тать в Амсетрдаме, но у нас ничего не вышло, и мы вернулись домой.
Хейгенс. Но как бы вы ни были привязаны к семье и родному городу,
вам, все равно, придется со временем покинуть их и устроиться где-нибудь
в другом месте.
Рембрандт . Вероятно, я так и сделаю, ваше превосходительство. Хотя
удастся мне это сделать не скоро.
Хейгенс. На вашем месте, я сделал бы это немедленно. Судя по вашим
картинам, вы давным-давно могли уехать отсюда. Если же вы питаете сомне-
ния в своем праве занять подобающее место среди художников, то подобные
опасения просто нелепы. Ваш маленький "Иуда" - работа подлинного масте-
ра. Де Кайзер, Элиас, Йорданс - да кто угодно не постыдился бы поставить
свою полдпись под такой картиной. Ее с руками оторвут на любом аукционе
в Гааге или Амстердаме.
Ливенс. Да, ваша милость, но лишь при одном условии, что в ниженем
углу будет стоять имя Йорданса, Элиаса или де Кайзера. Картины покупают-
ся ради имени автора, а разве может составить себе имя бедняк, прозябаю-
щий в Лейдене, пусть даже он великолепный художник? Мой друг и настав-
ник, присутствующий здесь, возил свои работы в Амстердам и был настолько
любезен, что захватил несколько моих. Они, конечно, не идут ни в какое
сравнение с его вещами, и я готов первым признать это, хотя написаны они
в том же духе - мы с Рембрандтом горим одним огнем. Но кто купит полотна
никому неизвестных людей? Картины, не уступающие этим, достались мелким
перекупщикам, причем по цене, едва покрывающей наши расходы на холст и
краски.
Рембрандт (смущен прямолинейностью товарища) . Полно, Ян, наши дела
не так уж плохи..
Ливенс. Три флорина за твоего "Философа", пять за твою великолепную
"Cуету-сует", где так превосходно выписаны череп, песочные часы и книги.
Четыре - за моего "Ганимеда". Ну, посудите сами, ваша милость, достаточ-
ная ли это цена? Довольно ли этого за такие картины.
. Рембрандту неудобно за Ливенса. Хейгенс пытается возразить Ливенн-
су, но тот вошел в роль.
Ливенс. Никто из мало-мальски влиятельных людей не купит наши карти-
ны. Те же, кто их все-таки купит, не в состоянии дать приличную цену.
Хейгенс. Ну в этом смысле мы вам поможем. Я - человек, пользующийся
кое-каким влиянием, а, как коллекционер, составил себе имя в Гааге и
Амстердаме. Я буду покупать ваши картины и начну с "Иуды". Я готов пред-
ложить вам за него сто флоринов, господин ван Рейн.
Рембрандт . Сто флоринов - это слишком много, ваша милость.
Хейгенс. Отнюдь (снова подходит к "Иуде"). Она просохла, не правда
ли? Тогда я увезу ее с собой. Деньги у меня при себе, я расчитывал найти
здесь что-нибудь стоящее, но, конечно, не ожидал ничего подобного.
Хейгенс отсчитывает деньги и отодвигает их в тень.
Хейгенс. Хорошо, что вы мне покажете еще? Я расположен покупать.
Рембрандт показывает остальные полотна.
Хейгенс. Эти две вещи сделаны, вероятно, под влиянием Питера Ластма-
на. Я, разумеется, знаком с его работами - одно время на них была
большая мода в Амстердаме.
Рембрандт . Вы правы, ваше превосходительство.
Хейгенс. Но вам так же мало надо подражать ему, как и прятаться в
глуши, да простится мне такое выражение. Следуйте путем, который привел
вас к "Иуде". "Иуда" - вот что вам надо. Ну-с, а эта большая картина,
"Человек в берете", видимо, принадлежит вам, господин Ливенс?
Рембрандт . Да, ее писал он. Но в таком положении вы не оцените ее по
достоинству, мешают картины по сторонам (Рембрандт отодвигает свои по-
лотна).
Ливенс. Если она хоть немного нравится вашей милости, то я целиком
этим обязан Рембрандту. Он подсказал мне сюжет картины, она заключает
собой целую серию полотен, где мы исследовали различные эффекты освеще-
ния.
Хейгенс приближается к картине, потом отходит на две диаганали карти-
ны.
Ливенс. Обратите внимание на руку и книгу, ваша милость. Какой отлич-
ный контраст между сухим пергаментом и живой плотью, не правда ли?
Хейгенс. Верно, верно. Эта картина - нечто совершенно новое, такое,
чего - с уверенностью могу сказать, еще не видели при дворе. Правда,
принц Фредерик-Генрих предпочитает фламандцев... Сейчас он пленен Рубен-
сом, и все, кто окружают его, естественно, питают те же пристрастия. Но
эта картина, хотя и написана голландцем, способна произвестти впечатле-
ние на кого угодно.
Ливенс замер, не смея шелохнуться.
Хейгенс. Мне она пригодиться. Но что до цены , то я в некотором зат-
руднении. Вещь выполнена не так тщательно как "Иуда", впрочем, ей это и
не нужно, но, принимая во внимание размеры...
Ливенс. Цена целиком на усмотрение вашего превосходительства. Я дос-
таточно вознагражден и тем, что вы пожелали приобрести ее.
Хейгенс. Устроят вас полтороста флоринов?
Ливенс. Вы щедры, ваша милость, безмерно щедры.
Хейгенс (к Рембрандту). Значит, у вас нет никаких покровителей в Амс-
тердаме?
Рембрандт . Нет, ваша милость.
Хейгенс . Ну что же, придется мне что-нибудь придумать. А как мне по-
лучить мои картины?
Рембрандт . Кто-нибудь из моих учеников доставит их вам к семи утра..
Хейгенс . Превосходно! (К Ливенсу. ) "Человек в берете" еще сослужит
вам службу, господин Ливенс. Я хочу подарить его принцу Оранскому, чья
коллекция, славится во всем мире. (К Рембрандту. ) А маленького "Иуду"
(Еще раз подходит к картине, будто не хочет с ней расставаться. ) , "Иу-
ду" я оставлю себе. Ну что же, прощайте, господа.
Поклонившись, Хейгенс уходит. Ливенс бросатеся в объятия к Рембранд-
ту. Тот более сдержан.
Ливенс. Рембрандт, дружище, победа!
Ходит, пританцовывая, кругами, потом натыкается на стол и, радостно
причмокивая, ест.
Ливенс. Ты чего, дружище? Возрадуйся, наконец-то свершилось. Господи
помилуй, теперь не будет отбоя от заказчиков, наконец, мы сможем выб-
раться из этого проклятого амбара. Да что ты, Рембрандт? Улыбнись. Вот
молчун.
Рембрандт . Зато ты у нас разговорчив.
Ливенс. Ну брось, да я слегка был на подъеме, да с ними так и надо,
господи, им же нужно все объяснять, иначе так и будешь всю жизнь прозя-
бать в неизвестных художниках. Теперь-то все переменится, давай лучше
выпьем, смотри - совсем про вино забыли.
Рембрандт . Да и я бы выпил, что-то я вспотел.
Ливенс. Вспотел! Ха, Рембрандт вспотел зимой в этом промозглом сарае!
Эй вы там наверху, слышите, нам жарко, мы вспотели от быстрой хотьбы, мы
идем к вам.
Пьют задирая головы, кружаться друг вокруг друга.
Ливенс. Смотри, смотри, наш ангел, полетел!
Рембрандт . Да как живо, ишь, бьет крылами.
Вместе. Прощай, прощай, перелетная птица!
Картина седьмая
Снова гостиная дома Абигайль. Рембрандт закончил набросок и смотрит с
каким-то сладким удовлетворением. Абигайль встала, разминая затекшее те-
ло.
Абигайль. Итак, секретарь принца круто изменил вашу жизнь?.
Рембрандт . Ничуть. А вот Ливенса - да. Через некоторое время принц
подарил картину Ливенса английскому послу, а тот показал ее королю Кар-
лу, и король Англии пригласил Ливенса к Английскому двору.
Аббигайль. А вы? Хейгенс вам написал? Он вспомнил о вас?
Рембрандт . Увы. Меня вытащил из Лейдена доктор Тюльп, заказав груп-
повой портерт хирургов Амстердама. (Рембрандт сделал еще несколько штри-
хов). Ну вот, на сегодня хватит. Кажется, на этот раз, я ухватил самое
главное..
Аббигайль. Разрешите взглянуть на портерт.
Рембрандт . Это всего лишь набросок.
Абигайль подходит, смотрит не в силах скрыть недоумение.
Рембрандт (смотрит сам на рисунок) . Да, да, кажется, я что-то нащу-
пал важное. (Поднимает глаза на Аббигайль. ) Вам не нравится рисунок?
Аббигайль. Мне очень нравится, но...
Рембрандт. Что "но"?
Аббигайль. Я где-то видела это лицо.
Рембрандт. Еще бы!
Аббигайль. Кто эта женщина?
Рембрандт отшатнулся.
Аббигайль. Вам плохо? У вас болит голова?
Рембрандт. Нет, нет, просто показалось... Как это ни удивительно, я
не могу добиться сходства в наброске. Такое со мной случается впервые.
Аббигайль. Но здесь так темно, даже при свечах. Может быть, зажечь
еще один канделябр?
Рембрандт. Нет, благодарю. Свет здесь тоже непричем. Не понимаю, что
случилось, но я никак не могу добиться того, чтобы вы были похожи на се-
бя.
Аббигайль (полушутя, полусерьезно) . Может быть, вам хочется написать
не меня, а кого-то другого?
Рембрандт. С чего вы взяли? Я с первой секунды хотел написать вас.
Аббигайль . Но вспомните: в первый раз вы сказали, что, без сомнения,
где-то уже видели меня. Вероятно, вам хочется написать ту, другую женщи-
ну, которую я вам напоминаю.
Рембрандт. Но если такая женщина и существует, одному Богу известно,
кто она.
Рембрандт, покачиваясь, опускается на стул, закрывает руками глаза.
Аббигайль . Все-таки я принесу вам воды.
Абигайль уходит. Гостинная покрывается туманом. Через некоторое время
появляется хозяйка. Но это уже Саския.
Картина восьмая
Амстердам (1634-1637гг.). Гостиная над художественной лавкой Хендрика
Эйленбюрха. Богема. Здсеь начинается вечеринка в честь Рембрандта,
только что закончившего первый в своей жизни групповой портрет - "Урок
хирургии доктора Тюльпа", произведший настоящий фурор в Амстердаме. Ком-
ната служила торговцу сразу всем: гостиной, столовой, кухней. Здесь очаг
и множество кастрюль и сковородок, а также и спальней - огромное ложе,
прикрытое сегодня для приcтойности куском винно-красного бархата и мед-
вежьей шкурой. На ложе, растянувшись во весь рост, с непринужденностью и
беззаботностью, лежит довольный своей холостяцкой судьбой доктор Маттейс
Колкун. Заложив руки за голову и задрав вверх изящную бородку, он разго-
варивает с одетой в строгой платье Маргаретой вын Мейер (подруга Лис-
бет), которая сидит у него в ногах на краю ложа. В - углу клависин. В
противоположном конце комнаты, держа над огнем сковродку, сидит на кор-
точках Хендрик. У окна, залитого красным золотом заката, стоит кузина
Хендрика, Саския ван Эйленбюрх.
Колкун (витийствуя). ...Земля, воздух, вода и огонь, причем первичным
элементом был огонь: все остальное по Гераклиту, дорогая Маргарета, про-
изводные от него.
Хендрик (воюя со сковородкой). Огонь, может быть, и первичный эле-
мент, но сейчас мне нужна вода. Этот соус слишком быстро густеет.
Саския отрывается от окна, берет кувшин и подливает воду.
Хендрик. О, Саския, милая кузина, ты чудо!
Появляется молодой Рембрандт с Лисбет.
Хендрик. Рембрандт!... Пришел виновник торжества! (передает сковород-
ку Саскии. Обнимает Рембрандта. ) Корона! Где корона!? Куда вы засунули
ее, Маттейс?
Колкун (не меняя положения). Под кровать (выволакивет из-под кровати
нелепый зеленый венок и швыряет его на середину комнаты).
Рембрандт. Пожалуйста, не уговаривайте меня надеть эту штуку.
Хендрик. Обязательно наденете. Мы нарочно ее заказали. К сожалению,
это только самшит - лавра не достали. А ты, Саския, возьми свой - вон
висит на гвозде, рядом с маленькой сковородкой... Саскии мы заказли точ-
но такой же.
Рембрандт. Ну раз так... (позволяет надеть на себя корону).
Саския (к Лисбет). Прямо я надела его, Лисбет ван Рейн?
Лисбет. Уж вовсяком случае прямее, чем Рембрандт.
Саския (подходит к Рембрандту. Ваш венок сидит криво, между тем пред-
полагается, что вы настоящий олимпиец, а не какой-нибудь Пан или Силен
(поправляет ему корону).
Рембрандт чуть не задыхается от ее близости. В эту минуту появляется
доктор Тюльп. Он обходит комнату, здороваясь со всеми присутвсующими.
Тюльп (к Рембрандту). Мое почтение маэстро, вам не жмет олимпийский
венок? (к Саскии.) Саския, вы прекрасны, как Прозерпина. Подходит к Мар-
гарете. Маргарета, вы не забыли свою флейту? (к Лисбет.) Лисбет ван
Рейн, разрешите поцеловать вашу ручку, держите своего брата в строгости,
