Рембрандт . То, что я женат и люблю свою жену, еще не означает, что я
хочу выжить тебя из своего дома.
Лисбет . Если бы даже ты хотел, чтобы я осталась - а ты этого не хо-
чешь, - я все равно уехала бы. Двум женщинам под одной крышей тесно. Это
ее дом, а не мой, и время тут уже ничего не исправит. Кроме того, я ус-
тала от попыток быть не такой, какая я есть на самом деле. Если уж мне
суждено скрести полы на кухне, я предпочту делать это у себя дома.
Рембрандт (показывая на красивые платья, и не вполне осозновая, что
он говорит). Возьми эти платья с собой - они твои, и я не хочу, чтобы ты
их бросала.
Лисбет . Потому, что оставшись здесь, они будут тебе упреком? Нас-
колько я понимаю, упрекать ты себя будешь только в одном - в том, что не
отослал меня еще тогда, когда мне было к кому возвращаться. Теперь же у
меня никого нет: Ливенс - в Англии, Геррит умер, а жених мой лейденский
- давно женат.
Гаснет свет.
Картина десятая.
Та же гостинная через несколько лет. Утро. Саския полуодетая, сидит у
зеркала и что-то напевает. Входит Рембрандт. Видно он давно уже встал, а
теперь зашел, держа в руках шкуру медведя.
Рембрандт (раздраженно). Саския?
Саския (рассеянно не отрываясь от зеркала). Что медвежонок?
Рембрандт. Посмотри - это что?
Саския (так же, не отрываясь от зеркала). Что там у тебя?
Рембрандт (подносит к Саскии шкуру). Посмотри, Саския - это что? Да
повернись же ко мне!
Саския (поврачиватеся). Это шкура, шкура русского медведя, где ты ее
нашел?
Рембрандт . В кладовке, мне нужна была шкура для работы.
Саския . Прекрасно.
Рембрандт . Да раскрой же глаза, она вся в дырах, ее проела моль. Ты
знаешь, сколько она стоила? А ее проела моль!
Саския . Не кричи на меня. Ну чего ты расстраиваешься, ну моль, ну
проела шкуру, что уж тут поделать.
Рембрандт . Пурпурное бархатное одеяло тоже ипорчено и персидская
шаль, а я даже не успел их написать!
Саския . Ну милый, моль - это естественное природное бедствие, с ко-
торым нам предется мирится, списывая на него известное количество вещей.
Подобно бурям, наводнениям и землятресению, - моль тоже создана Богом.
Рембрандт (окончательно выходя из себя) . Блохи и вши - тоже созданы
господом Богом, но это еще не повод, чтобы с ними мириться. А известно
ли тебе, что моль водится только домах, где грязно.
Саския (раскрасневшись от возмущения). Где грязно?! Да покажи мне
хоть одно пятнышко в доме! Да, да, сейчас же покажи хлть чуть-чуть гря-
зи!
Рембрандт (подходит к шкафу, привстает и трогает рукой на верху, по-
том обнаруживает горы пыли.) Что это по-твоему? Тоже - природное явле-
ние? (Обходит всю гостинную, то тут то там натыкаясь на грязные вещи.)
Медь и бронза давным-давно нечищены. С потолков свисает паутина!
Саския (ничуть не раскаявшись). Во всем виноват ты сам. Да, я дала
перед алтарем обет любить мужа и повиноваться ему, но отнюдь не клялась
прибирать за семью учениками, следить, чтобы ужин был всегда на столе,
когда бы - в пять или одиннадцать - господин Рембрандт ни явился домой,
истреблять моль в чуланах, набитых старым хламом.
Рембрандт . Старый хлам! Да я купил эту шкуру всего месяц назад! Да,
прошло несколько лет, как уехала Лисбет, и дом превратился в настоящий
сарай.
Саския. Да на все рук никаких не хватит! Нам нужно, по-крайней мере,
три служанки, а не две, а если ты и впредь желаешь экономить деньги,
принадлежащие, кстати, не только тебе, но и мне, то мирись с молью, а
если не нравится, то можешь катиться на все четыре стороны!
Рембрандт . Отлично, предпочитаю чистый воздух этой грязи. ( Хватает
сюртук и уходит хлопая дверью.)
Саския бросает чем попало ему во след, потом опускается в кресло -
рыдает.
Картина десятая дополнительная.
Рембрандт под вечер вернулся с берега замерзшего канала, где сначала
просто стоял, а когда пришел в себя - рисовал. Он дышит на озябшие руки,
подходит к камину.
Рембрандт (зовет) . Саския! Я вернулся. Саския! (Обходит вокруг,
убеждается, что ее нет и опускается в кресло, не раздеваясь.)
Через некоторое время в двери, с опущенными руками, появляется Сас-
кия. Раскрасневшаяся от мороза, кашляет.
Рембрандт (бросатеся к ней, обнимает) . Где ты была в такой ужасный
холод?
Саския. Я не могла больше оставаться одна. Я думала, ты уже не вер-
нешься.
Рембрандт . Ну-ну, что тебе взбрело в голову?
Саския (всхлипывая). Я не могла больше оставаться одна. Поэтому я
зашла к госпоже Пинеро... а она сказала, что лучшее средство от моли -
камфара, и дала немного. Тут я сказала ей, что боюсь даже заглядывать в
шкаф, но она ответила, что все это глупости, и что она пойдет со мной и
посмотрит. И она действительно пошла, какая добрая женщина! Все оказа-
лось не так страшно, как я думала: пурпурное покрывало совсем цело, а в
этой старой шали лишь несколько дырочек. Словом, теперь шкаф в порядке:
мы перебрали, вычистили и пересыпали камфарой все шерстянные и бархатные
вещи. А когда госпожа Пинеро ушла, я вычистила и все остальные шкафы са-
ма. Пока я работала, все было хорошо, и я думала только о том, как ты
будешь доволен, но когда я в поту все закончила, было уже четыре часа и
я решила, что ты никогда не вернешься.
Рембрандт (прижимая еще крепче) . Глупенькая девочка, ну куда я де-
нусь?
Саския (всхлипывая). У меня еще не разу так не было печально на серд-
це, и я пошла тебя искать.
Рембрандт . Но это же глупо, в такой мороз, неодетая.
Саския (всхлипывая). Ну вот, что я не сделаю - все глупо. По-твоему,
я - просто дура.
Рембрандт . Я никогда этого не говорил.
Саския . Но ты так думаешь. Ты считаешь, что я расточительна, неряш-
лива, легкомысленна. Ты считаешь, что я не забочусь о доме. По-твоему, я
просто дура.
Рембрандт . Я считаю, что ты должна поддерживать порядок в доме и еще
мне не нравиться, когда ты повышаешь на меня голос.
Саския (простуженным голосом). Ты первый его повысил!
Рембрандт . Кричи, кричи, завтра совсем без голоса останешься!
Саския . Мне он и не нужен. (Выворачиваясь.) Во всяком случае, с то-
бой нам не о чем говорить.
Рембрандт . Вот и хорошо. Мне тоже не помешает капелька тишины.
Саския . Ты ее получишь!
Рембрандт . Чем скорее - тем лучше!.
Саския . Мужлан! (Садится прямо на пол, как детская куколка. Кашляет.
Прикрываясь платком. Потом смотрит на платок, обнаружив кровь.)
Рембрандт . Встань! Зачем ты сидишь на полу?
Саския испуганно протягивает платок. Рембрандт замечает кровь.
Рембрандт . Окуда это?
Саския . Кровь? Кажется, изо рта, когда я кашляла.
Рембрандт (поднимая ее с пола и укладывая в кровать, потом зовет слу-
жанку.) . Гертье!?
Появлется служанка.
Рембрандт . Сходи за доктором Тюльпом.
Саския . Зачем? Не гоняй зря Гертье. Я здорова, у меня ничего не бо-
лит, со мной все в порядке (пытается приподняться и снова кашляет
кровью). Вот только кровь, откуда она?
Гертье . Пожалуй, я пойду за господином Тюльпом.
Рембрандт . Да, быстрее, быстрее.
Гертье уходит. Рембрандт присаживается на край постели. Они молча
смотрят друг на друга.
Рембрандт . О чем ты думаешь?
Саския . Только о том, как хорошо все получилось - куда лучше, чем я
надеялась..
Рембрандт . Что получилось, дорогая?
Саския . Все. Ну все между тобой и мной.
Рембрандт . Между нами все идет, как должно идти.
Саския . Теперь, вот сейчас - да.
Рембрандт наклоняется, поглаживает ее руку.
Саския . Погоди, дай мне высказать то, что у меня на душе, и не пере-
бивай меня: мне станет гораздо легче, когда я скажу все. И не думай,
будто я говорю это, потому что больна, тем более, что это и не так. Ты
должен с завтрашенего дня все время посвятить картине. Она такая краси-
вая, и я все время боюсь, как бы краски не засохли и ты не перестал бы
чувствовать то, что чувствовал раньше.
Рембрандт . Картина подождет.
Саския . Ждать она не может, а случиться может многое, и ты должен
заниматься только ею... хотя это не совсем то, что я хотела сказать. Мой
дядя Сильвиус, упокой, Господи, его душу, был прав, когда говорил, что я
слишком молода и легкомысленна, и что замуж мне надо идти за человека,
который годился бы мне в отцы. Он говорил, что я принесу тебе больше го-
ря, чем счастья, и он был прав. Но я ничего не могла поделать с собой,
потому что очень любила тебя - любила, даже когда мы ссорились, и какие
бы ужасные вещи ты от меня не слышал, я всегда, всегда любила тебя.
Рембрандт . Полно, полно, он был неправ.
Саския . Нет, он был прав. Я-то знаю, мой дорогой, какой наивной и
глупой я была. Я никогда не умела управляться с домом и беречь деньги. Я
не умела даже сделать змечание служанке и содержать в порядке шкаф. Я
слишком многое портила и слишком многое покупала.
Рембрандт . Это я покупал слишком много. Я тратил больше, чем зараба-
тывал. Во всяком случае, я женился на тебе не для того, чтобы ты содер-
жала в порядке шкафы и берегла деньги. Мне было важно не это. Я женился,
чтобы любить тебя, и, видит Бог, получил больше радости, чем мне полага-
лось.
Саския . Правда? Рада это слышать. Но, честно говоря, я думаю, что ты
и тут совершил невыгодную сделку: я слишком много болела и слишком часто
бывала беременна, хоть это была бы не беда, не чувствуй я, что ты обма-
нут - ведь наши дети умирали.
Рембрандт . Я не обманут. Я получил больше, чем заслуживаю, и наш ма-
ленький Титус...
Саския . Да. да, теперь когда существует он, теперь, когда я тебе да-
ла ребенка, да еще такого красивого, такого замечательного, я почти не
думаю о том, как трудно было тебе терпеть меня. Я знаю: теперь, когда я
хоть что-то сделала, как следует, а может быть, даже лучше, ты не винишь
меня и в остальном.
Рембрандт . Я виню тебя?
Саския . Полно! Ты же отлично знаешь, что я имею в виду. Я уверена,
что ты понял меня, дорогой. И я вовсе не собираюсь огорчать тебя. Я сов-
сем не грустная - клянусь, ну совсем. У меня есть все, чего я хотела, -
ты, ребенок, все, чего женщина может потребовать от лучшего и добрейшего
из мужей. Вот мне и захотелось, что бы ты знал, как я с тобой счастлива.
Появляется доктор Тюльп. Проходит, кивая головой Рембрандту, к Сас-
кии.
Тюльп . Здравствуйте, дорогая Саския. Ну-ка, послушаем. (Слушает Сас-
кию. Отрывается.) Все хорошо, во всяком случае, я ничего не слышу. А это
значит - ничего серьезного.
Саския . Но отчего же появилась кровь, доктор?
Тюльп . По ряду причин, милочка. Кровь не обязательно служит призна-
ком воспаления легких или их слабости. Она могла, например, пойти из
горла. Вы сильно кашляли?
Саския . Да сильно. И еще кричала - мы с Рембрандтом поссорились, и я
накричала на него.
Тюльп . Вот и слава Богу! Это научит вас быть послушной женой. Впро-
чем, полежать несколько дней в теплой постели вам тоже не повредило бы.
Саския (к Рембрандту). Принеси одеяло из шкафа в спальне. Я хочу,
чтобы ты поглядел, какой там порядок.
Рембрандт (уходит и вскоре возвращается и набрасывает одеяло). Ты за-
мечательно прибралась в шкафу! Наволочки сложены, как на парад, а пол
натерт как зеркало - хоть смотрись.
Саския. Ну-ну, идите я полежу, я немного устала.
Рембрандт и Тюльп выходят и остаются одни.
Рембрандт . Ну что, доктор?
Тюльп . Рембрандт, считаю, что должен предупредить вас: болезнь у нее
нешуточная.
Рембрандт . О господи, неужели так опасно?
Тюльп (прячет свои руки). Увы.
Рембрандт . Но сделайте хоть что-нибудь, как же так?!
Тюльп. Рембрандт, вы знаете как я отношусь к вам, вы с самого начала
пришлись мне по душе. Что же до Саскии, то я просто люблю ее, но вы
должны приготовиться к самому худшему.
Картина одиннадцатая
Гостиная дома Абигайль. Рембрандт рассматривает предыдущие наброски,
не понимая, почему у него ничего не получается. Абигайль наблюдает за
