моего Шолема, моего мужа. Если пожелаете, я могу повторить эти слова.
Чтимая Мать задумалась, обвела взглядом помощников и советников по
обе стороны от возвышения, которые уже начали проявлять признаки скуки и
нетерпения. Почему она просто не убьет эту падаль?
Ребекка, увидев оранжевый огонь насилия в уставившихся на нее сотнях
глаз, внутренние сжалась. И теперь воспоминание о муже, которого она
всегда мысленно звала ласкательным именем Шоель, и его словах придало ей
сил. "Полный талант" проявился в нем еще в детстве. Некоторые называли
его инстинктом, но Шоель никогда не употреблял этого слова.
- Доверяй ощущениям, идущим из нутра. Вот что всегда говорили мои
учителя.
По его словам это выражение было настолько приземленным, что зачастую
отталкивало тех, кто приходил искать "эзотерических тайн".
- В этом нет никакого секрета, - говорил Шоель. - Это тренировки и
упорный труд, как и все остальное. Ты задействуешь то, что они называют
"малым восприятием", способность отслеживать малейшие изменения реакций
человека.
Те же мелкие признаки Ребекка могла теперь различить в тех, кто в
упор смотрел на нее. Они хотят моей смерти. Почему?
Великая любит показывать свою власть надо всеми, - помог советом Гла-
шатай. - Она делает не то, чего хотелось бы другим, а то, чего, по ее
мнению, они не хотят.
- Великая Чтимая Матре, - рискнула Ребекка, - вы так богаты, так мо-
гущественны. Конечно, же у вас найдется какое-нибудь место среди низших
слуг, где я могла бы вам Пригодиться.
- Так ты хочешь поступить ко мне на службу?
Что за звериная ухмылка!
- Это осчастливило бы меня. Великая Чтимая Матре.
- Я здесь не для того, чтобы делать тебя счастливой.
- Тогда осчастливь нас. Дама, - Лонго спустилась на ступеньку вниз. -
Позволь нам поиграть с...
- Молчать!
Ах вот как. Ошибкой было назвать ее интимным именем здесь перед все-
ми.
Лонго отпрянула, едва не уронив стимулятор.
Великая Чтимая Матре сверлила оранжевым взглядом Ребекку.
- Ты вернешься к своему жалкому существованию на Гамму, несчастная. Я
не убью тебя. Это было бы милосердием. Увидев то, что мы могли бы тебе
дать, ты проживешь свою жизнь без этого.
- Великая Чтимая Матре! - запротестовала Лонго. - Мы подозреваем,
что...
- У меня есть подозрения на твой счет, Лонго. Отошли ее назад и жи-
вой! Ты меня слышишь? Или ты думаешь, что мы неспособны отыскать ее, ес-
ли она нам понадобится?
- Нет, Великая Чтимая Матре.
- Мы следим за тобой, несчастная.
Приманка! Она рассматривает тебя как приманку, на которую можно пой-
мать более крупную дичь. Интересно. У нее все же есть голова на плечах,
и, несмотря на свою жестокость, она знает, как ее использовать. Так вот
как она пришла к власти.
Весь обратный путь на Гамму, скорчившись в вонючем трюме на когда-то
принадлежавшем Гильдии корабле, Ребекка размышляла над затруднительным
положением, в котором очутилась. Конечно, эти шлюхи не ожидали, что она
ошибочно истолкует их намерения. Но... может и ожидали. Лизоблюдство,
раболепие. Они купаются в подобных вещах.
Она знала, что это понимание в равной мере происходило как от Яснови-
дения ее дорогого Шоеля, так и от советчиков с Лампадас.
- Ты аккумулируешь множество мелких наблюдений, воспринятых чувства-
ми, но никогда не вышедших на поверхность сознания, - говорил Шоель. -
Слитые в единое целое они способны сказать тебе многое, но не языком, не
тем, на котором между собой говорят люди. В языке нет необходимости.
Ей подумалось тогда, что это одна из самых странных вещей, какие она
когда-либо слышала. Но это было до ее собственной Агонии. Ночью в посте-
ли, защищенные и умиротворенные ночной темнотой и прикосновением любящей
плоти, они действовали без слов, но и, делили слова.
- Язык заслоняет от тебя мир, - продолжает Шоель. - Что нужно, так
это научиться читать свои собственные реакции. Иногда удается найти сло-
ва, чтобы описать их... иногда... нет.
- Никаких слов? Даже, чтобы задать вопрос?
- Так ты хочешь слов? Каких? Доверие. Вера. Правда. Честность.
- Это добрые слова, Шоель.
- Они не попадают в цель. Не впадай в зависимость от них.
- А на что полагаешься ты?
- На мои собственные внутренние реакции. Я читаю самого себя, а не
людей, что стоят передо мной. Я всегда узнаю ложь, потому что к лжецу
мне хочется повернуться спиной.
- Так вот как ты это делаешь! - она стучит кулачком по мускулистой
руке.
- Другие делают это иначе. Я слышала, как одна женщина говорила, что
она распознает ложь, потому что ей хочется взять лжеца за руку и пройти
несколько миль, успокаивая его. Можно считать это чушью, но это срабаты-
вает.
- Я думаю, это очень мудро, Шоель.
В ней говорит любовь, она не очень-то понимает о чем он говорит.
- Драгоценная любовь моя, - он укачивает ее как ребенка, - Ясновидя-
щие обладают Даром, который, раз проснувшись, работает всегда. Прошу, не
говори мне, что я мудр, когда в тебе говорит только любовь.
- Прости, Шоель. Но мне хочется знать все, что знаешь ты.
Он чуть сдвинул ее голову, так чтобы ей было удобнее.
- Знаешь, что говорил мой инструктор третьей степени? "Не знай ниче-
го! Научись быть абсолютно наивным!"
- Совсем ничего? - она потрясена.
- Ты подходишь ко всему как с пустой, чистой грифельной доской, на
тебя не влияет ничто, в тебе ничего нет. Что не будет написано на этой
доске, напишешь ты это сам.
Она начинает понимать:
- Ничто не вмешивается.
- Точно. Ты - как изначальный невежественный язычник, совершенно бе-
зыскуственный, вплоть до того, что впадает в конечную иссушенность. Мож-
но сказать, ты находишь ее, не ища.
- А вот это мудро, Шоель. Спорим, ты был лучшим учеником, какой у них
когда-либо был, самым быстрым и...
- Я считал все это невероятной чушью.
- Неправда!
- Пока однажды я не почувствовал, как во мне что-то всколыхнулось.
Это было не движение мускулов или чтото, что мог бы обнаружить кто-то
иной. Просто сжатие.
- Где?
- Я не смог бы описать. Но мой инструктор четвертой ступени подгото-
вил меня к этому. "Касайся этого существа нежно. Осторожно". Один из
учеников решил, что инструктор имеет в виду реальные руки. Как же мы хо-
хотали.
- Это было жестоко.
Она коснулась его щеки и почувствовала, как она уже начинает покры-
ваться жесткой щетиной. Было поздно, но ей не хотелось спать.
- Пожалуй, жестоко. Но когда это что-то пришло, я узнал его. Ничего
подобного я не чувствовал раньше. Да и к тому же я был удивлен. Понима-
ешь, узнав его, я понял, что это было во мне всегда. Оно было таким зна-
комым. Это во мне всколыхнулось Ясновидение.
Ей показалось, она может ощутить, как Ясновидение шевелится внутри
нее самой. Ощущение чуда в его голосе пробудило в ней что-то.
- Тогда это было моим, - сказал он. - Это принадлежало мне и я при-
надлежал этому.
- Как это должно быть чудесно, - в ее голосе благоговение и зависть.
- Нет! Часть этого я ненавижу. Видя некоторых людей таким образом,
как бы видишь их выпотрошенными, с висящими наружу внутренностями.
- Отвратительно!
- Да, но всегда есть и награда, любимая. Иногда ты встречаешь других
людей, людей, которые как прекрасные цветы, протянутые тебе невинным ре-
бенком. Невинность. Ей отвечает невинность во мне самом, и во мне креп-
нет мой дар. Вот что ты делаешь для меня, любовь моя.
Не-корабль Чтимых Матре прибыл на Гамму, и они высадили ее возле кучи
отбросов с корабля, но ей в сущности было все равно. Дома! Я дома, и
Лампадас выжил вместе со мной.
Рабби, однако, не разделял ее энтузиазма.
И вновь они сидели в его кабинете, но теперь она чувствовала Иную Па-
мять внутри себя, как более знакомую, почти родную, чувствовала большую
уверенность в ней. И ему это было видно.
- Ты более чем когда либо похожа на них! Это нечисто.
- Рабби, предки каждого из нас нечисты. Мне повезло, что я знаю неко-
торых из своих.
- Что это? Что ты такое говоришь?
- Мы все - потомки людей, которые творили страшные вещи, рабби. Мы не
любим думать о варварах среди наших предков, но тем не менее они есть.
- Что за слова!
- Преподобные Матери способны вспомнить их всех, рабби. Вспомни исто-
рию, выживают победители, завоеватели. Понимаешь?
- Я никогда не слышал, чтобы ты говорила столь резко. Что случилось с
тобой, дочь моя?
- Я выжила, зная, что победа иногда достигается сделкой с моралью.
- Да что с тобой? Это - злые слова.
- Злые? Варварство - еще слишком мягкое слово, для всего того зла,
что творили наши предки. Предки всех нас, рабби.
Она видела, что причинила ему боль, чувствовала жестокость собствен-
ных слов, но не могла остановиться. Как может он бежать от правды в том,
что она говорит? Он же человек чести.
- Рабби, - говорила она теперь мягче, "но тем глубже ранили его ее
слова, - если бы ты стал свидетелем, хотя бы части того, что вынудили
меня узнать Иные Воспоминания, ты бы вернулся назад, ища новых слов для
обозначения зла. Некоторые деяния наших предшественников испоганят любой
ярлык, какой ты сможешь себе представить.
- Ребекка... Ребекка... Я знаю необходимость...
- Не отговаривайтесь "необходимостью времени"!
Вы, как рабби, способны на большее. Значит, в нас нет голоса совести?
Есть, просто иногда мы не слушаем его.
Он закрыл лицо руками, взад и вперед раскачиваясь в старом кресле.
Кресло скрипело похоронной жалобой.
- Рабби, вас я всегда уважала и любила. Для вас я прошла через Аго-
нию. Я разделила Лампадас для вас. Не отворачивайтесь от того, что я уз-
нала из этого.
- Я не отворачиваюсь, - он убрал руки от лица, - не отрицаю ничего,
дочь моя. Но позволь мне мою боль.
- Плевать на все эти рациональные рассуждения, то, с чем мне незамед-
лительно нужно справиться, - это то, что нет в мире невиновных.
- Ребекка!
- Виновный, может, и не правильное слово, рабби, но наши предки со-
вершили поступки, за которые надо заплатить.
- Это я понимаю, Ребекка. Это баланс, который...
- Не говорите мне, что вы что-то понимаете, когда я знаю, что это не
так, - она вскочила с кресла и смотрела теперь на него сверху вниз. -
Это не книга бухгалтерских балансов, которые надо свести. Как далеко в
прошлое вы готовы зайти?
- Ребекка, я твой рабби. Ты не должна говорить таким образом, особен-
но со мной.
- Чем дальше ты уходишь вспять, рабби, тем ужаснее жестокость, тем
выше цена. Ты не способен уйти так далеко, но я вынуждена.
Повернувшись, она вышла из кабинета, оставив без внимания его полный
мольбы голос, боль, с которой он произносил ее имя. Закрывая дверь, она
услышала, как он проговорил:
- Что мы наделали? Израэль, помоги ей.
Написание истории - процесс, слишком напоминающий отвлекающий маневр.
Большинство исторических отчетов отвлекают внимание от движения скрытых
сил и их тайных влияний, скрывающихся за великими событиями.
Баша Тэг
Предоставленный самому себе, Айдахо часто отправлялся исследовать
свою тюрьму на не-корабле. Так много, что еще нужно увидеть и узнать об
этом иксшанском артифакте.
Он бросил мерить шагами рабочую комнату, остановился взглянуть на
ком-камеры, встроенные в блестящую поверхность двери. Они за ним следят.
У него возникло некое странное ощущение - будто он смотрит на самого се-
бя сквозь эти шпионящие за каждым движением узника глазки. Что думают,
глядя на него. Сестры? Коренастый мальчишка-гхола из давным-давно мерт-
вой Обители на Гамму превратился в долговязого юношу, потом в высокого
мужчину: смуглая кожа, темные волосы. Волосы были теперь длиннее, чем
тогда, когда он вошел на не-корабль в последний день Дюны.
Глаза Бене Джессерит проникали под кожу. Айдахо был уверен, они по-
