боевые задания?
-- Да, Милоу, я запрещаю вам впредь летать на боевые задания, --
объявил полковник суровым и непреклонным тоном.
-- Но это несправедливо, сэр, - запротестовал Милоу
- А как насчет моего послужного списка? Другим пилотам -- и слава,
и награды, и популярность. А я должен страдать только потому, что в
поте лица своего руковожу столовой?
-- Конечно, Милоу, это несправедливо. Но я не представляю, что
тут можно сделать.
-- Может быть, кто-то другой будет выполнять за меня боевые
задания?
-- А что, если действительно кто-то другой будет выполнять за вас
боевые задания? -- задумчиво произнес полковник Кэткарт. -- Ну, скажем,
бастующие шахтеры из Пенсильвании или Западной Виргинии?
Милоу покачал головой:
-- Их слишком далеко придется везти. А почему бы не заставить
пилотов из нашей эскадрильи, сэр? В конце концов, все, что я делаю, я
делаю для них. В благодарность за это они должны что-то сделать и
для меня.
-- А что, если действительно заставить пилотов из вашей эскадрильи,
Милоу? - воскликнул полковник Кэткарт. - В конце концов, все, что вы
делаете, вы делаете для них. В благодарность за это и они должны
что-то сделать для вас.
-- Что справедливо, то справедливо, сэр.
-- Разумеется, что справедливо, то справедливо.
-- Они могли бы летать по очереди, сэр.
-- Действительно, Милоу, почему бы им по очереди не летать за вас
на задания!
-- А кто будет получать награды?
-- Вы будете получать награды, Милоу. И если кто-то заслужит
медаль, летая за вас, то эту медаль получите вы.
-- А кто будет умирать, если его собьют? - Кто летает, тот и
умирает. В конце концов, Милоу,что справедливо, то справедливо.
Только, видите ли, какое дела...
-- Тогда вам придется увеличить норму боевых вылетов, сэр?
-- Я-то ее повысил бы, но не уверен, подчинятся ли летчики. Они и
так злятся, что я взвинтил норму до семидесяти. Но если б мне удалось
уговорить хотя бы одного, то, вероятно, и другим пришлось бы
смириться.
-- Нейтли готов летать и дальше, сэр, -- сказал Милоу. -- Мне только
что сообщили под большим секретом, что он готов на все, лишь бы
остаться в Европе с любимой девушкой.
-- Так вот Нейтли и будет летать дальше, -- объявил полковник
Кэткарт и на радостях хлопнул в ладоши. -- Да, Нейтли будет летать. И
на сей раз я действительно увеличу норму вылетов сразу до восьмидесяти
и заставлю позеленеть от злости генерала Дрвдла! А заодно, это хороший
повод опять послать эту грязную крысу Йоссариана в бой, где ему,
может быть, свернут шею.
-- Йоссариана? -- Честное, простодушное лицо Милоу выразило
глубочайшую озабоченность, и он задумчиво покрутил кончик рыжеватого
уса.
-- Да, Йоссариана. Я слышал, он ходит повсюду и бубнит, что,
поскольку от отлетал положенное, война для него закончилась. Может
быть, он и отлетал положенное ему, но он не отлетал положенного вам.
А? Ха! Ха! То- то он удивится, когда узнает!
-- Сэр, Йоссариан -- мой друг, -- возразил Милоу. -- И мне тяжело было
бы думать, что по моей вине ему пришлось снова рисковать головой. Я
многим обязан Йоссариану. Нет ли какого-нибудь способа сделать для
него исключение?
-- О нет, Милоу, -- назидательно изрек полковник Кэткарт,
шокированный таким предложением. -- У нас нет любимчиков. Мы должны
относиться ко всем одинаково.
-- Ради Йоссариана я готов пожертвовать всем, что у меня есть, --
мужественно продолжал Милоу отстаивать Йоссариана. -- Но поскольку у
меня ничего нет, следовательно, и жертвовать мне нечем. Не так ли?
Стиле быть, Йоссариан должен рисковать наравне с другими.
-- Что справедливо, то справедливо.
-- Да, сэр, что справедливо, то справедливо, - согласился Милоу.
-- В конце концов, Йоссариан не лучше других, и он не имеет права на
какие-то особые привилегии...
-- Конечно, не имеет, Милоу Что справедливо, то справедливо.
На сей раз Йоссариан не успел прибегнуть к спасительным мерам:
полковник Кэткарт объявил свой приказ о повышении нормы вылетов до
восьмидесяти в конце того же дня. Йоссариан не успел ни отговорить
Нейтли от участия в этом налете, ни даже вступить в тайный сговор с
Доббсом, чтобы убить полковника Кэткарта. На следующее утро, едва
забрезжил рассвет, внезапно прозвучала тревога, в столовой еще не
приготовили приличного завтрака, а летчиков уже затолкали в
грузовики, которые вихрем помчались сначала к инструкторской, а затем
на аэродром, где тарахтящие бензозаправщики уже перекачивали бензин
в самолетные баки, а оружейные команды спешно поднимали лебедками
тысячефунтовые фугаски в бомбовые люки. Все носились сломя голову, и,
как только самолеты заправились, пилоты сразу же начали заводить и
разогревать моторы.
Разведка донесла, что в это утро немцы собираются отбуксировать из
сухого дока Специи вышедший из строя итальянский крейсер и затопить
его у входа в гавань, чтобы помешать союзным войскам воспользоваться
глубоководным портом, когда они займут город. На сей раз данные
военной разведки оказались точными. Когда самолеты подошли к гавани
с запада, длинный корабль находился на полпути к месту затопления, и
они разнесли крейсер вдребезги. Каждое звено отличилось прямым
попаданием, и летчики очень гордились этим. Но вдруг они оказались а
пучине мощного заградительного огня: зенитки били отовсюду, со всего
огромного подковообразного, гористого побережья. Даже Хэвермейеру
пришлось прибегнуть к самым диким противозенитным маневрам, когда он
увидел, какое большое расстояние еще нужно пройти, чтобы выскользнуть
из зоны зенитного огня, а Доббс, ведя самолет, делал "зиги", когда
надо было делать "заги", и зацепил крылом соседний самолет, снеся ему
напрочь хвост. Крыло машины Доббса обломилось у самого основания, и
самолет бесшумно пошел камнем вниз, не оставляя за собой ни огня,ни
дыма. Оторвавшееся крыло вертелось медленно и деловито,словно барабан
бетономешалки, а сам самолет с нарастающей скоростью падал носом
вниз, пока не врезался в воду. От удара море вспенилось, и на
темно-голубой глади выросла белая лилия, а едва самолет скрылся
под водой,лилия опала бурлящей россыпью яблочно-зеленых пузырей.
Все было кончено за несколько секунд. Никто не выпрыгнул с парашютом.
А в самолете, которому Доббс снес хвост, погиб Нейтли.
36. Подвал.
Узнав о гибели Нейтли, капеллан чуть сам не умер. Он сидел у себя
в палатке и, нацепив очки, корпел над бумагами, как вдруг зазвонил
телефон и с аэродрома сообщили о воздушной катастрофе. Внутри у
капеллана как будто все оборвалось. Дрожащей рукой он положил трубку
на рычаг. Другая рука тоже дрожала. Несчастье было столь громадно, что
не умещалось в сознании. Погибло двенадцать человек -- как это
чудовищно, страшно, невероятно! Ужас рос. Сколько раз капеллан
безотчетно просил бога, чтобы смерть миновала Йоссариана, Нейтли,
Заморыша Джо и остальных его друзей, а потом раскаивался и бранил
себя: ведь молясь за благополучие своих друзей, он тем самым вымаливал
смерть для других, совершенно неизвестных ему молодых людей. Сейчас
молиться было слишком поздно, а ничего другого он делать не умел.
Сердце тяжело стучало, стук его, казалось, доносился откуда-то извне.
Он понял, что отныне, когда он сядет в кресло зубного врача, или
взглянет на хирургические инструменты, или окажется свидетелем
автомобильной катастрофы, или услышит крик в ночи, сердце его будет
так же неистово биться о ребра и он будет ощущать такой же, как
теперь, ужасный страх перед смертью. Он понял, что отныне, когда будет
смотреть бокс, в голову ему обязательно полезет мысль о том, что
однажды он упадет в обморок на тротуаре и проломит себе голову или
что его ждет неминуемый разрыв сердца и кровоизлияние в мозг. Он не
был уверен, суждено ли ему еще увидеть свою жену и малышей. "Да и
стоит ли,- размышлял он, -- вообще возвращаться к жене?
-- Капитан Блэк посеял в его душе сильные сомнения относительно
женской верности и стойкости женского характера. И впрямь ведь,
думал капеллан,существует множество других мужчин,которые с половой
точки зрения больше бы устроили его жену. Теперь, когда он задумывался
о смерти, он всегда думал о жене, а когда он думал о жене, всегда
боялся потерять ее.
Наконец капеллан собрался с силами, угрюмо насупился и заставил
себя зайти в соседнюю палатку за сержантом Уиткомом. Они отправились
на аэродром в сержантовом джипе. Чтобы не дрожали руки, капеллан сжал
кулаки и положил их на колени. Он стиснул зубы, стараясь не слушать,
как сержант Уитком радостно щебечет по поводу трагического
происшествия: двенадцать убитых означали еще двенадцать официальных,
за подписью полковника Кэткарта, писем соболезнования ближайшим
родственникам погибших. А это давало сержанту Уиткому основание на-
деяться, что на пасху в "Сатердэй ивнинг пост" появится наконец
статья, посвященная полковнику Кэткарту.
Над летным полем стояла тяжкая, давящая тишина, точно некий
волшебник околдовал и безжалостно сковал все вокруг. Благоговейный
ужас объял капеллана. Такой огромной, пугающей тишины капеллан еще
никогда не ощущал. Почти двести человек, усталых, исхудалых, с
растерянным и унылым видом, стояли с парашютными ранцами у ин-
структорской мрачной, недвижимой толпой. Казалось, они не желают, да и
не могут сдвинуться с места. Капеллан отчетливо слышал слабое
поскрипывание песка под своими каблуками. Глаза его метались по
застывшему скопищу поникших фигур. Тут он заметил Йоссариана и
безмерно обрадовался, но тут же застыл, пораженный мрачным,
пришибленным видом Йоссариана, глубоким отчаянием, которое он
прочитал в его остановившихся, точно подернутых наркотической дремой
глазах. И тогда капеллан понял, что Нейтли действительно мертв.
Пытаясь избавиться от этой мысли, он протестующе замотал головой, на
лице его отразилась мука, и всего его как будто парализовало. Ноги
оледенели, и он почувствовал, что сейчас рухнет наземь. Нейтли --
мертв. Все надежды на то, что это ложный слух, пошли прахом. Только
теперь он впервые различил едва слышимое бормотание толпы,
непрестанно и четко повторявшей имя Нейтли. Нейтли мертв -- мальчика
убили. Где-то в горле зарождался скулящий вой, подбородок задрожал,
глаза наполнились слезами,капеллан заплакал. На цыпочках он
двинулся к Йоссариану, чтобы с ним вместе разделить горе...
В этот момент чей-то грубый, жесткий голос властно произнес:
-- Капеллан Тэппман?
Капеллан удивленно обернулся: перед ним с вызывающим видом стоял
кряжистый, усатый, большеголовый полковник с гладкими розовыми
щеками. Вид у полковника был весьма задиристый. Прежде капеллану не
доводилось встречать этого человека.
-- Да. А в чем дело?
Пальцы полковника до боля стиснули руку капеллана. Он попытался
высвободиться, но безуспешно.
-- Пройдемте.
Озадаченный капеллан испуганно отпрянул:
-- Куда? Зачем? И вообще, кто вы такой?
-- Вам бы лучше подчиниться, святой отец. -- почтительно-печальным
тоном сказал худощавый майор с ястребиным лицом, неожиданно выросший
у другого плеча капеллана. -- Мы действуем от лица правительства. У нас
к вам несколько вопросов.
-- Какие вопросы? В чем дело?
-- Вы ведь капеллан Тэппман? -- резко спросил дородный полковник.
-- Это он, он, -- заверил Уитком.
-- Следуйте за ними! -- прикрикнул на капеллана капитан Блэк,
недобро ухмыляясь. -- Если желаете себе добра, садитесь-ка в машину.
