но.
Таня. А мне кажется, все только-только проясняется, как будто подул
свежий ветер, и туман рассеивается.
Юлия (решительно). Ты специально этот треугольник подсунула.
Таня. Ей-Богу, был сон.
Юлия. Нет, ты специально, и его привела нарочно, убедиться хотела. Ну
что же - убедилась? Достаточно свидетельств? (опять что-то ищет) Черт,
куда оно пропало.
Таня (крестится). Зачем... так больно.
Юлия. Больно, больно, да ты ведь хотела боли, страданий. Да, да, он
любит меня, слышишь, любит.
Таня. Да. А ты?
Юлия. А я устала, понимаешь, устала...
Таня. Бедная.
Юлия. Я бедная? Опомнись, пожалей себя, что у тебя осталось, одино-
чество и Новый Завет, молиться будешь теперь.
Таня. Буду. За вас буду.
Юлия. Чем жить еще, ведь ты уж никого больше не полюбишь, значит, в
монастырь пойдешь, травкой питаться. Посмотри, во что ты превратилась.
Я, знаешь, раньше тебе завидовала, твоей с Владимиром любви. Злилась да-
же, отчего тебя он выбрал? Посмотри на себя, ведь ты старухой выглядишь
уже.
Таня (плачет).
Юлия. Плачь теперь, плачь, не надо было устраивать смотрины. Уехала
бы я, и все успокоилось. Письма бы тебе ностальгические писала. Ну, что
ты плачешь? (Не выдерживает, тоже плачет. Наконец, подходит, обнимает
Таню.) Прости, прости меня, я дрянь, мерзкая дрянь, не плачь.
Таня. Юл.
Юлия. Танечка, бедная моя, бедная.
Обнявшись, рыдают.
Таня. Юлик, мой Юлик. Не смей себя дрянью называть. Ты просто запута-
лась, ты просто... ты девочка моя, самая красивая, самая умная, прости
его тоже, ведь не мог же он мимо тебя пройти, он слабый, бедный, бедный,
я за вас обоих молиться буду.
Юлия. Таня, я так устала.
Таня. Да, ты просто устала.
Юлия. Может быть, еще все наладится? Мы еще будем счастливы?
Таня. Обязательно.
Юлия. А помнишь, мы с тобой однажды сбежали с уроков и обошли все
бульварное кольцо.
Таня. Да, была весна.
Юлия. Был апрель. И кривые деревья...
Таня. ... совсем еще без листьев.
Юлия. Мы все время держались за руки.
Таня. А на Кропоткинской ели мороженое..
Юлия. Да, под аркой.
Таня. А на Тверском на нас чуть сосулька не свалилась.
Юлия. А кольцо, будто брошенное ожерелье.
Таня. Почему брошенное?
Юлия. Да ведь оно разорванное.
Таня. Правда.
Юлия. Будто старая красивая дама после бала положила его на московс-
кую землю.
Таня. Это ты придумала. Я теперь вспомнила.
Юлия начинает напевать песню Суханова "Апрель". Распеваются.
Таня. Да без Володиной гитары...
Юлия. Таня, я так хочу туда, обратно. Но я знаю, это невозможно.
Сидят обнявшись.
Юлия. А давай споем, как раньше, втроем.
Таня. Я согласна.
Слышится голос Надежды Львовны и Леонида.
Мать. Девочки! Вы где спрятались, ну-ка, идите чай помогать налажи-
вать.
Леонид. А нам - кофе с коньяком.
Юлия. Погоди (роется в каком-то мешке ), куда же оно запропастилось.
Вот! (Достает жемчужное ожерелье) Хочу тебе оставить, возьми его, я
знаю, тебе оно очень нравилось.
Таня. Жемчужное ожерелье!
Юлия. Возьми, меня вспоминать будешь.
Таня. Что ты, такая дорогая вещь.
Юлия. Возьми.
Таня. Спасибо.
Целуются.
Картина пятая
Снова гостиная. Каракозов уснул в тарелках. Владимир сидит с гитарой,
мрачно перебирая струны. Женя и Леонид рядышком. Появляются Таня и Юлия,
за ними Надежда Львовна с электрическим самоваром.
Мать. Будем пить чай!
Леонид. Черт, чай так чай, в горле что-то пересохло.
Таня (подходит к Владимиру). Володечка.
Владимир (в недоумении). Что?
Таня. Ты испугался.
Владимир. Ничуть.
Таня. Подыграй нашу любимую.
Владимир удивлен. Пытается угадать, что у них там произошло.
Таня. Вальс ожиданий.
Юлия. Подыграй, Володя.
Владимир. Не слишком ли много вальса на сегодня?
Женя. Разве может быть много вальса?
Владимир нехотя подыгрывает. Таня и Юлия поют "Вальс ожиданий" А.Су-
ханова. Потом. Таня, обнявшись с Юлией, усаживаются за стол.
Леонид. Нет, почему все целуются?
Таня. Последний вечер такой, Леонид Абрамович, вот все и целуются, на
прощание. Да и не вечер уже, а ночь на дворе. Ну что же, пора, пора и
расставаться. Позвольте на прощание слово сказать, налейте и мне.
Леонид. Никогда не слышал, чтобы Танечка выступала. Только потише,
чтобы наш Вавилон не проснулся.
Мать. Да его теперь и пушкой не разбудишь.
Таня (поднимает бокал). Вы меня прервите, если что. Но душа болит
сказать.
Володя. Может быть, в другой раз?
Таня. Другого раза не будет.
Мать. Налейте все.
Таня встает. Начинает говорить в тишине, а потом появляется что-то из
музыки Свиридова.
Таня. Всем, кто не желает оставаться - прощайте. Прощайте, нелюбимые,
поруганные, родные. С вами было нехорошо, и без вас худо будет, так что
не жалейте, обойдемся сами. Здесь наш холод, наш снег, наша печаль. И
ветер, ветер, несущий странную вашу музыку. Спасибо за песни, мы плачем
над ними, как плакали вы. Мы сочувственны друг другу, как скрипка со-
чувственна конскому волосу. Сердце сжимается от вашего голоса, бархатным
комом несущегося над пустеющей равниной, и вслед за ним картавится и наш
дикий степной заплаканный рот.
Бросайте нас, не беспокойтесь, мы будем хорошими учениками, мы все
переиначим, все вывернем наизнанку, как уже было не раз. Жизнь продол-
жится дальше, пока в суете не остановимся, будто вкопанные по седьмой
позвонок, разглядывая совместные воспоминания.
Воспомнимся. Каждый о своем. Нешто, и мы не видели непроницаемое?
Будто нам не припомнится тайная печальная точка, едва не утонувшая в
бездонных карих очах. Что там: неизлечимое или так, привиделось?
Любили и мы вас, любили и убивали. Кто же виноват, другие пришли бы,
и тем досталось. Мы и сами здесь недавно. Правда, неизвестно, откуда
пришли, не пересказано, не записано. Так прилепитесь пока что поближе,
поднимите воротники, к утру, Авось, распогодится, тогда и уходите. Под-
вигайтесь, у костерка погреетесь. Вы же его и развели. Правда, и мы
подбрасывали дровишек да ворошили, для кислороду. А развели - вы. Ибо вы
сказали: не плоское, но кривое, связанное - раздельно, а пустое - напол-
нено. Отчего от вас один кривой нос да мокрые губы остались?
Прощайте, уходящие вослед изгнанным. Прощайте нас, как простили те,
чьих имен стеснялись мы. Нет больнее, чем искать землю с погостом, обе-
щавши не выносить сор из хижин. Нет страшнее доли пророков отечества за
рубежами. Да и где они, рубежи?
Знаем, знаем, как из малого большее произрастает, знаем и то, что за-
тем последует. Ибо мы теперь разделим ваше наследство.
Хорошо у костра, да спина стынет. Потерпите, не отворачивайтесь, мы в
глаза вам посмотрим. Нам ждать дальше некого. Вы побывали, а других и
нету. И через золотые ворота не придет к нам никто, ибо все врата не ис-
тинны, да и те порушены. А те, что остались, внутрь открываются. Пусть
смеется не видавший снега, пусть обрадуется. Но не лучше ли быть ограб-
ленным, чем взаперти?
Темно-то как. Что там вверху, искры, звезды или идея - не понять.
Объяснить можно, а душа не приемлет. На виду и мы одним заменяем многое.
Спасибо, научили. Мир - Богом, деревья - лесом, колоски - полем, а чело-
веков - населением. Все, как положено, снаружи: возвели храмы чечевич-
ные, десять заповедей выучили, воде поклоняемся. То - снаружи, но внутри
что же? Храмов-то настроили, а в кармане фигура особая, Авось называет-
ся. Он, Авось, и есть наш Бог всемогущий. Прощайте великодушно за мудре-
ность нашу дремучую, за веру нашу неказистую, а в душе другого не имеем.
Он один нам помощник, мы с этим Авосем к звездам поднялись, да там и по-
тухли, как те искры костровые. Так что если у вас где пыль или сажа с
неба опустятся, знайте - мы к вам приходим.
Скоро утро, оно у нас долгое, протяжное - век восходит, полвека сто-
ит. Прощайтесь потихоньку с кем поближе, вещи собирайте, а картину ос-
тавьте. Ту, где женщина с сюртуком, на пару, в небе летят. У нас сердце
на них смотреть ноет, беспокоимся, как они там, над крышами, не прохлад-
но ли под облаками, не застудятся ли у нее колешки? Мы ее телогрейкой
прикроем, пусть в тепле полетают, на наше горестное сочувствие подивят-
ся. Мы все приемлем, все объять сможем, ведь нам чужого жалко, а свое не
храним.
Вот и все, не плачьте напоследок, светает. Присядем на дорожку,
выпьем на посошок, поцелуемся. Будьте счастливы, живите мирно, чужого не
занимайте, нас не вспоминайте. А то, может, к празднику открыточку с
пальмами черканете? Да и того не надо, одно беспокойство и ущерб, да и
какие теперь у нас праздники? В общем, простите, если что не так сказа-
ли, зла не держите долго, езжайте с Богом, солнце вам в спину.
Таня крестит присутствующих.
Картина шестая
Снова гостиная. Пора гостям расходиться. Надежа Львовна, Таня и Юлия
убирают со стола. Каракозов, по-прежнему, спит в тарелках. Леонид прово-
жает Женю.
Женя. Вот и все, бал окончен, жаль без свечей.
Леонид. Это мы мигом (бросается к подсвешнику).
Женя. Нет, поздно - пора и мне.
Мать. Зуб-то прошел?
Женя. Увы.
Мать. Леонид Абрамович у нас - мастер.
Женя. Замечательный.
Леонид (смущенно). Н-да.
Леонид и Женя отходят в сторону прихожей.
Женя. Значит, вы завтра уезжаете?
Леонид. Вечером.
Женя. Насовсем?
Леонид. Навсегда.
Женя. Здорово.
Леонид. Н-да.
Женя. Я вас буду вспоминать.
Леонид. Как заболит, так сразу вспомните.
Женя. А ведь зуб-то у меня и не болел.
Леонид. То есть, как это?!
Женя. Я нарочно придумала.
Леонид, с отвиснутой челюстью, обходит кругом.
Леонид. Повторите, мадмуазель.
Женя. Я все придумала, нарочно.
Леонид. Для чего?
Женя. А вы как думаете?
Леонид пытается думать.
Женя. Ах, какая теперь разница, раз вы завтра уезжаете. (Грустно.)
Вы мне интересны.
Леонид. Я? Тебе? Вам?
Женя. Давно. Да не решалась все... А как узнала про отъезд, решила -
обязательно попытаюсь. Ведь больше случая не будет.
Леонид. Н-да.
Женя. Именно - н-да. Вы ненаблюдательный, зачем бы я стала одевать
лучшее платье, идя к врачу? А позапрошлым летом, вы забыли? Я вам, как
груша, на голову свалилась, и вы меня на руках домой отнесли.
Леонид. Постой, постой, да то заморыш был какой-то, свалилась с каче-
ли, лоб расквасила.
Женя. В мои годы люди быстро меняются. Посмотрите, (подставляет лоб)
еще шрам остался, только совсем маленький, вы помощь первую оказали и
все повторяли, чтоб никаких швов.
Леонид. Так вот где я видел эту пасть.
Женя. Всегда думала, что первой не признаюсь в любви.
Леонид. Ну, жизнь непредсказуемая штука.
Женя. Очень даже предсказуемая.
Леонид. Что значит сей намек?
Женя. А кто меня замуж позвал?
Леонид. Ах-да! (Задумывается опять.) Постой, но как же отец?
Женя. Его тоже обманула.
Леонид. Вот так ракалья!
Женя. Вы так по-доброму ругаетесь.
Леонид (Ласково). Оторва!
Женя. Прощайте, жених мой, Леонид Абрамович. (В нерешительности мнет-
ся, а потом вставая на носочки, пытается поцеловать Леонида в щеку.)
Надежда Львовна пытается взять блюдо из-под Каракозова. Тот просыпа-
ется, что-то мычит и спьяну сваливает фужер.
Каракозов (запевает). Нас извлекут из-под обломков...
Леонид (сбрасывая оцепенение). Черт! Рассея просыпается ночью... в
посудной лавке.
Каракозов еще что-то сваливает и пытается встать. Качается.
Леонид. Пьяное мурло.
Таня (к Владимиру). Пойдем и мы домой.
Владимир. Погоди.
Мать. Давайте положим его на софу, пусть отдыхает.
Леонид не двигается, а Владимир подходит помочь.
Каракозов (путает Владимира с Леонидом). Ленька, сынок (обнимает,
всхлипывает).
Леонид. Шут.
Юлия. Мама, и ты собираешься с ним жить?
Мать. А с кем же еще?
Леонид. Совет да любовь!
