сведениями о Т.С.Эллиоте.
-- Ну а как наши тексты сегодня? -- решил заодно поинтересоваться
полковник Карджилл. -- Намного короче, чем прежде, верно?
-- Воды еще хватает, -- ответил Уинтергрин.
-- Нисколько не буду удивлен, если узнаю, что за всей этой историей
стоит генерал Дридл, -- признался наконец генерал Пеккем.
5. Вождь Белый Овес.
Доктор Дейника делил пятнистую от грязи палатку с Вождем Белый
Овес, которого презирал и боялся.
-- Он у меня сидит в печенках, --ворчал Дейника.
-- Ты бы лучше поинтересовался моей печенкой,--советовал Йоссариан.
-- Твоя печенка в порядке.
-- Вот сразу и видно, как мало ты смыслишь, -- пытался взять его на
пушку Йоссариан. Он поведал доктору о болях в области печени,
которые так встревожили сестру Даккит, сестру Крэмер и всех врачей в
госпитале, поскольку желтухи не было, а боли тем не менее не
проходили.
Доктор Дейника не проявил интереса к этому сообщению.
-- И это ты называешь неприятностями? -- сказал он. -- А что же в
таком случае сказать обо мне?
У доктора Дейники был когда-то свой медицинский кабинет. Приемную
украшали золотые рыбки и гарнитур мебели, столь же очаровательный,
сколь и дешевый. Все, что было можно, включая и золотых рыбок, Дейника
приобрел в кредит. На покупку всего остального, что в кредит не
продавалось, доктор раздобыл денег у родственников-скопидомов,
которые раскошелились в обмен направо участвовать в будущих прибылях.
Его кабинет помещался на Стэйтен Айленде в двухквартирной лачуге всего
лишь в четырех кварталах от паромного причала. А рынок, три женские
парикмахерские и две аптеки с жуликоватыми аптекарями находились и
того ближе -- в соседнем квартале. К тому же кабинет был в угловом
доме -- казалось бы, чего лучше? Но все это не помогало.
Население района все время оставалось постоянным, и люди привыкли
за долгие годы иметь дело с одними и теми же врачами. Стопка счетов
быстро росла, и скоро Дейника был вынужден расстаться с самыми нужными
медицинскими инструментами -- сначала с арифмометром, а затем и с
пишущей машинкой. Золотые рыбки подохли. К счастью, когда дело приняло
совсем мрачный оборот, разразилась война.
-- Это был дар божий! -- торжественно признался Дейника. -
Большинство других врачей вскоре оказалось на военной службе, и
буквально на следующее утро мои дела пошли на лад, То, что кабинет
находился на углу, наконец-то оправдало себя. Вскоре я обнаружил, что
на прием приходит пациентов даже больше, чем я могу принять. Я
договорился с обоими аптекарями и с их помощью стал получать с
пациентов гонорар больше прежнего. Соседство с женскими
парикмахерскими давало мне два-три аборта в неделю. О лучшем нельзя
было и мечтать! Но дальше произошло непоправимое. Из призывной
комиссии присылают парня, чтобы он меня освидетельствовал. Я был
запасником четвертой категории. Я весьма тщательно сам себя обследовал
и пришел к выводу о своей полной непригодности для военной службы.
Думаешь, моего слова им было достаточно? Ничего подобного! Не помогло
и то, что я врач, и то, что я поддерживал добрые отношения с
медицинским обществом округа и с местным "Бюро содействия бизнесу".
Они прислали этого малого, чтобы удостовериться, действительно ли у
меня ампутирована нога до бедра и правда ли, что я навечно прикован
к постели неизлечимым ревматическим артритом. Ах,Йоссариан, мы живем в
век всеобщего недоверия и полной девальвации духовных ценностей! Это
ужасно! -- патетически воскликнул Дейника.
Голос его дрожал от глубокого и неподдельного волнения.
-- Как это ужасно,когда любимое отечество относится с подозрением к
честному слову врача, практикующего по государственной лицензии!
Доктора Дейнику призвали, доставили пароходом на Пьяносу и
назначили хирургом авиачасти, хотя он панически боялся летать.
-- Не я жду неприятностей в самолете, неприятности сами меня там
ждут, -- говорил он, обиженно моргая карими глазами-бусинками.
Как раз в этот момент в палатку ворвался, нежно баюкая на груди
бутылку виски Вождь Белый Овес. С вызывающим видом он уселся между
Йоссарианом и доктором Дейникой.
Дейника встал и, не говоря ни слова, вынес свой стул из палатки.
Он не переваривал своего соседа по палатке. Вождь Белый Овес считал
Дейнику сумасшедшим. -- Не знаю, что творится с этим малым, -- заметил
он с укоризной. -- Безмозглый он, вот в чем штука. Будь у него хоть
капля мозгов, он схватил бы лопату и начал копать. Прямо тут, в
палатке, начал бы копать, прямо под моей койкой. И в одну секунду
нашел бы нефть. Неужели он не слыхал, как тот военный в Штатах
одним ударом лопаты добрался до нефти? Что он, не знает, что ли, что
случилось с тем парнем, как его звали? Будь он распроклят, этот
прыщавый крысеныш из Колорадо!
-- Уинтергрин.
-- Ага, Уинтергрин.
-- Он боится, -- пояснил Йоссариан. Вождь Белый Овес покачал
головой:
-- Тот вонючий сукин сын никого не боится.
-- А доктор Дейника боится. Вот в чем его беда.
-- Чего же он боится?
-- Он за тебя боится, -- сказал Йоссариан. -- Он боится, что ты
можешь помереть от воспаления легких.
-- Пусть боится, -- сказал Вождь Белый Овес. Его мощная грудь
затряслась от раскатов басовитого смеха. -- И умру, как только случай,
подвернется. Вот увидишь.
Вождь Белый Овес, красивый смуглый индеец из Оклахомы, с
массивным скуластым лицом и черными взъерошенными волосами, по
каким-то, одному ему известным, мистическим причинам решил умереть от
воспаления легких. Это был вспыльчивый, мстительный, озлобленный
индеец, который ненавидел иностранцев с такими фамилиями, как Кэткарт,
Корн, Блэк и Хэвермейер, и желал одного -- чтобы они убрались туда,
откуда явились их паршивые предки.
-- Ты не поверишь, Йоссариан, -- задумчиво сказал он, нарочно
повышая голос, чтобы позлить Дейнику, -- до чего же хорошо жилось в
нашей Стране, пока они не испохабили ее своим чертовым благочестием?
Вождь Белый Овес желал отомстить белому человеку. Он едва умел
читать и писать, но служил у капитана Блэка в качестве помощника
офицера по разведке.
-- А где мне было выучиться читать и писать? -- вопрошал Вождь Белый
Овес, снова повышая голос, чтобы услышал Дейника. -- В каком бы месте
мы ни ставили палатки, они тут же принимались бурить нефтяную сква-
жину. И где ни бурят -- находят нефть. И как только найдут нефть,
заставляют нас свертывать палатки и перебираться на новое место. Мы
были для них живыми магическими палочками.
( Существует поверье, согласно которому при помощи магической
палочки можно найти глубоко под землей подпочвенные воды или металлы.
-- Ред.)
Наша семья отличалась каким-то врожденным влечением к нефтяным
месторождениям, и скоро нас преследовали по пятам изыскатели,
подосланные всеми нефтяными компаниями мира. Мы кочевали без конца.
В этих условиях воспитать ребенка -- дьявольски трудная задача,
вы уж мне поверьте. Помнится, больше недели мы на одном месте не жили.
Да, его детские воспоминания были радужны, как лужа нефти.
-- Всякий раз, когда рождался новый Белый Овес, -- продолжал он, --
биржевые акции шли на повышение. Вскоре целые бригады бурильщиков со
всем оборудованием преследовали нас повсюду, наступая друг другу на
пятки. Компании начали объединяться, чтобы сократить число
изыскателей, приставленных к нашему семейству. Но толпа наших
преследователей все росла. Мы останавливались, и они останавливались.
Мы трогались в путь, и они трогались, со всеми своими полевыми
кухнями, бульдозерами, подъемными кранами и движками. Куда бы мы ни
шли, с вокруг нас бушевал деловой бум. Лучшие отели присылали нам
приглашения посетить их города, потому что за нами тащились орды
бизнесменов. Некоторые из этих приглашений были довольно заманчивы,
но мы не могли имя воспользоваться: ведь мы индейцы, а все лучшие
отеля. которые приглашали нас, не пускают на постой индейцев. Расовые
предрассудки -- жуткая вещь, Йоссариан. Я тебе правду говорю.
Вождь Белый Овес убежденно закивал головой:
-- И вот, Йоссариан, наконец это случилось -- начало конца. Они
зашли нам в лоб. Они пытались догадаться, где мы сделаем следующую
стоянку, чтобы начать бурить еще до того, как мы придем на это место.
Теперь мы не могли даже нигде остановиться. Бывало, только начнем
разворачивать одеяла, -- нас тут же сгоняют. Они в нас верили Еще не
согнав нас с места, они уже принимались бурить. И вот однажды утром мы
обнаружили, что нефтепромышленники окружили нас со всех сторон. Куда
ни кинь-- на вершинах всех холмов стоят нефтепромышленники,похожие на
индейцев, изготовившихся к атаке. Все кончено. На старом месте мы не
могли оставаться, потому что оттуда нас гнали, а вперед идти было
некуда. Меня спасла только армия. К счастью, в это время началась
война. Призывная комиссия выхватила меня прямо из сжимающегося кольца
нефтепромышленников и доставила живым и невредимым в лагерь Лоури-Филд
в штате Колорадо.Только я один и спасся.
Йоссариан знал, что Вождь Белый Овес врет, но не стал его
прерывать. С тех пор, утверждал Белый Овес, он не имел никаких вестей
от своих родителей. Впрочем, это обстоятельство не очень-то беспокоило
его, потому что он им только на слово верил, что он их сын.
Значительно лучше Белый Овес был знаком с судьбой их двоюродного
клана. Эти родственнички обманным путем прорвались на север и нечаянно
проскочили в Канаду. А когда они попытались вернуться, их остановили
на границе американские иммиграционные власти и не впустили обратно
в Штаты. Они не смогли вернуться, потому что были красные.
Это было ужасно остроумно, но Дейника все равно не рассмеялся.
Смешно ему стало, когда, вернувшись со следующего задания, Йоссариан
обратился к нему снова, без особой надежды на успех, с просьбой
освободить его от полетов. Дейника разок хихикнул и тут же погрузился
в собственные думы. Размышлял он о Вожде Белый Овес, который вызвал
его в то утро на соревнование по индейской борьбе, и о Йоссариане,
который, по-видимому, окончательно и бесповоротно решил сойти с ума,
-- Понапрасну тратишь время, -- вынужден был сказать ему Дейника.
-- Ну неужели ты не можешь освободить от полетов летчика, который
не в своем уме?
-- Разумеется, могу. Даже обязан. Существует правило, согласно
которому я обязан отстранять от полетов любого психически
ненормального человека.
-- Ну а тогда почему же ты меня не отстраняешь. Я псих. Спроси у
Клевинджера.
-- Клевинджер? А где он? Найди мне Клевинджера, и я у него спрошу.
-- Можешь спросить любого. Все скажут, что я псих.
-- Они сами сумасшедшие.
-- А почему ты и их тогда не отстраняешь от полетов?
-- А почему они не просят меня, чтобы я их отстранил?
-- Потому что они сумасшедшие, вот почему.
- Конечно, они сумасшедшие, -- ответил Дейника -- Разве я сам
только что не сказал, что они сумасшедшие? Ho ведь сумасшедшие не
могут решать, сумасшедший ты или нет.
Йоссариан грустно посмотрел на него и начал заход с другой
стороны:
-- Ну а Орр -- псих?
-- Этот уж наверняка.
-- А его ты можешь отстранить от полетов?
-- Могу, конечно. Но сначала он должен сам меня об этом попросить.
Так гласит правило.
-- Так почему же он не просит?
-- Потому, что он сумасшедший, -- ответил Дейника.
-- Как же, он может не быть сумасшедшим, если, столько раз побывав
на волосок от смерти, все равно продолжает летать на задания?
