешь остаться у меня.
Он был красивый парень, лицом немного напоминал того слугу, о котором
я тебе рассказывала... Или я тебе еще не рассказывала про своего слугу?
Утром я отослала раба прочь.
- Я тебя не продам, - пообещала я.
И сдержала слово. В тот же день один из моих людей зарубил его по
моему приказу.
Нет, те времена, когда я покорялась мужчине, ушли навсегда. И не
потому, что я стала стара, нет, а потому что была опустошена, потому что
мои злые, умные, глубоко запавшие и все-таки красивые глаза уже повидали
все. Меня больше ничто не радовало. Когда во мне просыпалась плоть, я
брала раба. И он делал свое дело, но супруга у меня больше не было
никогда.
Мы приплыли обратно.
Родичи Гудреда теперь потеряли былое могущество. Я со своей стороны
старалась получить поддержку где только могла. Сын мой вырос. Мне хотелось
обеспечить ему безопасность, которой я не чувствовала сама. Его родичи
встретились с моими. И пришли к согласию.
Так я вернулась в Усеберг.
Я правила твердой рукой.
Теперь я стара.
Они дорого заплатят мне, когда я буду покидать их.
Еще никто не догадывается, сколько человек ляжет со мной в курган.
Я ни о чем не жалею. Но, может, мне следовало приказать кому-нибудь
другому, не Фритьофу, убить его? Труп Фритьофа бросили в море. У него нет
кургана.
А у меня будет.
ЕДИНОБОРСТВО С ЖЕНЩИНОЙ
Я вижу усадьбу Усеберг в голубоватом тумане - такой, какой она была в
те времена. Низкие дома с дерновыми крышами, дымки над ними, налетевший с
фьорда легкий дождь и тяжелые грозовые облака на севере. Оттуда слышатся
угрюмые раскаты грома; если тучи столкнутся над болотом и пологими горами
Слагена, разразится сильная гроза. Два раба несут в дом освежеванную тушу.
Это бычок, ляжки у него заплыли жиром, рабы привязали его к жерди и
несут, положив жердь себе на плечи. Дверь в пиршественный покой низкая и
небольшая. Я вхожу следом за ними.
Внутри много людей, одни слоняются без дела, другие сидят за столом,
рабы подвешивают бычка над очагом на вертеле и все время поворачивают его
под оживленный гомон присутствующих. Во главе стола сидит она. Сегодня она
пьяна и поэтому весела, но за этим весельем я вижу полыхание ненависти,
которая может опалить многих, если прорвется наружу.
- Лей на него жир! - кричит она.
Рабыня выливает на бычка чашку жира. Капли жира трещат в огне. В
полумраке у двери мужской голос негромко заводит воинственную песню.
Несколько человек подхватывают ее. Королева опирается о край стола, и ее
голос, словно нож, рассекает песню:
- Лей больше жира!
Хеминг проходит мимо, меня он не видит, поравнявшись с резным Одином,
венчающим священный столб, он на ходу плюет богу в лицо.
Кто замечает это, кто - нет, однако никто не вскакивает, лишь Одни,
легко скользящая с большим подносом между мужчинами, концом косынки
стирает его плевок. Думаю, она делает это не из страха перед богом, а
чтобы предупредить недовольство, которое кощунственный поступок Хеминга
может вызвать у окружающих. Через несколько минут Хеминг и Одни
встречаются у очага. Он легко и быстро гладит ее по щеке - словно две
птицы соприкасаются крыльями, - и Одни радостно улыбается.
Королева, сидящая на почетном месте, поднялась, она нетвердо держится
на ногах. Сегодня на ней самое красивое ее платье; нарядная королева,
скрюченная костоломом, сгорбленная, опирается на два костыля, пальцы ее
похожи на когти, иногда в ее темных, хотя и водянистых глазах мелькает
молодой задор. Она кричит:
- Лей больше жира!
Подбегают рабыни. Человек, сидящий у самого очага, - это Лодин -
пинает одну из них в зад. Ему хочется ущипнуть и Одни. Но Хеминг тут как
тут. На мгновение они с Лодином замирают друг против друга - оба
оскалились, однако ни один не замахивается. Королева, не заметившая этого
столкновения, снова кричит:
- Лей больше жира!
Вносят большие деревянные бочонки с пивом. Наполняются рога. Хеминг,
который ничего не делает без умысла, подходит к Лодину и наполняет его
рог.
- Если хочешь, могу наполнить его кровью, - говорит он.
- Тогда уж свой, - отвечает Лодин.
- Одни - моя, и никто не смеет к ней прикасаться, - говорит Хеминг.
- А ее не убудет! - бросает Лодин.
Хеминг замахивается, но в это мгновение к нему подходит Хаке,
ястребник, который говорит мало, но видит и понимает все. Он отводит в
сторону руку Хеминга. И прижимает палец к срезанным губам Лодина.
- А ты молчи! - говорит он. И отступает.
Хеминг и Лодин расходятся.
Королева кричит:
- Лей больше жира!
В пиршественном покое дымно, пахнет горелым жиром, рога снова
наполняют пивом. Приносят мед. Мужской голос в углу у двери заводит новую
лихую песню. Он хриплый и усталый, но заглушить его невозможно, я слышу,
что это голос старого Бьернара. Он покачивается и повторяет нараспев слова
королевы:
- Лей больше жира!
Одни и Гюрд должны жевать мясо для королевы. Они отрезают маленькие
ломтики телятины, тщательно их прожевывают и, выплюнув на ладонь, отдают
королеве. Она ухмыляется.
- Небось хочется, чтобы вас самих пожевали мужики! - ворчит она.
Набрав полную пригоршню мяса, она швыряет его в лицо Гюрд. Та
отшатывается, молчит и, не дожидаясь приказания, снова жует, королева
начинает есть мясо, и в ней как будто просыпается мужество и бодрость.
В дальнем конце стола затеяли игру в ножи - это древняя игра. Один
человек всаживает нож в дерево, другой, ухватившись зубами за лезвие,
старается его вытащить. Это не так-то просто. Можно порезать язык, и, даже
если нож удастся вытащить, победитель почти всегда поранит себе уголки
губ. Многие пробуют вытащить нож. Подзуживают и Хаке. Я замечаю, что он
очень осторожен, не поддается азарту, прикусив лезвие с тупого края, он
старается держать губы раскрытыми, ему не удается вытащить нож, и, отходя
от стола, он бросает несколько безразличных слов. Теперь все громко зовут
Лодина.
Лодину легче: у него нет губ, и он не может их порезать, не то что
другие. Он становится перед столом на колени. Нож торчит в ножке стола.
Сжав сталь зубами, Лодин начинает раскачивать нож. Наверно, у него
недостаточно крепкие зубы, нож не поддается.
Хватка Лодина ослабевает, нож скользит по десне, течет кровь, Лодин с
криком вскакивает с колен.
- Ты проиграл, - холодно говорит Хеминг.
Лодин вытирает кровь и ухмыляется.
- Что же твое колдовство не помогло тебе вытащить нож? - спрашивает
Хеминг.
Он показывает на нож и смеется. Вместе с ним смеются многие. Королева
набирает в пригоршню мяса и бросает его на стол.
- Лей больше жира! - кричит она.
Возможно, этот возбужденный крик королевы спас Хеминга, Лодин уже
нацелился ему между глаз. Теперь на колени опускается Арлетта. Она
некрасива. И она - помощница смерти: в тот день, когда королеву положат в
курган, Арлетта убьет одного или несколько человек, которых королева
выберет себе в провожатые. Арлетта сильна и бесстрашна.
Одна грудь у нее обнажилась и висит, касаясь грязного земляного пола.
Арлетта вцепилась зубами в сталь, извиваясь, она раскачивает и гнет нож.
Хеминг берет чашку с жиром и роняет одну каплю горячего жира ей на грудь.
Арлетта отшатывается.
Лезвие ножа выходит из дерева.
Арлетта встает, держа нож между зубами. Из губ у нее сочится кровь.
Хеминг поднимает ее руку.
- Ты победила! Ты победила!
Лодин безмолвствует. Королева кричит надтреснутым голосом со своего
конца стола:
- Лей больше жира!
Лодин вскакивает на лавку, и, когда мимо него проносят чашку с жиром,
он плюет в нее огнем. Это колдовство. Жир загорается, никто не может
объяснить, как это получилось. Рабыня, державшая чашку в руках, с криком
роняет ее, бусинки жира гаснут, сверкнув на мгновение. Кто-то хлопает в
ладоши. Лодин вернул себе то, что он потерял, не сумев выдернуть нож.
Неожиданно на старую Отту накатывает волна злобы. Она выпила
несколько лишних кружек меду и теперь еле держится на ногах.
- Эта похлебка из собачины! - кричит она из своего темного угла.
Отта тоже скоро умрет. Она в этом не сомневается. Перед смертью
королева прикажет своей самой старой и слабой рабыне последовать за ней.
Отта мечтает об этом. Она боится лишь одного: как бы ей перед смертью
обманом не подсунули похлебку из собачьего мяса. Хаке закатывает ей
оплеуху.
- Вечно одно и то же, - устало говорит он.
Я не свожу глаз с Хаке: ястребник - опасный человек.
Праздник в самом разгаре, сейчас произойдет то, чего все ждут.
Приносят и зажигают факелы. Их втыкают в земляной пол на небольшом
расстоянии друг от друга. Между факелами кидают серебряные украшения. Гюрд
и Одни получили приказ от королевы. Обе молоды и красивы. Они послушно
раздеваются, снимая с себя все до последней нитки. Им предстоит проползти
между факелами и подобрать украшения. Для этого требуется изрядная
ловкость. Нельзя слишком приближаться к огню - могут вспыхнуть волосы.
Женщины ползут на коленях, извиваются, отвернув лицо от одного факела, они
чересчур приближаются к другому. Я наблюдаю за королевой - в глазах у нее
жадная радость, но смотрит она не на ползающих женщин, а на мужчин,
которые пожирают их глазами.
Все в порядке.
Одни и Гюрд подобрали все украшения.
Они встают.
- Одевайтесь! - кричит королева.
И повышает голос:
- Нынче ночью никто из вас не коснется этих женщин даже пальцем!...
Она машет рукой, и слуги подносят факелы к ней поближе. Теперь ее
хорошо видно всем.
Она встает.
В пиршественном покое становится очень тихо - кто был пьян, сразу
протрезвели, кого переполняла радость, теперь душит страх.
Королева выжидает, переводя взгляд с одного лица на другое. Потом
говорит:
- Королева Усеберга приняла решение. Меня похоронят так, как не
хоронили еще ни одного конунга. Двенадцать человек последуют за мною в
курган!
Она садится и переводит дух.
И снова встает. Манит к себе Хеминга.
- Проводи меня! - приказывает она.
Обняв за талию, он поддерживает ее, и они вместе покидают покой. Все
склоняются перед Асой, королевой Усеберга.
Королева Усеберга сидит на постели в своей скромной опочивальне.
Хеминг стоит перед нею. Они в таком далеком прошлом, что от времени оба
кажутся мне прозрачными - она стара, он молод и непокорен.
