Он машинально качал головой, улыбаясь странной, приклеенной улыбкой.
Слабым, бесцветным голосом он твердил, что это приехали не за ним,
не за старым, добрым Аарфи. "Нет, ваше высочество..." --
старательно убеждал он себя даже тогда, когда тяжелые шаги уже
слышались на лестнице и грохотали на площадке, даже тогда, когда
беспощадные кулаки оглушительно забарабанили в дверь. Дверь
распахнулась настежь, и двое рослых, крепких, мускулистых полицейских
с ледяными взглядами, твердо сжатыми губами и железными челюстями
быстро прошагали через комнату и арестовали... Йоссариана.
Они арестовали его за то, что он прибыл в Рим без увольнительной.
Они принесли Аарфи извинения за вторжение и увели Йоссариана,
подхватив его под руки жесткими, как стальные кандалы, пальцами.
Спускаясь по лестнице, они не проронили ни слова. Двое других военных
полицейских с дубинками, в белых шлемах дожидались их в закрытой
машине. Йоссариана усадили на заднее сиденье, и машина помчалась
сквозь дождь и грязный туман к полицейскому участку. На ночь его
заперли в камере, а на рассвете доставили на аэродром. Еще два
великана из военной полиции с дубинками и в белых шлемах поджидали его
у транспортного самолета. Моторы уже разогревались, на зеленых
запотевших цилиндрических обтекателях дрожали капельки пара.
Полицейские не разговаривали между собой, они даже не удостоили друг
друга кивком головы. Йоссариан никогда не видывал таких гранитных
морд.
Самолет взлетел и взял курс на Пьяносу. Еще двое молчаливых,
военных полицейских дожидались их на посадочной полосе. Теперь их
стало восемь. Четко держа равнение и по-прежнему не проронив ни слова,
они промаршировали к двум машинам, расселись, и джипы, жужжа
колесами, понеслись мимо всех четырех эскадрилий к зданию штаба
полка. Здесь на стоянке их дожидались еще двое военных полицейских.
Все десять человек, здоровенных, сосредоточенных, молчаливых верзил,
обступили его, возвышаясь над ним, словно сторожевые башни, и напра-
вились к входу. Гравий ритмично и жалобно скрипел под их башмаками.
Йоссариану казалось, что они непрерывно наращивают темп. Его охватил
ужас. Каждый из этих десяти обладал такой силищей, что мог одним
ударом размозжить Йоссариану голову. Стоило им сомкнуть свои
массивные, твердые, как валуны, плечи, и от него осталось бы мокрое
место. Путей к спасению не было. Он даже не мог разглядеть лица тех
двух полицейских, что держали его под руки. Зажатый двумя тесными
шеренгами, Йоссариан быстро-быстро перебирал ногами. Они еще наддали,
и ему показалось, что ноги его оторвались от земли и он летит. Четко
печатая шаг, они поднялись по широкой мраморной лестнице на верхнюю
площадку, где их дожидались еще двое военных полицейских с
непроницаемыми каменными лицами. Прибавив ходу, они протопали
по длинной галерее,нависающей над огромным вестибюлем. Теперь
они печатали шаг по тусклому, выстланному плиткой полу. В пустом
вестибюле их шаги грохотали, как страшная, все убыстряющаяся
барабанная дробь. И еще прибавив темп, и еще чеканней держа равнение,
они подошли к кабинету полковника Кэткарта. Теперь, когда Йоссариан
стоял лицом к лицу со своей судьбой, ледяной ветер ужаса засвистел в
его ушах. Подполковник Корн, удобно расположив свою филейную часть
на уголке письменного стола полковника Кэткарта, приветствовал
Йоссариана теплой, душевной улыбкой и сказал:
-- Ну так вот, мы отправляем вас домой.
40. "Уловка-22".
Это, конечно, была уловка.
-- "Уловка двадцать два"? -- спросил Йоссариан.
-- Конечно, -- любезно ответил подполковник Корн. Величественным
взмахом руки и чуть презрительным кивком (он всегда держался в
высшей степени небрежно, когда мог позволить себе быть в высшей
степени циничным) он выпроводил могучих стражей и уставился на
Йоссариана. Его глаза за квадратными стеклами очков без оправы
блестели веселой хитрецой. -- В конце концов, мы не можем отправить вас
домой за то, что вы отказались летать на задания, а остальных держать
здесь, на войне. Вряд ли это будет справедливо по отношению к ним.
- Да, черт побери, вы правы! - выпалил полковник Кэткарт. Он
вперевалку расхаживал взад-вперед, сопя и пыхтя, словно разъяренный
бык. -- Я связал бы его по рукам и ногам, швырнул бы в самолет и силком
заставил летать на каждое задание. Вот как бы я поступил.
Подполковник Корн жестом попросил полковника Кэткарта помолчать
и улыбнулся Йоссариану.
-- Вы, знаете ли, заварили кашу, которую приходится расхлебывать
полковнику Кэткарту, -- заметил он добродушно, будто вся эта история
нисколько его не огорчала.
-- Люди недовольны, боевой дух упал. И все -- по вашей вине.
-- Нет, по вашей, -- парировал Йоссариан. -- Из-за того, что вы
увеличили норму вылетов.
-- Нет, по вашей, -- возразил подполковник Корн. -- Из-за того, что
вы отказались выполнять норму. Пилоты выполняли столько заданий,
сколько мы требовали, и были вполне довольны жизнью, потому что у них
не было иного выбора. Теперь вы им подали идею, пробудили в них разные
надежды, и они почувствовали себя несчастными. Так что вы кругом
виноваты.
-- Разве он не знает, что война еще продолжается? -- угрюмо спросил
полковник Кэткарт, не глядя на Йоссариана. Тяжелыми шагами он мерил
кабинет.
-- Знает, конечно, -- ответил подполковник Корн. -- Я даже
подозреваю, что именно по этой причине он и отказывается летать.
-- Выходит, ему безразлично -- идет война или нет?
-- Может быть, вспомнив о том, что война продолжается, вы
откажетесь от своего решения? -- с иронической серьезностью
полюбопытствовал подполковник Корн, передразнивая полковника
Кэткарта.
-- Нет, сэр, -- с лукавой усмешкой ответил Йоссариан:
он уловил тон подполковника Корна.
-- Ах, вот этого-то я и опасался, -- заметил подполковник Корн с
притворным вздохом и, сцепив руки, удобно положил их на свою
обширную, сверкающую, загорелую лысину. -- А ведь, знаете, откровенно
говоря, мы относились к вам не так уж плохо. Мы вас кормили, вовремя
выдавали жалованье, наградили орденом и даже сделали вас капитаном.
-- Я никогда бы не дал ему капитана! -- с горечью воскликнул
полковник Кэткарт. -- Я отдал бы его под суд, еще когда он наложил в
штаны во время налета на Феррару и дважды зашел на цель.
-- Я вам говорил, чтобы вы его не повышали, -- сказал подполковник
Корн, -- но вы меня и слушать не захотели.
-- Нет уж, простите, это вы меня убедили повысить его в звании.
Разве не так?
-- Я доказывал вам, что не надо его повышать. А вы все-таки меня не
послушались.
-- Если бы вы так сказали, я бы послушался.
-- Вы никогда меня не слушаете, -- твердил подполковник Корн. --
Потому-то мы и торчим с вами в этой дыре.
-- А-а, ладно, ерунда. Не будем толочь воду в ступе. -- Полковник
Кэткарт засунул руки в карманы и, ссутулясь, отвернулся. -- Чем
пикироваться со мной, подумайте-ка лучше, что нам делать с ним.
-- Боюсь, что нам придется отправить его домой. - И торжествующе
хихикнув, подполковник Корн повернулся к Йоссариану: -- Ну, Йоссариан,
для вас война окончилась. Мы намерены отправить вас домой. Вы,
конечно, сами понимаете, что этого не заслужили, и это как раз одна из
причин, почему я не возражаю против вашей отправки. Мы решили вернуть
вас в Штаты, поскольку любой другой вариант будет еще более
рискованным. Мы разработали одну небольшую сделку и предлагаем...
-- Какую сделку? -- насторожился Йоссариан. Подполковник Корн
откинул голову и расхохотался:
-- О, сделка преподлейшая. На этот счет можете не заблуждаться. Но,
по-моему, она вас вполне устроит.
-- Ну, это еще надо посмотреть.
-- Устроит, нисколько не сомневаюсь, хотя сделка, скажем прямо,
вонючая. Да, кстати, вы никому из пилотов не говорили, что отказались
летать на задания?
-- Нет, сэр, не говорил, - поспешно заверил его Йоссариан.
Подполковник Корн одобрительно кивнул:
-- Превосходно. Мне нравится, как вы лихо лжете. Вы далеко пойдете,
если направите свое честолюбие на что-нибудь стоящее.
-- А известно ли ему, что война еще не кончена? -- завопил вдруг
полковник Кэткарт и энергично продул мундштук.
-- Не сомневаюсь, что известно, -- язвительно ответил подполковник
Корн, -- поскольку вы уже задавали ему этот вопрос. -- Страдальческой
гримасой подполковник Корн дал понять Йоссариану, как тяжко ему
приходится с этим Кэткартом. Темные глаза Корна искрились нагловатой
хитрецой. Упершись обеими руками в край письменного стола, он
приподнял свои пухлые ляжки и уселся поглубже и поудобнее.Его короткие
ножки болтались, не доставая до пола, а ботинки слегка постукивали
по желтой тумбе дубового стола.
Линялые коричневые носки без подвязок вялыми кольцами сползали ниже
лодыжек -- удивительно тоненьких и беленьких.
-- А знаете, Йоссариан, -- дружески заговорил подполковник Корн,
будто осененный неожиданной мыслью, которая показалась ему
одновременно и смешной и верной,-- по правде говоря, я отчасти
даже восхищаюсь вами. Вы умный человек с сильным характером, и вы
отважились на исключительно смелый поступок. А я -- человек умный,
но бесхарактерный. Кто же лучше меня может оценить ваш поступок?
-- Сейчас очень тяжелый момент, -- обиженным тоном заявил полковник
Кэткарт из дальнего угла кабинета, совершенно не обращая никакого
внимания на подполковника Корна.
-- Момент в самом деле трудный, -- согласился подполковник Корн и
миролюбиво кивнул. - Только что сменилось вышестоящее командование, и
мы можем предстать в весьма неблагоприятном свете перед генералами
Шейскопфом и Пеккемом. Вы это хотели сказать, полковник?
-- Неужели он начисто лишен патриотизма?
-- Неужели вы не хотите сражаться за родину? -- спросил подполковник
Корн, пародируя резкий и самодовольный тон полковника Кэткарта.
-- Неужели вам жаль отдать свою молодую жизнь за полковника Кэткарта и
за меня?
Удивленный и встревоженный словами подполковника Корна, Йоссариан
весь так и напрягся.
-- Что-что? -- воскликнул он..-- А какое отношение вы и полковник
Кэткарт имеете к родине? Родина -- это одно, а вы -- это совсем другое.
-- Но как можно разделять нас? -- спокойно, без тени возмущения
спросил подполковник Корн: он продолжал паясничать, издеваясь над
полковником Кэткартом.
-- Верно! -- с пафосом закричал полковник Каткарт. -- Или вы для нас
или вы против нас. Вопрос стоит только так.
-- Думаю, что до него дошло, -- сказал подполковник Корн и добавил:
-- Или вы для нас, или вы против родины. Все очень просто.
-- Ну нет, подполковник, меня на этом не поймаешь.
Подполковник Корн был невозмутим:
-- Откровенно говоря, меня тоже. Но многие на это клюют. Итак, ваше
слово.
-- Вы позорите ваш мундир! -- яростно взревел полковник Кэткарт. В
первый раз за весь разговор он взглянул прямо в лицо Йоссариану. --
Хотел бы я знать, как вы пролезли в капитаны?
-- Вы что, забыли, полковник? Ведь это вы его произвели, -- мягко
напомнил подполковник Корн, подавляя смешок.
-- Да, и совершенно напрасно.
-- А я говорил вам: не надо этого делать, -- сказал подполковник
Корн. -- Но вы и слушать меня не хотели.
-- Ладно; хватит толочь воду в ступе! -- закричал полковник Кэткарт.
Он упер кулаки в бока и, прищурившись, уставился на подполковника
Корна злобным, подозрительным взглядом: -- Послушайте, вы-то на чьей,
собственно говоря, стороне?
-- На вашей, полковник. На чьей же еще?
